В их возрасте ей было тяжело… Но нет, сегодня ей не хотелось об этом вспоминать. Сегодня она наслаждалась новой жизнью. Сегодняшний день посвящен Жюстин Холлидей.
Саттон помахала в ответ, и туристы радостно взревели.
О, сколько возможностей впереди. Сколько еще мест, куда можно отправиться.
Сена – динамичное чудовище, каждый день разное, и Саттон с удовольствием наблюдала за его постоянными изменениями. Она прошла много миль по левому берегу, мимо Пон-Нёф к Нотр-Даму. Мост искусств утратил былой шарм – новый плексигласовый барьер разочаровывал; Саттон так хотелось увидеть прикрепленные к проволоке замки – символы признаний влюбленных. Она перешла Сену по мосту Берси и направилась обратно по правому берегу, пока не нашла свободную скамейку под ивой. Села и стала наблюдать. Влюбленные, туристы, бизнесмены, художники. Берега Сены притягивали всех, как пламя мотыльков.
Она предпочитала правый берег: вдоль широких тропинок росли ивы, липы и конские каштаны, зеленые и желтые листья так и манили под уютный полог.
Серый камень и бурная вода, а также зеленые деревья с коричневой корой, местами облупившейся, покачивающиеся на легком парижском весеннем ветерке, сквозь который пробиваются лучи солнца, – все это создавало прекрасную послеполуденную атмосферу. Саттон записала кое-что в блокнот и немного вздремнула. Бросив в воду лепестки найденной лилии, она дала им унести с собой стыд. Пусть уйдут и чувство вины и ужас, которые преследуют ее в последнее время.
С легким сердцем она медленно пошла вверх по реке к новому дому. Все наконец-то стало так правильно. Так хорошо.
Вернувшись в свой район, Саттон купила свежий хрустящий хлеб и ароматный луковый суп в кафе на углу. Когда она поднималась по лестнице к квартире, уже садилось солнце. Она отперла дверь и вошла. Комнаты были залиты розовым светом. Саттон в последний раз полюбовалась видом, съела суп, макая хлеб в бульон, выпила небольшой бокал вина, подошла к столу, чтобы расшифровать свои записи, и выдвинула стул.
В тишине комнаты раздался металлический лязг. Саттон отпрыгнула. В ее ступню чуть не врезался нож.
– Что за хрень?
Девушка наклонилась и подняла нож. Охотничий нож, большой, с гладким лезвием с одной стороны и зазубренным – с другой. Рукоятка из темной кости, с металлической заклепкой у основания. От него исходил неприятный запах. Как у отбеливателя, но слабее.
С обеих сторон лезвия торчала изолента. Саттон отложила нож, опустилась на колени, сунула голову под стол и посмотрела на нижнюю часть ящика. К нему была приклеена полоска малярного скотча, разорванная посередине. Саттон приложила нож и увидела, что края ленты совпадают.
Значит, он был приклеен под столом. Что за ерунда? Господи, неужели кто-то вломился в квартиру и засунул туда нож?
Она выползла из-под стола и уставилась на лезвие. На ручке были какие-то пятнышки… Господи, это что, кровь?!
По спине пополз холодок паники.
Это не ее нож.
Тогда чей?
А потом все пошло наперекосяк
В дверь громко заколотили, и Саттон выронила нож на стол. Он клацнул по краю и упал на пол.
Послышались настойчивые окрики на французском, а стук стал громче и яростнее.
Саттон бросила на нож сумку и пошла к двери. Прежде чем открыть, сделала три глубоких вдоха и вытерла ладони о штанины. Она повернула ручку.
– Oui?
Перед ней стояли двое в полицейской форме. Флики агрессивно уставились на нее. Тот, который стучал, опустил руку и сказал по-английски:
– Мадемуазель, мы пришли по вашему вызову. Чем можем помочь?
– Я не… я не… Je ne comprends pas[601].
Он смутился:
– Так на вас не напали?
– Нет. Я одна. Я вас не вызывала.
Да, одна, здесь только я и окровавленный нож.
Флик ей не поверил:
– Если не возражаете, я осмотрю вашу квартиру, мы должны убедиться, что вы не обманываете нас под давлением.
Он говорил на очаровательном ломаном английском, но Саттон просто не могла впустить их в квартиру.
