Такое нам выпало наказание — даже и не наказание вовсе.

По дороге домой Карл шел со мной рядом, ведя в гору велосипед.

— Я думал, мы влипли, — сказал он. — Что на нее нашло?

Я пожала плечами:

— Такой уж она человек. — Как будто знала ее всю жизнь.

— Может, она была слишком занята Эми, — предположил Карл. — Но я бы все равно победил.

— Что?

— На площадке. Еще чуть-чуть — и полетела бы ты вверх тормашками.

— Ха! — Я толкнула его в бок.

Карл толкнул меня в ответ, забрызгав мне грязью ногу, и засмеялся.

— Что думаешь насчет Эми? — спросила я.

— Она же твоя подруга. Сама-то что думаешь?

— Не знаю. По-моему, она в последнее время... изменилась.

— Ты тоже.

Я шла, не сбавляя шагу, и смотрела под ноги, чтобы он не заметил, как я покраснела.

— Но ведь ее имя почти все написали, — сказал Карл. — И миссис Прайс думает, что это она.

— Значит, у нее есть доказательства, — отозвалась я. — Не могла же она просто так сказать?

— Да, наверное, есть доказательства, — согласился Карл. — По всему видно.

Какое-то время мы шли молча. Не хотелось верить, но, похоже, правда: Эми воровка. Для меня она все равно что умерла.

— Эй. — Карл схватил меня за руку, притянул к себе. Я ощутила запах моря. Сеял мелкий дождик, и в черных волосах Карла сверкали капельки. — Можно у тебя кое-что спросить?

Я поперхнулась. Кивнула.

Он спросил:

— Как по-твоему, нравлюсь я Мелиссе?

Когда я в тот вечер позвонила Эми, миссис Фан не спросила, как у меня дела. “Сейчас позову ее” — вот все, что она сказала.

— Да, — раздался в трубке голос Эми.

— Я хотела... хотела узнать, как ты там.

— Сама-то как думаешь?

— Думаю... не очень.

— Да ты не волнуйся, — сказала Эми, — можешь за меня помолиться — ха!

— А я сегодня шла домой с Карлом, — сболтнула я.

— И что?

— Он меня за руку держал.

— Не верю.

Но чувствовалось, что ей любопытно, что она мне завидует.

— Карлу нравится Мелисса, — сказала она.

— Ты так думаешь?

— А что, разве не видно?! — воскликнула Эми. — А ты возомнила, что нравишься ему!

Она смеялась и никак не могла остановиться, а я возьми да и ляпни:

— Папа сейчас в кино с миссис Прайс.

— Что-о?

— А на прошлой неделе ходил к ней на ужин.

— Почему ты мне не сказала?

— Вот сейчас говорю.

Секунду-другую мы вслушивались в помехи на линии. Потом я спросила:

— Эми, это ты брала наши вещи?

Эми бросила трубку.

На следующей неделе Мелисса посреди урока протянула мне записку. Я стала разворачивать, но Мелисса ткнула меня локтем в бок: “Передай Карлу”. Я сунула записку Эми, а та — Карлу, он стал читать и заулыбался, черкнул что-то в ответ, пририсовал несколькими штрихами космонавта и отдал Эми. Так и продолжалось несколько дней: смешки в кулак, быстрые взгляды, а мы с Эми кидали туда-сюда записочки.

В четверг, когда я пришла к миссис Прайс делать уборку, она попросила пропылесосить. Начала я с кабинета, потом закрыла дверь туда, чтобы не мешать ей работать. Дойдя до конца коридора, подергала дверь в гостевую спальню, но та была на замке.

Когда я управилась, миссис Прайс вышла расплатиться.

— Присядь на минутку. — Она поманила меня за кухонный стол. — Хочешь тортика бананового?

Она отрезала мне кусок, а потом смотрела, как я ем. Сама она не ела, только провела пальцем вдоль лезвия ножа и слизнула глазурь.

— Скажи мне, — начала она, — как думаешь, Эми сознается?

Я покачала головой, слишком большой кусок не шел в горло.

— Печально. Говорила она что-нибудь?

— Почти нет. Просто сказала, что ничего не брала.

— Печально, — повторила миссис Прайс. — Представляю, как тебе тяжело. И понимаю, тяжело видеть, как Мелисса строит глазки Карлу.

Все-то она про нас знала, миссис Прайс, все замечала. Меня передернуло.

— Не расстраивайся, милая. Хочешь, открою секрет, как вести себя с мальчиками?

Я кивнула.

