«Да, я знаю. Меткость — это самое малое. Они учат владению оружием, тактике и выслеживанию. И все это с учетом самой важной черты снайпера — терпения».

Блох кивнул. «Его оценки на тактическом ринге зашкаливали. В общей сложности Слейтон потратил три года на то, чтобы стать тем, кем он является сегодня».

«А остальное здесь?» Спросил Джейкобс, заглядывая в файл. Ответ режиссера пришел не сразу, и Джейкобс почувствовал тревогу. «Антон? Ты знаешь, что здесь поставлено на карту. Я хочу знать все. Есть ли что-то, чего здесь нет?»

Блох вздохнул, ему явно не нравилось, куда ему приходится идти. «Есть одна вещь. Это касалось девушки. Насколько нам известно, это единственные серьезные отношения, которые у него когда-либо были. Эти двое знали друг друга по кибуцу, и они поженились, когда он учился на втором курсе университета. Мы изучили ее биографию и нашли ее ничем не примечательной. Они были женаты год, когда она родила девочку. Все это есть в деле.»

Джейкобс порылся в папке в соответствующем разделе, и его взгляд привлекла фотография поразительно красивой девушки с волосами цвета воронова крыла. Фотография была сделана в кафе, вероятно, искренне, поскольку она, казалось, ничего не знала. Ее лицо озаряла заразительная, немного озорная улыбка. Она сидела за столом, на котором стояли две кофейные чашки, а поверх конверта лежала одинокая красная роза. Фотография была сделана недостаточно широко, чтобы показать собеседника, с которым она делилась своим юмором, но Джейкобс не сомневался.

«За два месяца до окончания его последнего семестра в университете, как раз когда мы рассматривали его в качестве рекрута, произошла трагедия. Жена и дочь Слейтона, которым в то время не было и двух лет … они оба были убиты.»

«Что случилось?»

Блох рассказал ему, и премьер-министр покачал головой. «Какое жалкое, ужасное расточительство», - сказал он, лениво листая папку. Подняв глаза, он почувствовал дискомфорт в лице обычно невозмутимого Антона Блоха. «В чем дело? Что еще?» — потребовал ответа премьер-министр.

«Есть одна вещь, которой нет в досье». Блох глубоко вздохнул, затем закончил рассказ.

Премьер-министр обдумал последствия. «Это может ничего не значить. Или это может объяснить все». Джейкобс переплел пальцы и поднес их к подбородку, когда тяжесть дня начала спадать. Там было так много касательных. «Ты сказал, что этого нет в файле. Я могу понять почему, но сколько людей знают об этом?»

Блох пожал плечами: «Очень немногие, и… ну, прошло много лет».

«И все же возможно, что он знает».

«Слэтон? Да, но многое возможно».

Очевидно, на телефоне Джейкобса мигнул огонек. Премьер-министр пожалел, что не может так легко приостановить все мировые события. Он ткнул большим пальцем в папку. «Похоже, ты многое знаешь об этом человеке, Антон».

«Я видел, как он работает», - сказал Блок как ни в чем не бывало. «Он наш лучший».

Джейкобс обдумал это, гадая, хорошо это или плохо. Он почувствовал, что с Блохом покончено. «Хорошо, пусть Лондон выяснит, что, черт возьми, происходит. Пришлите больше людей, если нужно. Заседание кабинета министров в полдень.» Директор Моссада направился к двери, и, когда он это делал, Джейкобс впервые заметил, что он двигался слегка неровной походкой.

«Антон…»

Блох обернулся.

«Где ты был во время войны Судного дня?»

Каменное лицо Антона Блоха расплылось в редкой для него улыбке. «Я был капитаном-идиотом в отделе радиотехнической разведки».

Джейкобс не смог сдержать смешка, но когда Блох исчез, премьер-министр Израиля протрезвел, сосредоточившись на досье, которое лежало перед ним. Он снова повернулся к обложке, к фотографии Дэвида Слейтона. Затем он начал читать.

