– Ты так думаешь? У нас есть множество доказательств, что этот человек долго и всерьез разыгрывает спектакль, сначала с женой, а теперь и с нами. Его друзья покидают корабль. Как только мы назовем его подозреваемым, все они развяжут языки, уж поверь. Я видел это много раз, – сказал Морено.

– Да, я знаю, и поверьте, я ценю ваш опыт. Но… зачем ему вызывать нас? С какой целью? Если он хотел избавиться от жены, почему просто не убить ее, выкинуть тело где-нибудь подальше, и никакой полиции?

– Мальчик решил поиграть, – сказал Джим.

– Да брось. Я на это не куплюсь. Согласна, все указывает на то, что это намеренное убийство, и для мистера Монклера факты выглядят очень паршиво. Но есть тут нечто странное. Например, видеозапись с камеры наблюдения у дома читательницы. И Эллен Джонс, и мистер Монклер утверждают, что это не Саттон.

– Разве сложно нанять актрису, чтобы она сделала какую-то дичь? – сказал Джим.

– Дай угадаю. Есть чек с оплатой актрисе в нужную дату? – Она посмотрела на Морено. – Во всем этом есть что-то странное, сэр. Все слишком гладко. Меня это не убеждает.

– Нет здесь ничего гладкого. Я обещал разъяснить все по-простому, Грэм, но поверь, взломать всю структуру было нелегко. Тот, кто это сделал, точно знал, что к чему и где спрятать файлы.

– Зачем хранить улики, которые могут использовать против тебя? Монклер писатель. Я долго с ним разговаривала, изучила все, что нашла о нем в интернете. Не стану утверждать, что знаю, как он мыслит, но из наших разговоров ясно, что он продумывает все варианты. Не могу поверить, что он так глупо оставил след из хлебных крошек, ведущий к собственной двери.

Морено улыбнулся:

– И все же, Грэм, именно на это все и указывает. Скажу тебе вот что. Преступники глупы. Они считают себя гениями. Думают, что все сойдет им с рук. Некоторым, подлинным социопатам, это удается, но подавляющее большинство – эгоистичные психопаты, которые получают удовольствие, пытаясь нас переиграть. Но мы учились своему делу. Мы знаем, о чем они думают, как притворяются. В конце концов оказывается достаточно лишь небольшой улики – волоска, отпечатка пальца, капельки крови, – чтобы уличить их во лжи. А теперь мне нужно время, чтобы все устроить. Ты занималась этим делом два дня без перерыва. Прими душ, поешь, отдохни. Очень скоро мы начнем действовать, и у тебя не будет возможности отдышаться.

– Но сэр…

– Никаких «но». Ты заслужила пару часов отдыха. Иди. И вот еще что, Грэм.

– Что, сэр?

– Мы докопаемся до правды, которую Монклер так тщательно скрывает. Уж поверь.

Он сказал это так решительно и буднично, что Холли почти поверила. Почти.

Еще одно мерзкое, пустое утро. Итан решил, что, возможно, он все еще пьян. Он определенно страдал от похмелья. Болели ладони и запястья. Он лег в постель часа в три, написав почти восемьдесят страниц. Никогда еще он так не выкладывался. Его предыдущий рекорд за день составлял пятьдесят страниц, и на это ушло шестнадцать часов с постоянными перерывами, тогда он был молод и глуп.

За один присест он написал почти треть романа. И хорошо написал. Получилась крепкая, правдивая история.

Он сделал легкую растяжку, закинул в рот несколько таблеток ибупрофена, выпил литр воды, заварил чай, с трудом запихнул в себя хлопья и снова открыл рукопись.

Мысли метались между романом и Саттон. В памяти Итана тут же появились образы жены. Но ее черты были размыты. Чью историю он пишет? Свою? Ее? Общую?

Итан не мог сбежать от нее, ни когда бодрствовал, ни когда спал, ни когда писал. Да он, купаясь в воспоминаниях, и не хотел этого. Когда требовалась передышка, смотрел на старые фотографии. А потом снова возвращался к своим страницам и писал. Итан не понимал, что с этим делать. Жена пропала, жизнь пошла кувырком, но творческий кризис закончился.

