Репортеры также хотят поговорить со мной. Мой телефон разрывается от звонков. Сегодня утром женщина-репортер из Global TV вышла в эфир с сенсационным сообщением, что я являюсь дочерью Клэйтона Джея Пелли и что мой отец был убит в тюрьме. Информация становится вирусной. Я и мой подкаст попали в историю.

Реверберация. Это одно из последствий расследования в живом эфире: волновой эффект, который распространяется в реальном времени. Старое уголовное дело, которое казалось давно раскрытым, превратилось в жаркую новость, затрагивающую живых людей.

Джио возвращается из кафетерия с двумя большими пластиковыми стаканами кофе. Его глаза сверкают от волнения.

— Думаю, я только что видел Мэдди и ее девочек в кафетерии, — приглушенным голосом сообщает он и садится рядом со мной, чтобы никто не мог подслушать. — Я держался позади, когда медсестра уводила девочек по коридору, и слышал, как кто-то сказал, что с их матерью все в порядке, но очень грустно, что так сложилось с их отцом.

Слава богу. Я отворачиваюсь, мне хочется плакать. Я больше не управляю тем, что выпустила на волю. И какой бы волнующей и увлекательной ни была эта история, теперь я ошеломлена и напугана. Я думаю о предупреждении Рэйчел в кафе-ресторане.

Вы не можете отправить это в прямой эфир. Это… не полная картина. Нельзя предавать это огласке, пока мы не узнаем всю правду. Если вы выпустите это наружу… оно причинит непоправимый ущерб и приведет к непредсказуемым последствиям.

Была ли я слишком опрометчивой? Безответственной? Нужно ли было провести более глубокое расследование, прежде чем выпускать в эфир последний эпизод?

— Рэйчел советовала мне придержать выпуск четвертого эпизода, — тихо обращаюсь я к Джио. — Она сказала, что я еще не осознала полную картину этой истории и что люди могут пострадать. Я… я просто не думала, что дело может так обернуться. Люди в горящем доме. Маленькие дети едва не погибли. Другие дети в опасности и находятся в бегах вместе с матерью, которая может быть убийцей. Что я натворила?

— Эй, — тихо говорит Джио. Он ставит свой кофе на столик перед нами, обнимает меня и привлекает к себе. И я опять позволяю ему сделать это и дивлюсь тому, какое уютное впечатление это производит. Меня будоражит ощущение теплого контакта и чувство общности. Связанности. Мне нужен этот мужчина: просто я до сих пор не сознавала, как сильно он мне нужен. Мне одновременно кажется, что я очень хорошо знаю Джио и совсем не знаю его.

— Ты ничего не могла изменить, Трин. — Он отводит волосы с моего лба. — Этот клип… он уже был поставлен в сетку вещания до того, как ты узнала о гибели Клэйтона. Он вышел в эфир прежде, чем ты встретилась с Рэйчел в том ресторане. Ты не могла забрать информацию у тех, кто уже получил ее.

Я тру лицо ладонями.

— Возможно, мне следовало с самого начала придержать его, чтобы лучше разобраться в контексте. Я беспокоюсь за этих детей, Джио. За детей Бет. — Я удерживаю его взгляд и шепчу: — Как думаешь, Бет и тот мужчина, который забрал ее детей, организовали убийство моего отца?

— Ты делаешь поспешные выводы, Трин, — говорит Джио.

— Полиция ищет автомобиль с рисунком в виде паутины на борту. Байкерская шайка «Всадники дьявола».

Он смотрит на кучку репортеров, собравшихся за окнами. Ветер треплет их волосы и раздувает полы пальто.

— Да, — шепчет он. — Думаю, это возможно. Если Бет была на том мосту, она могла иметь за душой нечто действительно страшное, о чем следует молчать. Достаточно страшное, чтобы воспользоваться связью со «Всадниками дьявола» для покушения на твоего отца, а потом удариться в бега вместе с детьми, оставив позади своего мужа и прежнюю жизнь.

— Бедный Джонни.

— Да.

Я вижу Рэйчел, идущую по коридору в сторону прихожей. Она торопится к выходу. Вижу тот момент, когда она замечает за окном толпу репортеров. Она резко останавливается, словно перед стеной. Она явно растеряна.

Я вскакиваю и устремляюсь к ней.

— Рэйчел…

Она разворачивается на месте. Ее лицо напрягается, когда она видит меня. Она выглядит измученной и опустошенной, загнанной в ловушку.

