Даниэль внезапно почувствовала себя очень одинокой.

– Да, я понимаю, что, глядя на него, в подобное не верится. Но он сделал это. Пай-мальчики тоже совершают плохие поступки. Он сделал это, а все остальное – лишь болтовня.

– Но что там произошло?

– Пока переговоры не завершатся, сказать я вам могу немногое, но, судя по всему, Кристофер вышел из себя, когда Иден заявила ему, что сексуальные отношения с ним ее не интересуют. Вспыхнула ссора. Он набросился на нее, она упала, и…

– Так ее не изнасиловали?

– Указывающих на это улик, чтобы предъявить ему обвинение, у нас нет.

Странная формулировка отрицательного ответа, но Даниэль уже хорошо знала детектива, чтобы сообразить, что большего от нее не добиться.

– Что же касается Патрика Нуна, то у него проблемы. Его покойная дочь и алкоголизм. Вы же это понимаете. Вы умная женщина.

– Но…

Тут Даниэль осознала, что сказать ей больше и нечего.

– Люди только говорят, что готовы отпустить прошлое, но на деле этого не хотят, – продолжала Гейтс. – Во всяком случае, большинство из них. Когда у меня умер отец, матери потребовался год, чтобы перезаписать его голос на автоответчике. Меня и моих братьев это сводило с ума, но таким образом она его удерживала.

– И что же в итоге заставило ее стереть голос мужа?

– Кассета сломалась. – Гейтс отмахнулась от воспоминаний. – Мне кажется, вы вообразили, будто Иден исчезнет, стоит нам упрятать Махуна за решетку. И оттягиваете этот день, пытаясь что-то предпринять.

– Он говорит, что до сих пор слышит голос дочери.

– Полагаю, этот человек слышит уйму вещей, – печально отозвалась Гейтс.

Даниэль кивнула. Естественно, детектив была права.

– Отправляйтесь домой и поспите. А потом займитесь подготовкой к похоронам дочери, поскольку совсем скоро мы ее вам отдадим.

Оба молчали, пока не оказались в фойе.

– Вы совершаете ошибку, – заговорил наконец Патрик.

– Я хочу сказать вам две вещи, – отозвался Прокопио, напуская на себя рассудительный вид. – Во-первых, настоятельно рекомендую держаться подальше от Даниэль Перри. Все происходящее терзает ее, а вы ей отнюдь не помогаете.

Патрик начал было возражать, однако детектив поднял руку.

– Пункт два уже обязательный. Не вздумайте еще раз приближаться к дому Пэрришей. Вернетесь туда – и говорить будем уже по-другому. Вы меня поняли?

Патрик не ответил. Прокопио продолжал пристально смотреть на него. Несмотря на гражданскую одежду и повышение, это был все тот же громила, что и тогда, с Габи.

– Мы будем стоять здесь, пока вы не скажете, что поняли меня.

– Я понял вас.

Детектив скорчил рожу, уже и не пытаясь скрывать презрение.

– Вы, случайно, никуда не опаздываете?

Он развернулся и исчез за дверью, совершенно не интересуясь ответом. Патрик продолжал неподвижно стоять, пока не осознал, что на него смотрит дежурный полицейский. Тогда он решил подождать Даниэль на улице.

Стоял чудесный весенний денек. Птички, солнышко, легкий ветерок. Мужчина попытался вспомнить, каково это, получать удовольствие от погоды. Затем представил, как идет по тенистой тропинке в Вермонте, оставляя позади боль. Теперь у него имелось лишь небольшое количество возможностей. То, что он не мог осуществить, толкало его к оставшемуся.

Из здания вышла Даниэль. И хотя Патрик прекрасно понимал, что ей наговорили копы, ее мрачное выражение лица застало его врасплох.

– В чем дело?

Однако женщина молча прошла мимо него и села на пассажирское сиденье.

– Кристофер Махун собирается признать себя виновным, – сказала она, как только Патрик устроился за рулем.

– Это означает лишь то, что его доконали.

