По правилам, основное место преступление там, где жертва была найдена (в данном случае кладбище), однако собственно преступление началось в тот момент, когда преступник впервые перешел от намерения к действию. Стало быть, к месту преступления можно отнести любой участок, где отыщутся какие-либо следы. Энджи очень надеялась что-нибудь найти.

Выключив мотор, она натянула шапку, но не успела взяться за ручку двери, как запиликал сотовый. Звонил отец. Энджи не стала отвечать – сейчас включится автоответчик – и вместе с Хольгерсеном вышла из машины.

– Так, давай пройдемся ее маршрутом. – Энджи, зорко оглядываясь, медленно поворачивалась на месте. Висел плотный туман, низкое небо плевалось мокрым снегом. – Здесь она вышла из автобуса. «Синий барсук» вон там, у воды, за этими домами.

– Это заброшенная газовая станция начала девятнадцатого века, – сообщил Хольгерсен, мазнув лучом фонарика по ближайшему из двух кирпичных строений. – Скоро будут сносить и возводить новый квартал, вон схема на стене висит…

– Откуда ты знаешь, что раньше это были газовые станции? – удивилась Энджи.

– Я тебе говорил, Паллорино, я много чего знаю.

Удивленно двинув бровью, Энджи осветила старые шпалы, уложенные вдоль стены по периметру здания. Шпалы заросли гигантскими сорняками, засыпанными мокрым снегом.

– Значит, Драммонд идет отсюда туда. – Энджи направилась по тротуару, Хольгерсен пошел за ней. – Смена начинается в полседьмого, автобус опоздал, поэтому она спешит. Холод, ветер, мокрый снег. Драммонд идет, нагнув голову, в ушах наушники, ничего вокруг не замечает…

– Да, но на дороге полно машин, – вставил Хольгерсен.

– Ты вспомни, какая вчера погода была, – отозвалась Энджи. – Водители наверняка не по сторонам глазели, а внимательно следили за дорогой. – На углу квартала она сверилась с часами. – Так, от остановки две минуты. – Свернув за угол, они увидели аккуратную парковку с фонарными столбами, стилизованными под газовые фонари, и кафе-пекарню с неоново-синим комичным барсуком на окне. Яркий теплый свет наполнял абажуры ламп на маленьких столиках… – Вот и пришли. – Детективы поднялись по ступенькам на террасу и остановились у стеклянных дверей. – Только Драммонд сюда не дошла. С ней что-то случилось по дороге.

Хольгерсен взялся за ручку двери, но Энджи, повинуясь неясному побуждению, обернулась и всмотрелась куда-то за край освещенной парковки. Кирпичные строения газовой станции с заколоченными окнами казались отсюда мрачными, зловещими громадами. Вдруг резкий порыв ветра сдул туман, клубами наползавший с воды, и между заброшенными домами открылся узкий проход, в начале которого спиной к Энджи стояла девочка в розовом платье – светящаяся и почти парящая в воздухе.

Ребенок медленно повернул голову и взглянул на нее через плечо. Лицо белело в темноте. Девочка протянула вперед правую руку – в левой она держала маленькую корзинку:

«Пойдем в рощу поиграть… Пойдем играть…»

Внутри Энджи рос темный ужас. Девочка звала за собой, и Энджи будто что-то потянуло во мрак узкого переулка, словно ее вели за невидимую леску. Против воли она сделала шаг к привидению.

– Паллорино, ну ты идешь? – Хольгерсен уже открыл дверь кафе, откуда вместе с теплым воздухом вырвались музыка и смех.

– Что? Да, да… Слушай, сходи опроси, не видел ли кто вчера Драммонд. Задай обычные вопросы – не было ли у нее проблем, не делилась ли своими страхами в последнее время, не было ли конфликтов с клиентами, коллегами или бойфрендом… А я кое-что проверю. – Энджи быстро спустилась с крыльца и исчезла за пеленой тумана и мокрого снега.

– Паллорино! – окликнул Хольгерсен и выругался, не дождавшись ответа.

«Пойдем играть… пойдем…»

Шепот слышался громче, в переулок влекло с неодолимой силой, и Энджи перешла на бег, спеша к черному зияющему проходу между зданиями, хотя все ее тело, каждая клетка кричала ей, что надо бежать и спасаться.

«Беги, беги! Утекай, утекай!»