— Вот в чем секрет: пусть думают, что они здесь главные. Не показывай свою настоящую силу. К примеру, бороться с ними не стоит. — Она улыбнулась. — Будь чуточку загадочной.

— Ясно, — ответила я, хоть ничего на самом деле не поняла.

— Могу понять, почему тебя тянет к Карлу, — продолжала она, — он, ясное дело, красавчик. Но вспомни, была ведь еще история со Сьюзен. — Она по-прежнему улыбалась. — Случай с крабом в аквариуме. Карл взял твою вину на себя.

Я открыла рот, но слова не шли с языка.

— Понести наказание за другого — дело благородное, — продолжала миссис Прайс. — Прекрасный поступок. — Она коснулась моей руки. — У меня к тебе вопрос, Джастина, — ты как-нибудь замешана в кражах?

Я дернулась, как от ожога.

— Нет! — возмутилась я. — Нет, конечно!

— Успокойся, лапочка. Ничего. Видишь ли, кто-то написал твое имя. Вот я и спрашиваю.

Садясь на велосипед и отъезжая от дома миссис Прайс, я старалась не расплакаться, но слезы все-таки хлынули, и я катила вперед, не разбирая дороги. Свернула в ворота школы Святого Михаила, заехала на площадку и забилась в ливневую трубу. Тянуло гарью: мистер Армстронг жег мусор. Издалека видно было, как вылетают из жестяной бочки огненные клочья и исчезают в воздухе. Я легла на дно трубы и зарыдала, бетон холодил даже сквозь куртку и школьную форму.

— Что с тобой? — послышался голос. Возле трубы показались ноги в толстых шерстяных штанах. Заглянул мистер Армстронг. — Джастина?

— Здрасте.

— Время позднее, дружок, — что ты здесь делаешь?

— Я ехала домой. И остановилась.

— Остановилась поплакать?

— Угу.

— Ты здесь замерзнешь.

— Ага.

— Вылезай. — Он подал мне руку и помог выбраться.

В сарае он освободил от бумаг ветхий стул и предложил мне сесть.

— Что это у вас тут? — спросила я. Вокруг стула в беспорядке валялись бумаги: исписанные от руки страницы, распечатки, толстые папки, копии, рисунки цветными мелками и пальчиковыми красками.

— Учителя после генеральной уборки приносят мусор, просят сжечь, — объяснил мистер Армстронг, а когда я заметила на стенах из рифленого железа целую галерею детских рисунков, добавил: — Некоторые рука не поднимается бросить в огонь.

Над окном — Мелиссина лошадь, чуть дальше — космонавт Карла. В углу свернулась бугристая змея — я сперва испугалась, что она живая, но тут же вспомнила, что сама ее и сделала в первом классе: набила газетами старый чулок, а сверху наклеила чешуйки.

Мистер Армстронг достал из кармана отглаженный носовой платок и протянул мне:

— Вытри глазки — так-то лучше. Что-нибудь стряслось дома?

— Нет, — ответила я. — Не дома, а здесь.

— Ты же в классе у миссис Прайс?

— Да.

Мистер Армстронг кивнул.

— Не давай себя в обиду, дружок, — сказал он. И, взяв стопку бумаг, вышел во двор и бросил ее в огонь, пылавший в бочке.

Запах гари преследовал меня всю дорогу вверх по склону — прокоптились и волосы, и одежда, и кожа. Мало того, на подъезде к дому запах только усилился — и верно, мне не почудилось: на заднем дворе что-то горело. Бросив велосипед, я побежала туда.

Сквозь дым я не сразу различила отца. Глаза щипало, я заморгала — и увидела его под яблоней. На один безумный миг мне почудилось, будто он бросает в огонь мертвое тело, подошла ближе, смотрю, а это плащ. Мамин плащ.

— Папа! Что ты делаешь?

Возле его ног лежал ворох маминой одежды.

Он уронил плащ в костер и достал из вороха бархатную юбку, узкую в талии.

— Папа! — Он что, не слышит? Я схватила его за руку, вырвала юбку.

— Это давным-давно пора было сделать, — сказал отец. — Несколько месяцев назад.

Он взял сарафан с вишенками, и его я тоже выхватила, но то, что он уже бросил в пламя, спасать было поздно. Я узнавала обрывки — манжету от полосатой блузки, стоптанную подошву шлепанца. Голубой с золотом лоскут тафты от шаровар. Вздыбился рукав, наполнившись воздухом, и тут же опал, объятый огнем.