– Эй, ты все это мне рассказываешь или это просто мысли вслух? – Лэм сделал последнюю затяжку и бросил окурок в кофейную кружку. – Да, Боу убили. Печально, но факт. А убили его затем, чтобы проложить след. И сделали это не для того, чтобы подставить Ривера Картрайта. Кому-то по какой-то причине хочется нас туда заманить. Рано или поздно, скорее рано, мы узнаем, кому и зачем.

– То есть надо сидеть и ничего не делать? В этом и заключается твой план?

– Да ты не волнуйся, будет вам чем заняться. Тебе знакомо имя Ребекки Митчелл?

– Мин попал под колеса ее машины.

– Ага. Поскольку он был пьян, а она – женщина, то неудивительно, что Псы ничего подозрительного не обнаружили. Хотя должны были. – Лэм достал из кармана конверт, полученный от Жучары Сэма, и швырнул его на стол. – Они проверили последние десять лет ее жизни и пришли к выводу, что дамочка чиста и невинна, ну если не считать того, что она убила одного из моей команды. Однако же они поторопились. Вообще-то, они должны были хорошенько рассмотреть и перетрясти всю ее жизнь.

– И что в этой жизни можно было обнаружить?

– То, что прежде чистотой и невинностью она не блистала. В девяностые дамочка якшалась со всякими сомнительными личностями. Больше всего ее тянуло к романтическим славянам. Полгода она жила в одной квартире с двумя красавцами из Владивостока, которые помогли ей открыть кейтеринговую компанию, а потом свалили. Хотя, разумеется, – добавил Лэм, – это всего лишь сопутствующие обстоятельства, и она на самом деле Белоснежка. Ты как считаешь?

Кэтрин, обычно избегавшая неприличных выражений, грязно выругалась.

– Вот и я тоже. – Лэм взял кружку, поднес ее к губам, потом заметил, что она превратилась в пепельницу. – Так вот, в довершение всего, будто мне больше нечем заняться, выяснилось, что эти Уэббовы русские сволочи замышляют нечто эдакое, из-за чего им пришлось убить Харпера. – Он поставил кружку на стол. – Черт, вечно не одно, так другое.

Доставив русских в гостиницу, Луиза с Маркусом отправились к метро. Маркус предложил взять такси; Луиза кивнула на дорогу, по которой еле ползли машины. Вдобавок садиться с Маркусом в такси ей не хотелось еще и потому, что тогда пришлось бы терпеть его разглагольствования. А в вагоне подземки он вряд ли станет трепать языком. Ну, теоретически. Однако же по пути к метро он спросил:

– Ну и как он тебе?

– Пашкин?

– А кто же еще?

– Работа как работа, – сказала Луиза, прикладывая проездной к турникету.

Воротца распахнулись, Луиза прошла дальше.

Маркус, шагая следом, сказал:

– Он бандит.

Уэбб говорил то же самое. Бывший гангстер. А теперь один из власть имущих или достаточно богатый для этого; Луиза не знала, как это работает в России, но в Лондоне для тех, кто обзавелся внушительным состоянием, гангстерское прошлое – мелкий проступок, вроде как повязать галстук клуба, в котором не состоишь.

– Приличный костюм, приличные манеры, а по-английски говорит лучше меня. И владеет нефтяной компанией. Но все равно бандит, – заключил Маркус.

У входа на эскалатор объявление на стене предупреждало о возможных перебоях в работе метро во время завтрашней демонстрации. Поскольку демонстранты выступали против банков, следовало ожидать большого скопления людей, а также беспорядков.

– Возможно, – сказала Луиза. – Но Уэбб велел обращаться с ним как с особой королевской крови, что мы и обязаны исполнять.

– То есть предоставить ему несовершеннолетнюю массажистку? Или отсосать у него за понюшку кокса?

– Скорее всего, Уэбб имел в виду других особ королевской крови, – сказала Луиза.

В вагоне она закрыла глаза и начала рассеянно продумывать логистику: демонстрация наверняка создаст проблемы. Присутствие четверти миллиона рассерженных граждан определенно усложнит обстановку. Однако эти размышления скользили по поверхности сознания, создавая надежный заслон, своего рода алиби на случай, если кто-нибудь изобрел устройство для чтения мыслей. К завтрашнему дню от подробно распланированного маршрута движения к «Игле» пользы будет, как от рождественской хлопушки.