— С Мэдди все в порядке?

Она молча смотрит на меня. Впитывает мое настроение. Впивается в меня лазерным взглядом. Шум за больничными окнами отступает на задний план. На какой-то момент мы с ней остаемся наедине, запертые в капсуле времени. Я опасаюсь худшего. Неужели ее дочь не выжила?

— Я… Джио видел девочек, Лили и Дейзи, — говорю я. — Я знаю, что с ними все хорошо. Но…

— Даррен мертв.

У меня кружится голова. Ответственность за происходящее — не этого ли я хотела? Находить и распутывать тайны этого городка, пока правда о той давней ночи не выйдет наружу.

— А… Мэдди?

— Она поправится. — Рэйчел колеблется. Ее взгляд перемещается между мной и растущей толпой снаружи. Потом она поворачивается ко мне. — Ладно, я готова. Я принимаю ваше предложение и буду говорить.

Я непроизвольно открываю рот.

— Вы хотите сказать…

— Я сделаю это. Приму участие в вашем шоу. Расскажу обо всем. Мэдди только что дала показания для полиции и сказала мне, что посоветуется с адвокатом, но она хочет поговорить и с вами тоже.

Я не нахожу слов.

— Я в долгу перед вами, Тринити, — тихо говорит Рэйчел. Она медлит, и ее глаза вдруг затуманиваются. — Джейни. Мы все в долгу перед вами. Все мы — часть этой истории. И вы тоже. А время для секретов уже прошло.

— Вы знаете, кто это сделал? Кем был убийца Лиины?

— Да.

Ее прямой ответ похож на удар под ложечку. Жаркий коктейль из адреналина, восторга, нервозности, гнева и возбуждения закипает у меня в груди.

— Это была Бет, да? — говорю я. — И кто-то еще. Мужчина.

Она тяжело сглатывает.

— Нам позвонил водитель-дальнобойщик, — объясняю я. — Он слушал подкаст. Он помнит ракету и помнит, как видел Лиину в ту ночь на мосту. За ней, держась в тени, следовали два человека. Девушка со светлыми волосами до пояса и высокий парень в вязаной шапке.

— Значит, был свидетель.

— Видимо, так.

Рэйчел кивает и снова косится на фалангу репортеров перед входом. Она выглядит предельно усталой и проводит рукой по спутанным волосам.

— Это хорошо, — шепчет она. — Свидетель — это очень хорошо.

— Кто был тот парень, Рэйчел?

Она встречается с моим взглядом.

— Даррен, муж Мэдди. Мой зять и отец моих внучек. А я не знала. И никто не знал, даже Мэдди. До тех пор, пока он не поджег дом. Он хотел забрать их с собой. Хотел, чтобы все умерли.

Потрясение холодной волной окатывает меня.

— Я… Мне так жаль, Рэйчел.

Бывшая следовательница смахивает слезы.

— Мэдди… она действительно хочет поговорить со мной?

Рэйчел кивает.

— Да. И насчет того… что ваш отец сделал с ней, если захотите узнать.

У меня перехватывает дыхание. Я действительно хочу знать, но какая-то часть меня внезапно колеблется. Боится все услышать. Но я должна. Мне это было нужно с тех пор, когда я впервые увидела фотографию отца. Все люди хотят понимать, откуда они происходят. Кто они такие. Это путешествие началось, когда я была маленькой девочкой, которая начала задавать вопросы о своем «трагически погибшем» отце. Все дороги привели меня сюда, в эту больницу Твин-Фоллс, где я родилась. Перед пожилой женщиной-детективом, которая меняла мне подгузник и упрятала моего отца в тюрьму. Я должна знать.

Рэйчел колеблется, как будто размышляет, стоит ли добавить что-то еще.

— Вы кое-что сказали, Тринити, еще в первом эпизоде вашего подкаста. Вы задали вопрос: «Если город воспитывает ребенка, может ли город убить его?» Так оно и было. Мы все вместе убили Лиину Раи. Все мы отворачивались и постоянно смотрели в другую сторону. А если вы спросите, кто поджег дом вчера вечером… все мы сделали это.

Потом она делает нечто совершенно неожиданное. Она обнимает меня и шепчет мне на ухо:

— Мне очень жаль.

Какой-то фотограф внезапно прорывается через охранников и распахивает стеклянную дверь больницы. Он поднимает камеру и щелкает затвором. Срабатывает вспышка.