Просматривая записи, Джейкобс вспомнил о своих днях в пехоте на снайперских курсах ЦАХАЛА, неофициально известных под искаженным псевдонимом — Школа усовершенствования». Режим тренировок был жестоким, но только позже пришло настоящее испытание. Никто не был настоящим выпускником, пока не совершил свое первое убийство. Смотреть в прицел на ничего не подозревающего человека и хладнокровно нажимать на курок. Это было настоящим началом окончания школы. Чем больше Джейкобс читал, тем больше понимал, что Дэвид Слейтон действительно был одним из лучших. Настоящий убийца, без малейших колебаний или раскаяния. Боже мой, подумал он, неужели мы действительно можем создать такого человека?

Инспектор Чатем прибыл в полицейский участок Пензанса в восемь утра того же дня. Первое, что он увидел, войдя в здание, был дородный шеф полиции Пензанса, выводящий молодую женщину с магнитофоном из кабинета и направляющийся к двери. Тон этого человека был резким, подумал Чатем, что полностью соответствовало его внешности.

«Это все, что я могу сейчас сказать, мисс», - рявкнул Бикерстафф.

Женщина произнесла несколько хорошо отработанных слов протеста и возмущения, но их оборвали, когда дверь захлопнулась у нее перед носом.

Бикерстафф вздохнул и прислонился всем телом к двери, словно ожидая, что надоедливая женщина попытается протолкнуться обратно. Он обратился к сержанту за главным столом: «Больше так не делай, Патрик, или у меня будут эти нашивки».

Сержант за столом пренебрежительно махнул рукой.

Шеф полиции наконец заметил Чатема. «Ну, здравствуйте. Вы, должно быть, инспектор из Скотленд-Ярда, о котором я слышал».

«Это так плохо видно?»

«Ты единственный, кто пришел ко мне сегодня утром, у кого не было фотоаппарата в одной руке и блокнота в другой».

Чатем пожал протянутую руку шефа и, что не было неожиданностью, выдержал сокрушительное пожатие. «Инспектор Натан Чатем, Особый отдел. Рад с вами познакомиться. Я прибыл вчера поздно вечером.»

«Вы могли бы сразу позвонить мне, инспектор. Я бы ввел вас в курс дела».

«Все в порядке. Я подозреваю, что поиски этого парня могут занять некоторое время. Отдых может быть нашим союзником. Мы будем двигаться вперед уверенно и с ясным умом, в то время как враг устанет от маневров. Позволь ему совершать ошибки, а?»

Бикерстафф, казалось, обдумал это, затем ткнул большим пальцем в дверь, из которой только что выпроводил молодую репортершу. «Я уже совершил одну ошибку сегодня, впустив ее. Они — надоедливый народ.»

«Средства массовой информации? Я полагаю, но от них есть своя польза».

Бикерстафф улыбнулся и жестом пригласил Чатема присоединиться к нему в его кабинете. Там царил беспорядок. Бумаги и папки были разбросаны по всей мебели, за которой не следили регулярно, а единственная книжная полка ломилась от странных, не имеющих себе равных томов, расставленных под всеми углами. Чатем был воодушевлен. Это было место, где выполнялась работа.

Бикерстафф порылся в куче бумаг на своем столе, нашел бумагу, которую искал, и протянул ее Чатему. «Вот предварительный отчет, инспектор. Позвольте мне рассказать вам, что я знаю на данный момент.»

Чатем просматривал отчет, пока Бикерстафф говорил. Он решил, что, несмотря на свою грубоватую внешность, шеф был достаточно опытным следователем. Он также, казалось, не беспокоился о территории — некоторые местные полицейские были обеспокоены, когда Специальное подразделение вальсировало на их сцене. Бикерстаффу потребовалось пять минут, чтобы перейти к основным моментам, и, в конце концов, он извинился за то, что позволил событиям продолжаться так долго. «Сначала я действительно думал, что в этом ничего особенного не было, но теперь я вижу, что мне следовало сразу же позвать на помощь».

Чатем кивнул и отложил письменный отчет. «Возможно, но давайте не будем беспокоиться об этом. Слишком много предстоит сделать». Он сложил руки домиком под подбородком. «Этот человек, нападавший, никто его хорошенько не разглядел?»

«Парень-израильтянин, который выжил. Он в больнице. Он сильно ударился головой. Утверждает, что ничего не помнит». Бикер-стафф наморщил свой внушительный лоб. «Вы думаете, это отвлекающий маневр, инспектор?