Тори подумала о несчастной женщине в сарае из романа матери. Но это была всего лишь история. Вымысел. Хотя мама всегда брала сюжеты из газетных статей. Об этом писали критики. Что-то темное, холодное, маячившее на краю сознания, придвинулось ближе.

– Идем.

Отец повел Тори по тропинке, ведущей к большому дому, чьи окна сияли в темноте желтым теплым светом. Но он сделал всего лишь пару шагов, потом ахнул, согнулся пополам и прижал руку к виску.

– Папа? Что случилось?

Он открыл рот, как будто пытаясь что-то сказать. Но ничего не получилось.

Тори вцепилась в его рукав.

– Папочка, пожалуйста, скажи мне, что происходит.

Отец помахал рукой, пытаясь заставить язык работать.

– Я… в порядке. – Гейджу явно не хватало воздуха. – Ничего страшного, дорогая, это… пустяки.

Он медленно выпрямился, слегка покачнулся и ухватился за ее плечо, чтобы устоять на ногах. Ее замечательный папа тяжело оперся на дочь, ища в ней опору.

– Я… в порядке. Просто… очень устал.

Он выдавил улыбку, сделал несколько глубоких вздохов и попытался снова двинуться в путь. Но Тори ухватила его за рукав и остановила.

– Ты болен? – прямо спросила она.

Отец долго смотрел на нее. В деревьях у них над головами заухала сова.

– Тори, любовь моя. – Он нагнулся и убрал с лица дочери прядь длинных волос. – Все будет в порядке, только…

– Я слышала твой разговор с тетей Луизой, – призналась Тори. – Ты сказал ей, что слишком молод для выхода на пенсию. А она ответила, что в любой день может что-то случиться, поэтому мне придется поехать к ним на восток и пожить у них. Приезд на это ранчо никак не был связан с тем, что я натворила в школе, верно? Все дело в том, что ты болен и хочешь провести время со мной. Ты умираешь? Ты тоже меня бросаешь?

Гейдж негромко выругался и перевел взгляд на огни большого дома, как будто они могли помочь ему избежать разговора, к которому он не был готов. Но он оказался в ловушке, в темноте.

– Да, – наконец сказал он. – Я болен.

У Тори задрожали губы.

– Что с тобой?

– У меня рак.

– Рак?

Он взял дочку за руку и повел к скамье, стоявшей возле тропинки. Сел сам, привлек к себе Тори, заглянул ей в глаза. В неярком свете солнечных фонариков его глаза казались черными дырами, лицо осунулось.

Тори чувствовала дым костров, который приносил ветер. Она сосредоточилась на этом запахе, на том, как потрескивали на ветру сухие листья и ветки. Ей захотелось убежать, чтобы не слышать страшную правду.

– В январе прошлого года у меня диагностировали меланому. – Голос отца был низким, спокойным. Он явно был раздавлен. – Все начинается с маленькой родинки на теле, но этот рак может дать метастазы и быстро распространиться на другие части тела, если его вовремя не остановить.

Взгляд Тори остановился на отце, и она спросила:

– Он распространился?

На тропинке раздались шаги. К ним кто-то приближался. Сердце Тори забилось чаще.

– Гейдж? Это вы? – раздался голос Оливии, она подходила к ним со стороны домиков для персонала.

Тори железной хваткой вцепилась в руку отца, ее трясло.

– Скажи мне, – прошипела Тори, в отчаянии стиснув пальцы отца. – Быстро скажи мне, пока она не подошла к нам.

– Когда рак обнаружили, он уже распространился. На лимфатические узлы. На органы. И даже на мой мозг. Там у меня опухоль.

– Что это значит? Ее можно удалить?

Оливия подходила к ним все ближе.

– Да, – быстро ответил отец. – Все будет хорошо, но давай поговорим об этом после ужина, ладно?

– Ты врешь. Если все можно исправить, тогда зачем мне ехать к тете Лу?

Оливия вышла из тени.

– Гейдж, Тори, это вы, ребята?

– Позже, договорились? – прошептал отец. – Я все тебе расскажу.

Тори вырвалась и быстрым шагом направилась к большому дому.

– Тори! – позвал ее Гейдж.

Она стиснула кулаки и зубы и лишь ускорила шаг.

– Привет, Тори! – сказала Оливия.

Девочка сердито толкнула ее, проходя мимо по тропинке.

– Тори! – Гейдж с трудом поднялся со скамейки, когда между деревьями появилась Оливия.

Она бросилась к нему.

– Что случилось? Вы в порядке?

– Да. Я просто немного задохнулся. Иногда такое случается.

– Я только что видела Тори, она шла по тропинке, – сказала Оливия.

Он крепко прижал руку к губам, его глаза сверкали от сдерживаемых чувств. Когда-то он чувствовал себя сильным, ему все было подвластно. Хороший коп. Хороший защитник своей семьи, которую он хорошо обеспечивал. Он чувствовал себя счастливым. А теперь он еле держится, стал похож на тряпичный мяч. Внутри он чувствовал себя напуганным, маленьким мальчиком с фермы в Альберте, каким был пятьдесят шесть лет тому назад. Все эти годы он вытаскивал себя из прерий, он стал офицером полиции, опытным детективом, расследовал убийства, руководил отделением, и все заканчивается вот так? Конец. Как справиться с этим, когда ты видишь, что этот Конец надвигается на тебя, словно товарный поезд?

Мелоди помогла бы ему все спланировать. Они обсудили бы, как с этим справиться, выработали бы стратегию. И Тори осталась бы с матерью. Мелоди не должна была умирать первой.

Оливия осторожно коснулась его руки.

– Хотите поговорить, Гейдж?

Он едва сдержался, чтобы не расколоться, не рассказать ей обо всем. За этой женщиной он издалека следил все эти годы, с того дня, как ее нашли на той лесовозной дороге. Полуголую, в бреду. Она была бойцом. Эта женщина знала, что такое боль, и понимала, что такое травма. Она была так тесно связана с его собственным прошлым, а теперь еще и с будущим. Желание поделиться с ней, немедленно признаться во всем было неожиданно сильным и поглощающим.

– Я могу вам чем-то помочь?

Гейдж встретился с ней взглядом. Красивые глаза. Даже в темноте он ощущал ее красоту, внутреннюю и внешнюю.

– То, что вы сегодня сделали для Тори… это неоценимо. Спасибо.

Его искренность и серьезность, казалось, пригвоздили Оливию к месту. Она не отвела своего взгляда.

– После смерти матери в ней появилась агрессия, и это меня по-настоящему беспокоило. Но то, как вы с ней обращались, как вышли из ситуации со стрекозой, то, что она решила в конце концов выпустить рыбу… – Голос Гейджа задрожал от эмоций и прервался. Бертон смутился.

– Всегда пожалуйста, – негромко ответила Оливия.

Она взяла Гейджа под руку.

– Идемте. Я завтра покажу ей, как вязать мушку в форме стрекозы. Или, возможно, ей захочется помочь Эйсу находить оставленные предметы. Мне показалось, они друг другу понравились, – с улыбкой сказала Оливия.

У Гейджа дрогнуло сердце. В этом мире еще была любовь для Тори. У его дочери будет возможность двигаться дальше.

«Ты все сделал правильно, Гейдж, привезя ее сюда. Решив довести дело до конца…»

В кустах хрустнула ветка. Гейдж и Оливия застыли. Прислушались. Должно быть, кошка пробежала в темноте.

Коул поставил ноутбук на зарядку. В библиотеке царил полумрак, свет шел только от огня в камине и от единственной лампы с абажуром из шкуры. Коулу не терпелось зарядить компьютер, чтобы закончить поиск материалов по убийствам в Уотт-Лейк и больше узнать об Оливии.

Он подошел к большому панорамному окну библиотеки, глубоко засунул руки в карманы, задумался, всматриваясь в сгущавшиеся сумерки.

Звон старинного металлического треугольника, созывавшего гостей к ужину, вернул Коула в прошлое, в то время, когда Джимми был жив. Тогда им обоим позволяли работать вместе с ковбоями, и к вечеру мальчишки были голодными, словно волчата. Им разрешали ужинать вместе со взрослыми ковбоями, и это доставляло особое удовольствие. В то время Коул мечтал пасти скот, работать на этом ранчо вместе с отцом и братом. Его охватила ностальгия.

Коул ненадолго задумался о возможности выбора и о том, смог бы он на самом деле работать на ранчо, если бы захотел. Губы дрогнули в кривой улыбке. От него не ускользнула ирония происходящего. Теперь, когда он обдумывал мысль о том, чтобы остаться, земля отходила Оливии.