Странные слова отдавались в ушах: некоторые походили на искаженный английский, будто ребенок коверкает, и означали приглашение к игре, зато другие фразы казались иностранными, хотя Энджи почему-то понимала их значение – мчись отсюда со всех ног, не медли!

С бьющимся сердцем она ступила в переулок и остановилась: девочка в розовом оказалась вдруг в дальнем конце прохода – невозможное розовое светящееся пятнышко, она снова куда-то манила вытянутой ручкой.

Туман заклубился, затем его унесло порывом ветра, и девочка исчезла.

Энджи с трудом перевела дыхание. От пота щипало верхнюю губу. В кирпичном ущелье царил непроглядный мрак – даже стены были черными от копоти и мха. Энджи снова включила фонарик. По проходу тянутся старые шпалы. Между ними блестят осколки стекла, валяется пустая бутылка, и все тонет в мокром снегу. Энджи медленно двинулась вперед. Гравий и прихваченная морозом слякоть хрустели под подошвами.

Луч фонарика отскакивал от стен, выхватывая выступы и щели, отчего тени беспорядочно метались вокруг. Что-то живое шмыгнуло по ботинку, и Энджи ахнула, инстинктивно дернувшись к кобуре на боку. Крыса скрылась в сточной трубе, уходившей куда-то вниз из маленького углубления в стене. Всего лишь крыса… Овладев собой, Энджи двинулась дальше, туда, где ей в последний раз привиделась девочка. Переулок вывел на широкий пустырь – из снежной каши торчали травяные кочки и колючие кусты. Над водой ревела сирена. Энджи посветила вокруг – девочки в розовом нигде не было.

Конечно, никакой девочки нет.

У нее галлюцинации, как у Мириам. Значит, она заболевает. Но отчего она кинулась за явным плодом воображения? Энджи не на шутку испугало, что галлюцинации могут быть сильнее логики. Она уже решила вернуться к освещенному теплому кафе, как вдруг увидела впереди заднюю стену автобусной остановки и свою «краун вик», припаркованную рядом. Тут-то ее и осенило.

Она взглянула на переулок новыми глазами: Драммонд наверняка срезала здесь дорогу. Злоумышленник мог оставить машину на этом пустыре – сюда можно свернуть из другого переулка, ближе к берегу. И ни единого фонаря.

Светя себе под ноги, Энджи начала искать следы. Отпечатки протекторов, оставленные прошлой ночью, уже залеплены мокрым снегом, поэтому она пошла назад, дюйм за дюймом осматривая землю. Ничего. Она вновь вошла в узкий технический проход между заброшенными зданиями газовой станции и остановилась, представив, что она – Грейси Драммонд, только что вышедшая из автобуса и спешащая на работу. Девушка, наверное, пригнула голову, стараясь защититься от ветра, запахнула пальто и высоко подняла воротник. Шапка натянута на уши, а сами уши заткнуты наушниками – музыку слушала. Наверняка Грейси почти бежала через этот переулок – во‑первых, автобус опоздал, а во‑вторых, ей наверняка было не по себе в этом темном, безлюдном ущелье.

Может, она всегда выгадывала здесь лишние минуты, если, по словам Воэна, автобус постоянно отставал от графика? Может, кто-то знал об этой привычке и вчера поджидал Грейси? Тогда это не случайность, а преднамеренное, спланированное преступление!

Энджи низко опустила голову, как сделала бы Драммонд, и пошла, внимательно глядя под ноги. Она замерла на полушаге, когда на земле что-то блеснуло: ее недавний след, отпечатавшись в снежной каше, позволил увидеть маленькие белые наушники с обрывком провода. Энджи подняла голову: оказалось, она опустилась на корточки у самой ниши, где скрылась крыса. Ниша в стене достаточно глубока, чтобы в ней, прижавшись к кирпичам, мог спрятаться преступник. Он мог выскочить перед Драммонд или пропустить и оглушить ударом сзади. Наушники были вырваны из ушей, и провод оборвался во время борьбы – судя по следам на руках и теле, Грейси Драммонд отчаянно защищалась. Но ведь не молча же она дралась?

Выпрямившись, Энджи крикнула во весь голос, проверяя звук в этом кирпичном ущелье. Голос прозвучал едва слышно, заглушенный мхом, лишайниками и слоем слякоти на земле. Даже если Драммонд удалось закричать, на вчерашнем ветру ее бы не услышали. Она была совершенно одна и без защиты.