– Или это означает, что он убил мою дочь.

– Даниэль…

– Патрик, тебя держат за чокнутого пьяницу.

– Ага, я врубаюсь.

– И сильно ты накачался той ночью? Как и в эту субботу?

– Я знаю, что я видел.

– Почему ты не рассказал мне об отце Кристофера и матери Ханны? Ты же прочел об этом утром, верно?

– Потому что это не имеет значения.

– Для них имеет, – кивнула Даниэль в сторону полицейского участка.

– Я знаю, что я видел.

– Так же, как и знаешь, что слышишь?

Слова получились жестокими и явственно ударили по больному. Если Даниэль и пожалела о сказанном, то в следующее мгновение выражение ее лица ожесточилось больше прежнего. Всю дорогу до кондоминиума Патрика оба молчали.

– А теперь я поеду домой, – объявила женщина, когда он припарковался на личном стояночном месте. – И будь так добр, не звони мне больше.

– Тебе вовсе не обязательно так поступать.

– Нет, обязательно. Тебе, кстати, тоже.

Даниэль выбралась из машины и направилась к своей. Уезжая, она даже не взглянула на него. Только миновало десять часов. Через два настанет полдень, за которым последует остаток его жизни. Патрик вошел в дом и оживил ноутбук. На экране так и висело письмо Гриффа:

«Освободить от обязанностей». Патрик просмотрел новости, однако о готовящемся признании вины молчали. Чего и следовало ожидать, впрочем. Впредь основные события будут разворачиваться закулисно. Он ознакомился с реакцией на сенсацию о романе Мишеля Махуна и Элис Хилл. Общественное мнение качнулось в противоположную сторону. Теперь Джек Пэрриш был невиновен. Из него пытались сделать козла отпущения, пытались его подставить. Кристофер Махун – вот подлинный убийца.

Он выпил. Алкоголь сразу же вдарил по полной, что было не внове. Патрик достиг той стадии, когда уже не мог предсказать воздействие выпитого. Он налил себе еще одну порцию и устроился в кресле. И задумался о теле Даниэль. Как оно ощущалось прошлой ночью. Как оказалось меньше, нежели ему представлялось. И более хрупким. Потом вспомнил слова детектива: «Вы ей отнюдь не помогаете». Мужчина залпом осушил стакан и тут же налил третий.

Как-то незаметно день перевалил за середину. Мужчина поехал в «Хоул фудз». На перекрестке его обгудели, однако он так и не понял, за что – то ли что-то сделал не так, то ли чего-то не сделал. Во время заруливания на стоянку раздался мерзкий скрежет. Бордюр.

В универсаме он врезался в наклонный лоток с лаймом, и несколько плодов упали. Патрик понаблюдал, как они раскатываются по натертому полу, а затем двинулся дальше. «Приберите в проходе в продуктовом отделе», – подумал он. Или сказал вслух. На этот раз контейнеры и ароматные блюда его не интересовали, выбор свелся к первому попавшемуся бутерброду в холодильном шкафу. Целлофановая упаковка продукта ощущалась кожей чего-то мертвого. Патрик почти достиг выхода, когда за спиной раздался голос:

– Простите?

Какая-то женщина, робкая, но настойчивая. Он и не подумал остановиться.

– Сэр?

Она уже нагнала его, так что избежать разговора было невозможно. Патрик повернулся. Женщина оказалась молодой. На приколотом к спецовке бейджику значилось имя: «Рэй». Лицо круглое, несколько прядей выкрашено зеленым мелком для волос, а вокруг левого уха выбрито. Обнаженные руки покрыты спорадически разбросанными татуировками всяческих геометрических форм, смахивающими на зарисовки древнего астронома, пытающегося разобраться в небесной механике.

– Я заплатил за это, – заявил Патрик.

– Что? Да нет же, я просто… Вы в порядке?

Он не нашелся с ответом. Вопрос был не из легких.

– Вы же отец Габи, верно?

– Вы ее знали?

– Мы учились в параллельных классах. Все это так…