Тон и ткань книги менялись под влиянием процессов, кипящих в подсознании Итана. Он писал и размышлял, писал и размышлял.

Они были так счастливы. По крайней мере, Итан так считал. Вылазки по субботам на ужин в ресторан, дорогое вино, прогулки по воскресеньям по улицам Франклина рука об руку; они то и дело уворачивались от детских колясок и молодых мам в бейсболках, а потом у них появилась собственная трехколесная коляска, самая лучшая из тех, что он мог купить. Вечеринки, на которые их приглашали, фотографии в глянцевых журналах. Они были такой замечательной парой, все так говорили. Такая очаровательная семья.

А он все портил, снова, снова и снова.

Ведь он просто человек. Просто мужчина. Даже почти знаменитость, многими любим.

Где же теперь все эти поклонники?

Его мир сжался до трех составляющих: еда, сон и тревога за Саттон, вылившаяся в написание лучшей в его жизни истории.

Необходимость поесть снова дала о себе знать. Итан приготовил запоздалый обед из остатков продуктов. Жестянка с чаем почти опустела, на тост он наскреб остатки масла. Он добавил продукты в список на встроенном в холодильник айпаде и кликнул «Заказать». Сервис доставки продуктов автоматически привезет нужное в течение двух часов. Самые передовые технологии.

Пока Итан жевал, в голове снова и снова крутились все те же вопросы. Куда она ушла? Куда подевалась? Почему взяла деньги и исчезла? Чем это закончится? Как будет развиваться история? Каков следующий сюжетный поворот? Середина, как всегда, провисает и утягивает в трясину.

И к концу дня у него были готовы еще сто страниц. Его искупление. Его наказание. Итан был привязан к этой истории, к компьютеру. Привязан к идее потерянной жизни.

И пока он писал, пока прятался, пока растворялся в своей истории, полиция выстраивала дело против него.

Любое дело в конце концов можно раскрыть. В особенности когда в нем столько движущихся фрагментов, столько острых углов и трещин, куда можно проникнуть, столько темных и сырых уголков для исследования.

Шантаж был гениальной идеей. Все бросились не в ту сторону, а мне осталось собирать осколки.

Мы подходим к эндшпилю. Ее скоро найдут, иначе никак. А когда это случится, отворяй ворота́, потому что беда не приходит одна.

Глупая фраза, правда? Это значит, что собирается страшная буря, и она снесет любые ворота. Женщины выйдут из себя, мужчины превратятся в бешеных зверюг.

Такова жизнь. Мы боимся умереть и поэтому боимся жить.

Думаете, Итан виновен? Думаете, он обхватил своими руками бледный стебель ее гордой шеи и сжимал, пока Саттон не перестала дышать?

Думаете, той полицейской хватит ума разгадать это дело? Что еще ей нужно, чтобы сложить все фрагменты?

Мне кажется, пора начинать представление.

Я не говорю, что играю с этим человеком. И не говорю, что убийство моих рук дело. Я лишь говорю, что все изменится, и очень, очень скоро.

Зазвонил телефон. Джоэл Робинсон. Итан установил на мобильном особые мелодии, чтобы сразу узнать важный звонок и проигнорировать прочие. Для Джоэла он выбрал песню Breaking the Law группы Judas Priest, для Билла – симфонию «Из Нового света» Дворжака, для Холли Грэм – тему Дарта Вейдера из «Звездных войн».

– Похоже, у нас проблема, – сказал Джоэл. – Надо поговорить. Ты дома?

– Да.

Раздался гулкий стук в заднюю дверь.

– Это ты?

– Да. Быстрей впусти меня, пока не заметили стервятники.

Итан почти забыл об орде репортеров, разбивших лагерь перед крыльцом. Его немного удивило, что полиция Франклина их не шуганула – судя по всему, они практически заблокировали съезд на Третью авеню.

Итан отпер заднюю дверь. Джоэл прошмыгнул в дом. Он был растрепанным и вспотевшим. Явно бежал всю дорогу.

– В чем дело?

– Как я и сказал, у нас проблема. Вообще-то, несколько. Появился свидетель.

У Итана участилось сердцебиение. Он постарался задать вопрос ровным тоном: