Флинт кивнул Мэддоксу, который открыл на ноутбуке файл и нажал кнопку. Смарт-экран ожил. Присутствующие в напряженном молчании слушали, как Мэддокс скупо перечислял основные факты, выявленные в ходе расследования. Дождь снова застучал по стеклам. Злобно завыл ветер, вырываясь из-за углов и выступов здания управления. С моря послышалась тягучая сирена: приближался новый шторм.

Мэддокс указал на фотографии, появившиеся на экране:

– Шесть молодых девушек с татуировками в виде штрихкодов насильно удерживались на борту «Аманды Роуз».

Истощенные лица, затравленные глаза. Все темноволосые, только одна блондинка. Под фотографиями были изображения соответствующих татуировок на шее каждой.

– София Тарасова, – указал Мэддокс на первый снимок, – убита сегодня около часа ночи. Точная причина смерти неизвестна, так как вскрытие отложено. Отрезан язык. Тарасова, родом из Новгорода, единственная из потерпевших, кто дал показания. По ее словам, им угрожали отрезать языки, если они заговорят.

Иден и Боудич многозначительно переглянулись.

Мэддокс снова нажал кнопку на ноутбуке, и на экране появилась большая карта.

– Со слов Тарасовой удалось воссоздать возможный маршрут, по которому девушек ввезли в страну, – Мэддокс пальцем провел по смарт-экрану линию, соединяя Прагу и Владивосток над самой границей с Южной Кореей. – Из Владивостока двадцать девушек вывезли на траулере, предназначенном для ловли краба. В международных водах их пересадили на грузовое судно, следовавшее под южнокорейским флагом. – Новая черта, на этот раз к Южной Корее. – Тарасова рассказала, что одна из девушек скончалась в пути, осталось девятнадцать. Они останавливались, по догадкам Тарасовой, в одном из портов Южной Кореи. Мы считаем, возможно, в Пусане. Тарасова говорила, что затем их отвезли в Китай, а оттуда через Тихий океан… – детектив прочертил длинную линию по экрану, – …в порт Ванкувер.

Он перевел дух.

– Адский маршрутец, – буркнул Хольгерсен.

Мэддокс продолжал:

– Детектив Хольгерсен обратил внимание, что этот путь совпадает с традиционным маршрутом импорта дальневосточного краба, легально и нелегально выловленного в российских водах. В этой сфере у них традиционно заправляет организованная преступность – так называемая крабовая мафия, тесно связанная с местными органами власти. – Он снова нажал кнопку, и на экране появилось изображение голубой татуировки в виде краба. – Тарасова описала эту татуировку полицейскому художнику. Точно такие же набивают себе участники крабовой мафии. Тарасовой удалось заметить такой знак на одном из своих похитителей в Праге, на матросе с траулера во Владивостоке и на сутенере, который действует, судя по всему, где-то у побережья Британской Колумбии, где девять девочек, доставленных из Владивостока, держали примерно месяц. На этой неустановленной квартире шестеро из девяти девочек были проданы или, если хотите, сданы напрокат Веронике Саббонье, владелице борделя «Вакханалия»», оказывавшего услуги на борту «Аманды Роуз». На борту яхты девушки со штрихкодами попали в Викторию.

Констебль Иден что-то пометила у себя в блокноте. Боудич спешно набирал в телефоне сообщение. Мэддокс ждал. Боудич посмотрел на него с заученно-благодушным видом, но Мэддокс видел обостренный интерес, даже азарт, в глазах обоих гостей.

Иден кашлянула и подалась вперед:

– А Тарасова не говорила, как они попали из порта на ту квартиру на побережье?

Мэддокс шумно вздохнул, взглянул на Хольгерсена, затем на Флинта – и обошел этот вопрос.

– У нас есть показания, полученные после сделки с задержанным помощником Саббонье Зейденом Камю. Этот Камю, который, кстати, идентифицирует себя как женщину, заявил, что русским поставщикам «живого товара» помогают «Ангелы ада» – среди портовых грузчиков в Ванкувере есть члены этой банды. Они помогали выводить полуживых пленниц из грузового контейнера и организовали перевозку «товара» в неустановленную квартиру на побережье.

Иден и Боудич заметно напряглись.

