— Все в порядке? — спросила из кабинета миссис Прайс.

— Да, спасибо, — отозвалась я. — Ничего не разбилось.

— Печенье нашла?

— Да, очень вкусно — спасибо.

Чтобы достать до верхней полки в кладовой, пришлось залезть на табурет, но нашла я одни консервы да залежавшиеся супы в пакетиках. Раздались шаги миссис Прайс, и голова закружилась, я чуть не рухнула с низенькой табуретки.

— Съем-ка печенья, — послышался голос миссис Прайс. — Всего одну штучку. Ты на меня дурно влияешь, Джастина!

В тесной кладовой было нечем дышать. Надо скорей слезать, миссис Прайс уже на подходе. Но там, на верхней полке, в самом дальнем углу, за стеклянной формой для кекса в виде рыбки — банка жасминового чая. Сухие бутоны, маленькие белесые катышки.

Соскочив с табуретки и задвинув ее под стол, я схватила коробку с печеньем и протянула миссис Прайс, переступившей порог.

— Что ж, не откажусь, — сказала она.

Прислонившись спиной к краю раковины и хлопая глазами, чтобы прогнать дурноту, я в два счета осушила стакан молока.

— Как бы ты не перетрудилась, — заметила миссис Прайс. — Раскраснелась вся.

— Ванну драила.

— Неужели я такая грязнуля?

В ответ на мои сбивчивые извинения она лишь посмеялась — дескать, шутка, не принимай близко к сердцу.

В тот вечер в очередной серии “Лодки любви” капитан Стюбинг встретился со своей давней любовью, и та захотела уместить целую жизнь в несколько дней на борту. Когда капитан пообещал посвятить ей себя целиком, она спросила: а кто же будет вести корабль?

— Какой корабль? — переспросил капитан, обнимая ее.

— Все-таки это безответственность, — нахмурился отец.

— Ну? — спросила на следующее утро Эми, когда мы вешали сумки. — Искала?

— Что искала?

— Сама знаешь! — прошептала Эми. — Чай!

— Это еще не доказательство, — ответила я.

— Так я и знала! — воскликнула Эми. — И что теперь?

— Ничего. Ты даже родителям не сказала. Если расскажешь сейчас, тебе же хуже.

Этого Эми не учла.

— И вот что, — продолжала я, — может, этот чай у нее уже сто лет стоит. Может, она его купила давным-давно, он ей не понравился, вот она его и спрятала в чулан.

И все же что-то подтачивало меня изнутри. Вдруг Эми проговорится? И тогда мы с отцом потеряем миссис Прайс? Да только Эми ошиблась, точно ошиблась. В классе мне не сиделось на месте, а когда сестра Бронислава повела нас на урок пения, я барабанила пальцами и топала ногами в такт песням, лишь бы заглушить стук собственного сердца. Я не знала, куда себя деть. До свиданья, ливерпульский старый порт, зафрахтованы мы в рейс до Калифорнии, — пела я, не слыша своего голоса. Слева от меня пели Эми и Карл, справа — Мелисса. — Возвратимся, может, через год[522]...

Когда прозвенел звонок на большую перемену, я бросилась на площадку и полезла вверх по канату, стараясь не замечать, как саднит ладони. Впервые в жизни мне удалось забраться на самый верх. Оттуда виден был весь школьный городок: и задняя блочная стена церкви, и облетевший грецкий орех, и монастырский сад с клумбами и овощными грядками, и прозрачный грот Девы Марии из оргстекла, и окна классов, увешанные мятыми картинками и гирляндами из бумажных человечков.

— Здорово, Крив! — крикнул снизу Карл. — Ты у нас кто — шпионка? Наемная убийца?

Я соскользнула вниз слишком уж быстро, содрав о канат ладони и колени. Больше я не распоряжалась своим телом, оно само принимало решения. Карл и три Джейсона боролись на деревянных катушках, а другие мальчишки — послабее, — сгрудившись внизу, подзадоривали их, требовали крови. Я вскарабкалась на катушки и, дернув Джейсона Дэйли сзади за пиджак, в два счета столкнула его на землю. Мальчишки-зрители свистали и гикали, а я, сграбастав Джейсона Асофуа, расправилась и с ним. Джейсон Моретти держался чуть дольше, хватал меня за руки, ноздри у него раздувались... но и он полетел с катушки. Мы с Карлом присели друг возле друга на корточки, его глаза с золотыми искорками уставились на меня в упор. Я уже не слышала шума на площадке, не чувствовала холода, и когда Карл откинул с глаз растрепанные ветром волосы, я поняла, что он смотрит на меня иначе, видит меня в новом свете. Мы одновременно бросились в атаку, схватили друг друга за плечи, пытаясь столкнуть. Кончики его пальцев впивались мне в плечи до боли.