– Со мной все в порядке, как сами видите. Никто на меня не нападал, я не звонила. Боюсь, вам дали мой адрес по ошибке. А значит, сейчас вы нужны той, кто в беде. Спасибо, господа.
Второй флик заглянул в блокнот.
– Вы Жюстин Холлидей? Сняли эту квартиру на год у месье Галлюпа?
Они знали слишком много. Паника вернулась. Саттон… Жюстин плохо справлялась с допросами. Избавься от них. Надо немедленно от них избавиться.
– Как я уже сказала, все в порядке. Спасибо за заботу.
Похоже, высокомерный тон возымел действие. Оба кивнули и позволили ей закрыть дверь. Она услышала звук удаляющихся к лифту шагов, хлопнула металлическая входная дверь, и заурчал двигатель машины. Саттон наконец выдохнула с облегчением.
Что-то не так. Происходит что-то ужасное.
Сначала нож, потом полиция?
Она поспешила к письменному столу и передвинула сумку. Лезвие ножа зловеще сверкнуло на солнце, и ей стало не по себе. Она понятия не имела, кто его сюда подложил. Если кто-то пытается ей что-то сказать, то что? Она сбежала в Париж еще и для того, чтобы залечь на дно. Но вместо этого уже дважды столкнулась с полицией.
Она посмотрела через окно на улицу. Полиции нигде не было видно.
А нет ли связи между двумя происшествиями? Может, кто-то с ней играет? Или еще хуже – она проигрывает? Может, напряжение, страх и хаос в конце концов ее одолели?
Возможно. Увы, еще как возможно.
В голове всплыло имя Колина Уайлда.
«Это просто смешно, Саттон. Никто не знает, что ты здесь, тем более он».
Никто не знает, что она ушла, кроме Итана, а учитывая их отношения, он скорее обрадуется, что ее нет рядом.
Однако в квартире лежал огромный окровавленный нож, воняющий хлоркой. А тут еще и полиция, явившаяся якобы по вызову, хотя Саттон ее не вызывала.
Все это в высшей степени странно, в особенности странно, что законники уже появлялись на пороге, когда их не вызывали.
Думай, Саттон. Думай.
В квартире побывал Константин, но он постоянно находился на глазах у Саттон и никак не мог отвлечь ее, чтобы она не заметила, как он лезет под стол и приклеивает к нему нож.
Ну а вдруг?
Нет. Нет, это невозможно. Предыдущий владелец очень спешил выбраться из города. Наверное, в спешке забыл спрятанное под столом оружие. Или предыдущий арендатор.
Видимо, она задела нож коленом, когда вечером уснула, а потом отодвинула стул, нож оторвался окончательно и упал.
Она громко рассмеялась от нахлынувшего облегчения. Конечно же, два происшествия никак не связаны между собой.
«Тебе следует писать больше детективов, Саттон». Жюстин. Может быть, Жюстин все-таки работает не над мемуарами, а над триллером?
Она нашла в шкафчике на кухне малярный скотч. Рваные края совпадали с кусками ленты под столом, бог знает сколько времени державшими там нож – доказательство, что он находился здесь задолго до ее появления. Парижане редко владеют огнестрельным оружием, а нож – отличное средство устрашения, особенно для человека, долгосрочно сдающего свою квартиру незнакомцам.
Его просто забыли. Да, теперь Саттон была в этом уверена.
«Продолжай себе лгать. У тебя хорошо получается».
Проигнорировав внутренний голос, она стала думать, что делать дальше. Прикрепить нож обратно под стол? Спрятать его в шкафу?
Нет, она не успокоится, зная, что он здесь. Его не должно быть поблизости. Нож огромный, к тому же Саттон понятия не имела, как пользоваться им для самообороны, поэтому его легко могли использовать против нее. Лучше избавиться от него, и побыстрее.
Можно было просто выбросить нож. Закопать в мусоре внутри мешка, пусть заберут на помойку. Но вдруг кто-нибудь поранится? Вдруг нож прорежет полиэтилен и выпадет, порезав какого-нибудь ребенка?
Нет, так не годится.
Саттон завернула нож в салфетки и спрятала в сумочку. Заперла дверь квартиры и пошла к реке.