Мэддокс потянулся к портфелю, стоявшему на полу, и вынул оттуда пластиковую папку с какими-то бумагами.

– Я сделал для тебя копии. – Вынув листки из файла, он протянул их Энджи, и Паллорино увидела, что это сканы страниц, плотно исписанных мелким-мелким почерком, будто бумаги было совсем мало, а слов – много.

– Что это?

– Жасмин Гулати жить не могла без личного дневника. Она и в контейнере продолжала все записывать на крошечных клочках бумаги, которые прятала под досками пола под топчаном, который сколотил ей Аксель. Здесь подробно описаны первые дни взаперти после того, как ее нашел Аксель, а также беременность и роды. Аннелиза нашла бумаги Жасмин, прочитала и поняла, что она не единственная жертва, которую держали в этом контейнере. Она находила утешение, читая записи Жасмин. Йенсен так и сказала канадской полиции: слова Жасмин дали ей надежду, с ними было не так одиноко, они помогали ей жить и не отчаиваться, потому что когда она читала, то верила или хотела верить, что Жасмин удалось сбежать.

– То есть это сканы тех мятых бумажек, которые Аннелиза затолкала под платье?

Мэддокс кивнул.

– Мы их нашли в бардачке разбитой «Субару». Аннелиза прятала их от Акселя и забрала с собой, когда начался пожар. Хотела спасти.

Энджи выдохнула, надув щеки, глядя на листки у себя в руках. Одно предложение было подчеркнуто:

«В неволе я родила Тебя, моя малютка. Я выжила ради Тебя и назвала тебя Клэр».

У Энджи даже слезы выступили. Она медленно подняла глаза:

– А Клэр уже знает?

– Да.

– И что профессор Харт ее отец?

– Да, ей сказали.

– Он точно ее отец? Ведь нельзя же исключать, что Гаррисон или Аксель тоже могли…

– Клэр и Даг Харт сдали образцы ДНК для экспресс-анализа. Клэр – дочь Дугласа Харта и Жасмин.

– Мне надо с ней повидаться.

– Она никого не хочет видеть, и особенно, представь, тебя.

Энджи закрыла глаза. В голове неприятно шумело.

– Я знаю, что она чувствует, Мэддокс. Я-то прекрасно знаю, каково это, когда привычная жизнь, весь твой мир оказывается ложью. Я побывала в такой ситуации и могу помочь Клэр. Мне обязательно надо с ней поговорить.

Мэддокс погладил Паллорино по руке.

– Ты ее не торопи, Эндж. Ей сейчас очень больно. Она, можно сказать, осиротела. Люди, которых она считала родителями, фактически оказались ее похитителями. Ее мнимый дядя убил ее родную мать, а человек, которого она всю жизнь считала отцом, помогал закапывать труп. Сводная сестра, которой приходится ей Иден Харт, столкнула ее родную мать в Наамиш в попытке убить Жасмин и ее нерожденного ребенка. Клэр знает, что это ты все вытащила на свет. Возможно, она никогда не сможет этого простить. А сейчас она тебя просто винит во всех несчастьях.

В дверь постучали. На пороге палаты стояла Джинни в черном шерстяном пальто с красным шарфом и с Джеком-О под мышкой.

– Энджи, – прошептала она и торопливо подошла к кровати. Мэддокс забрал пса, а Джинни расцеловала и обняла Паллорино: – Слава богу, ты в порядке! – Она виновато взглянула на отца. – Энджи, прости, но я ему сказала о платье, пока мы сюда ехали. Когда нам сообщили, что ты в больнице, врачи ведь ни за что не ручались… – Джинни, задохнувшись, снова поглядела на отца. – Мы не знали, выкарабкаешься ли ты. Папа себе места не находил всю дорогу, и это единственное, что его немного отвлекло и поддержало. Я рассказала об отце Саймоне, о соборе и как наш хор будет петь на вашей свадьбе. Ну, то есть если вы, конечно… – Синие, как у Мэддокса, глаза встревоженно сверкнули.

– Джин, Джинни, перестань, – растрогавшись, Энджи взяла девушку за руку. – Я тебя очень люблю, все в порядке, перестань, я все понимаю… – Она взглянула на Мэддокса, вдруг не на шутку заволновавшись при виде непонятного выражения его лица. – Я всех вас так люблю, – прошептала она, – даже эту псину жуткую… – Она шмыгнула носом и вытерла глаза, стараясь сдержать переполнявшие ее эмоции от сознания, что она чудом осталась жива, и оттого, что эти двое и собака сейчас с ней. – Я хочу, чтобы вы всегда были рядом.

Мэддокс смотрел на нее. Энджи сглотнула.

– Джеймс Мэддокс, ты женишься на мне?

– Па-ап, – поспешно сказала Джинни, забирая у него пса. – Я отлучусь на минуту, Джеку-О нужно пописать.

Мэддокс не возражал, покорно отдав собаку. Джинни бросила на отца обеспокоенный взгляд и заверила Энджи:

– Все будет хорошо.

Когда она вышла, Паллорино сказала:

– Мэддокс, ты бы ответил что-нибудь, а то мне тревожно.

Он взял ее за руку и снова покрутил кольцо.

– Ты его подогнала.

Энджи кивнула.

Его глаза заблестели, а лицо исказилось, будто Мэддокс сдерживал цунами чувств.

– А что изменилось, Энджи? – спросил он. – Что-то действительно поменялось? Или ты сейчас любишь весь мир оттого, что осталась жива?

– Ну, кольцо-то я отдавала подгонять не в эйфории, Мэддокс. Я кое-что поняла за последние недели. Я всегда этого хотела – ну, чтобы я и ты… чтобы мы были вместе. Наверное, мне надо было разобраться со своим страхом.

– Страхом перед обязательствами?

– Нет, страхом, что меня снова бросят. Мне казалось – вот я признаюсь, как сильно я тебя люблю и хочу, а ты потом уйдешь от меня.

– Энджи!

– Ты уж дай мне договорить. Я думала, что разобралась со своими комплексами, но вместе с работой в полиции я потеряла и свою независимость, прежнюю уверенность, которая и так здорово пошатнулась, когда я узнала правду о моем прошлом. Я шла в отношения из такой невыгодной, психологически уязвимой ситуации, что… Сейчас я могу честно сказать – это был страшный период. Возможность обеспечивать себя, жить в собственной квартире, знать, что меня уважают на работе, – все это разом исчезло. Я и не подозревала, каким глубоким и важным стимулом было для меня ощущение независимости и контроля над своей жизнью. Кресло частного детектива подо мной тоже шаталось, и вскоре меня вышибли и из «Прибрежных расследований».

– Быть с тобой, Энджи, и создать семью – это не про то, чтобы отнять у тебя независимость. Скорее это как стать командой и вместе решать жизненные трудности.

Энджи дотянулась за салфеткой на тумбочке и высморкалась.

– Знаю. Просто в глубине души жил цепкий страх, что ты от меня уйдешь, если я вдруг все тебе отдам. – Она снова высморкалась. – А твой вопрос, хочу ли я детей, меня просто оглушил, потому что я этого тоже очень боюсь. Как это: я – и вдруг мать?

– Из тебя выйдет прекрасная мать.

– Перестань.

Угол рта Мэддокса пополз вверх, в глазах заплясали веселые искры.

– Если ты не передумал, – прошептала Энджи, – если ты готов мириться с моим ужасным характером, то я очень хочу за тебя замуж, Мэддокс. Теперь я действительно верю в наше общее будущее. Будь что будет. Вместе мы и вправду сможем выдержать все, что угодно, пока смерть не разлучит нас.

Лицо Мэддокса сморщилось, из глаз выкатились слезинки. Наклонившись, он поцеловал Энджи в губы, и она ощутила соленый вкус его слез. Мэддокс прошептал ей на ухо:

– Ты такая упрямая, вечно делаешь все наоборот. Ты и предложение сама решила сделать.

Энджи улыбнулась и вытерла щеки.

– Ты же сказал мне не приходить, пока я не буду уверена! – И тут же она посерьезнела. – Вот теперь я уверена, Джеймс Мэддокс. Если ты не передумал, давай поженимся двадцать седьмого апреля, в субботу, в главном соборе Виктории. Платье у меня уже есть, отец обещал повести меня к алтарю… – Она помолчала. – А мама, наверное, будет петь вместе с Джинни и ее хором.

– Ты им сказала? – тихо спросил Мэддокс.

– Я сказала – может быть.

Мэддокс помолчал, справляясь с волнением.

– Да, Энджи Паллорино, – хрипло ответил он. – Пока смерть не разлучит нас. – Он многозначительно поглядел на нее мокрыми синими глазами. – Только не пытайся ее ускорить. Нам бы сейчас малость передохнуть от треволнений.

Энджи засмеялась от облегчения и любви. Мэддокс поцеловал ее в губы, и она словно вернулась домой. До этой минуты Энджи не знала, что это такое, но вдруг поняла: дом – эти твои близкие. Дом – это те, кого ты любишь. И семью можно построить из самых разных составляющих, независимо от прошлого – или как раз благодаря ему.