– Мы сами еще раз допросим Камю, – сказала Иден. – И, в соответствии с договоренностью, заберем все письменные показания, записи допросов, вещественные доказательства, пятерых девушек со штрихкодами и…

– Камю до суда переведут в тюрьму в Большом Ванкувере, – перебил Флинт. – Информацию она предоставила на определенных условиях, одним из которых был перевод в женскую тюрьму. – Он сделал паузу. – Сделка с Камю предусматривает помощь в раскрытии преступлений, совершенных на острове Ванкувер, которые расследуем мы, полиция Виктории!

– А теперь будем расследовать мы, – сказал Боудич, начиная отодвигаться на стуле.

– Ваша объединенная следственная группа… Что входит в ее компетенцию? – неожиданно спросил Мэддокс, подавшись вперед и упираясь кулаками о стол. Он поглядел в глаза Боудичу, затем Иден. – Какие цели вы преследуете?

– Боюсь, я не уполномочен делиться этой информацией в отсутствие у вас необходимого допуска, – ответил Боудич. – Это секретнейшая межведомственная операция с участием международных и национальных агентств и специализированных местных подразделений. В одно расследование объединены несколько дел, которые в разработке уже не первый год. Некоторые агенты работают под прикрытием, и ради их безопасности я не имею права раскрывать подробности.

Мэддокс рассвирепел. Внутри у него все сводило от ярости при воспоминании о трупе Софьи Тарасовой и полуживой Джинни, замотанной в пленку и подвешенной под эстакадой. Он никогда не сможет забыть изувеченные тела Фейф Хокинг и Грейси Драммонд, лежавшие на металлическом столе О’Хейган. Юные уроженки Виктории попали в сети клуба «Вакханалия», где привлекли, на свою беду, внимание «Крестителя», укрываемого Саббонье и Камю. Без их покровительства маньяк не имел бы возможности совершать свои кровавые преступления.

Иногда, думал Мэддокс, сверля взглядом двух матерых полицейских, юных девочек убивают не только маньяки, но и бюрократия, гордыня, местничество. Если сейчас отдать все материалы дела, родственники Грейси и Фейф не дождутся правосудия – местные мажоры, удушившие Фейф Хокинг, не сядут за решетку, потому что Боудич и Иден интересует улов покрупнее. Сложнейшее дело, распутанное полицией Виктории, которому Мэддокс и его коллеги отдали многие часы своей жизни, Энджи, возможно, пожертвовала своей карьерой, а Джинни едва не рассталась с жизнью, станет не более чем разменной монетой и будет заметено под ковер в какой-нибудь выгодной сделке с правосудием.

Понизив голос, он сказал:

– Мы сможем вам существенно помочь, если будем знать направление вашего расследования.

– Ага, – подхватил Хольгерсен, передвинув жвачку из-за одной щеки за другую. – Может, у нас свои теории имеются, которые пока в одно не складываются, но если бы мы знали больше – та-дам! – разные важные мелочи, которых вы как раз обыскались, вдруг встали бы на свои места.

Боудич сузил глаза. На щеках двинулись желваки.

– Если это намек, что вы утаиваете информацию или версии, мне придется…

– Утаивание информации вами, – хладнокровно произнес Мэддокс, как скальпелем разделывая Боудича взглядом, – стоило жизни Софии Тарасовой.

В комнате вдруг стало нечем дышать. Боудич кашлянул, нарушая давящую паузу:

– Это…

– Позволю себе предположить, что где-то есть и другие девушки со штрихкодами, татуированные секс-рабыни, о которых вам известно, – перебил Мэддокс, покосившись на Флинта. – Здесь, на североамериканской почве. И до них также дотянулась русская мафия. У них тоже вырезали языки? Небось как раз когда девушки решились помочь полиции?

Гости промолчали.

– Вы оба отлично сознавали степень риска для Софии Тарасовой и остальных пяти потерпевших, – жестко сказал Мэддокс. – Вместо того чтобы сразу нас проинформировать – мы ведь могли многократно усилить меры безопасности в больнице, – вы назначили эту встречу, – он показал рукой между ними, – чтобы приехать и поглядеть, что у нас есть, а сами тем временем подводили правовую основу для передачи расследования вам. – Мэддокс помолчал. Снаружи, в густом тумане, заворчал гром, и дождь хлынул стеной. В потемневших стеклах отразились сидящие в комнате. – Вы еще даже не доехали сюда, как Тарасову убили. Это почерк мафии. – Снова тишина. – Ее гибель на вашей совести, и я могу это доказать.