— Не на того напала, — сказал Карл, а я расхохоталась ему в лицо, как шпионка, как наемная убийца. Он с силой толкнул меня, я споткнулась, потеряла опору, но все еще держалась за его плечи, и он тоже покачнулся, но устоял, и я вместе с ним. Упираясь ногами, мы толкались что есть мочи, по очереди теряя равновесие. Откуда-то издалека подбадривали нас криками мальчишки, им стали вторить и девочки, но голоса их были для нас лишь посторонним шумом. Тут мы услышали новый голос:

— Люди! Люди! Что вы там устроили?

Миссис Прайс неслась по площадке, зрители внизу разбежались.

— Что за безобразие?! — кричала миссис Прайс. — Слезайте сейчас же!

Отпустив друг друга, мы спрыгнули на землю. Я спрыгнула неудачно, отбила ноги.

— Вы что, звери? — спросила она строго, глянув на Карла, потом на меня. — Отвечайте.

Мы замотали головами: нет, не звери. Мы просто играли. Подумаешь, игра.

— Что скажет твой папа, если узнает, как ты себя ведешь, Джастина?

— Не знаю.

— Что скажет мистер Чизхолм? Джастина? Карл?

На этот вопрос мы тоже не знали ответа.

— Он достанет ремень, — пригрозила миссис Прайс, — и задаст жару вам обоим. Разве не так?

Мы закивали.

— Мне надо все это обдумать, — сказала миссис Прайс. — Ступайте.

Весь день мы гадали, что же теперь будет. Когда миссис Прайс вышла к доске сделать объявление, мы с Карлом обменялись взглядами через голову Эми. Ну вот, допрыгались, сейчас она позовет мистера Чизхолма.

— Люди, — начала она, — я посмотрела, чьи имена вы написали в понедельник.

Шум в классе стих. За эту неделю ни у кого из нас ничего не пропало, и мы думали, что все разрешилось само собой.

— Называли несколько имен, — продолжала миссис Прайс, — но одно имя всплывало снова и снова, и это сходится с моими выводами. — Она обвела взглядом класс, остановившись на каждом. — Я решила назвать этого человека вслух, — объявила она. — Не для того, чтобы мы могли отомстить. Не для того, чтобы нападать. Нет. Иисус учит нас милосердию. Он учит нас, добрых католиков, подставлять другую щеку. Словом, я решила дать ей возможность исправиться.

Значит, это девочка. Я закусила губу.

— Эми, — сказала миссис Прайс ласково, — почему ты так себя ведешь? Может быть, дома нелады?

Все мы уставились на Эми.

— Говорила же я, — крикнула Рэчел. — Чтоб ей убиться!

— Давайте попросим Эми что-то сказать, — предложила миссис Прайс.

И Эми сделала худшее, что можно представить, — заплакала.

— Да, — кивнула миссис Прайс. — Ужасно, когда тебя изобличают, правда? — Она подошла к Эми и стала гладить ее по спине. — Зато прекрасно, дорогая моя, что можно все исправить. Попросить прощения.

— А вещи нам вернут? — спросила Паула.

— Конечно. Это будет часть искупления, — заверила миссис Прайс.

— Нет у меня вашего барахла! — огрызнулась Эми. — Нет, потому что я его не брала!

До сих пор у меня перед глазами ее лицо, искаженное, гневное.

Миссис Прайс отошла в сторону, вздохнула.

— Ты пока не готова, — заключила она. — Понимаю. Люди, дадим Эми время. Пусть она сама придет к раскаянию. Давайте все помолимся о ней перед сном — ведь мы с вами семья, а Эми одна из нас.

Дело было под конец школьного дня, и после звонка Эми выбежала в коридор, ни с кем не прощаясь.

— Карл и Джастина, задержитесь, пожалуйста, — попросила миссис Прайс. — Остальные свободны, спасибо.

— Я могу окна закрыть, — вызвалась Катрина, но миссис Прайс лишь повторила: остальные свободны.

Карл выносил мусор и закрывал окна, пока я мыла доску и выбивала тряпки.