Маркус Лонгридж снова заговорил:

– Луиза?

Она открыла глаза.

– Наша остановка.

– Знаю, – сказала она.

Он непонимающе, удивленно взглянул на нее и всю дорогу от платформы до выхода на улицу держался на пару шагов позади. Луиза ощущала его взгляд, будто горячее пятно на затылке.

Забудь. Не думай о завтрашнем дне. Завтра не будет.

Зато будет сегодняшний вечер.

Ривер вошел в паб, услышал приветственные оклики сразу из-за двух столиков и подумал, что в Лондоне можно годами ошиваться у стойки своего местного паба и все равно никто не будет знать твоего имени, чтобы написать на похоронном венке. А может, это он такой. Может, тот Ривер, который легко сходился с людьми, просто притворялся кем-то другим. Он поздоровался со всеми и задержался у столика, где сидели Баттерфилды – Стивен и Мег. Перед обоими стояла выпивка. За барной стойкой Келли протирала стаканы полотенцем.

– Рада видеть, – сказала она.

Явно подначивала, но это ничего.

Он попросил минеральной воды, и Келли насмешливо изогнула бровь:

– Празднуешь?

Пока она доставала бутылку, Ривер пытался отогнать какое-то неловкое ощущение, отчаянно надеясь, что это не угрызения совести. Познакомься он с Келли в другом месте, то сделал бы все то же самое, что в результате привело к вчерашнему времяпрепровождению. Так почему же он считал, что если она узнает, кто он на самом деле, то оторвет ему…

– Маринованные яйца?

– Что-что?

– Может, отведаешь маринованных яиц? Еще один из популярных местных деликатесов, – с подчеркнутой вежливостью сказала Келли, будто напоминая об уже отведанных им местных деликатесах.

– Звучит заманчиво, спасибо. Пожалуй, в другой раз, – ответил он. – А что, летного клуба сегодня нет?

– Грег чуть раньше заходил. Тебе кто-то конкретный нужен?

– С тем, кто мне нужен, я уже состыковался, – негромко сказал он.

– У стен есть уши.

– Молчу, молчу.

– Вот и славно, – сказала она. – Чувствую, мы сделаем из тебя хорошего шпиона.

Сопровождаемый этим напутствием, Ривер вернулся к Баттерфилдам.

Мег и Стивен Баттерфилд. Родители Дэмиена, еще одного члена летного клуба. Стивен некогда был издателем, его жена – совладелицей бутика в Моретон-ин-Марше. По выражению Стивена, они жили за городом, но не загородной жизнью. Дважды в месяц наезжали в Лондон, гостили у друзей, ходили в театр и рестораны, «вспоминали все прелести цивилизации». Однако же Стивен с удовольствием ходил в твидовой кепке, зеленом джемпере и с тростью с серебряным набалдашником. Жил за городом, успешно мимикрировал.

– Как продвигается писательский труд? – спросил он Ривера.

– Да так… Я пока толком не начал.

– Все еще в процессе изучения материала? – осведомилась Мег.

Не сводя глаз с Ривера, она нервно перебирала длинными пальцами курительные принадлежности на столе: пачка табака, упаковка сигаретной бумаги, дешевенькая зажигалка. Седеющие светлые волосы сегодня прятались под тюрбаном из черного шелкового шарфа; вкупе с веером морщинок у глаз и броским нарядом это выдавало в ней курильщицу. Длинная, до щиколотки, юбка, расшитая серебряным люрексом, черная кофта с глубокими карманами и шаль с алой бахромой делали Мег похожей на невесть откуда взявшуюся бедуинку. В Лондоне Ривер счел бы ее престарелой хиппи, а здесь она выглядела как колдунья на отдыхе – так и представляешь, как она смешивает приворотное зелье для влюбленных пастушек. Если таковые найдутся. Хотя в здешних краях, наверное, найдутся. Это в городах пастушек не бывает.

Супруги бок о бок сидели на скамье у стола, и Ривер решил, что это очень романтично.

– Да, в изучении – девяносто процентов творчества, – подтвердил он, удивляясь тому, как легко прослыть знатоком. – А переносить знания на бумагу легче легкого.