До Сены, прекрасной Сены, надо было пройти всего ничего. Река сияла в лунном свете, а ее поверхность рассекла небольшая лодка.
Саттон прибавила шаг. Она устала, хотелось лечь в постель, а внезапный прилив адреналина после обнаружения ножа и прихода фликов лишил ее сил.
Вокруг были люди, следовало действовать осторожно. Впрочем, вокруг всегда были люди. Она выбрала Париж из-за романтики, желания написать книгу в Городе огней и возможности спрятаться среди толпы. Теперь она жалела, что не забралась в какой-нибудь отдаленный уголок, где могла исчезнуть, и никто не увидел бы ее и не узнал. О чем она только думала, приехав сюда?
Под непоколебимым металлическим взглядом Эйфелевой башни Саттон вышла на Йенский мост и дошла до середины. Притворившись беззаботной, прислонилась к парапету. Когда ей показалось, что никто не смотрит, вынула из сумочки нож.
Кто-то схватил ее за руки.
– Мадемуазель Холлидей.
Она вздрогнула и увидела по обе стороны от себя двух фликов, которые приходили к ней в квартиру.
– Что вы делаете, мадемуазель? – Один из полицейских забрал у нее оружие. – Чей это нож? Ваш, верно?
– Я… Нет… Пожалуйста…
Тот, что помоложе, покачал головой. Она не поняла – то ли от жалости, то ли от отвращения.
– Пройдемте с нами. Совершено преступление, и вы должны ответить на несколько вопросов.
– Какое преступление? Я ничего не сделала. Куда вы меня ведете?
– На допрос.
Они уже тащили ее к машине, взяв под руки с обеих сторон. Саттон подумывала закричать, вырваться, но была так напугана, так потрясена, что замерла в молчании. Она без звука позволила фликам увести ее с моста, посадить в машину и увезти.
Арест
Саттон ненавидела полицию. И ненавидела запах полицейских участков – даже здесь, в Париже, он был таким же, как в том омерзительном месте, где ее продержали всю ночь, когда она была подростком. Она изо всех сил старалась не паниковать. Саттон не сделала ничего плохого, но она не дура. Ее задержали на мосту, когда она пыталась бросить в воду окровавленный охотничий нож, и это выглядело не лучшим образом.
Ее отвезли в полицейский участок на улице Фабер рядом с Домом инвалидов. Когда Саттон-Жюстин наконец взяла себя в руки, она возмутилась и потребовала адвоката, но ее просьбы проигнорировали. Ее поместили в комнату, принесли бутылку воды и заперли.
Она понятия не имела, как работает французская правовая система. Не знала, могут ли ее обвинить без доказательств, можно ли ей позвонить или воспользоваться услугами адвоката. Она тяжело дышала и пыталась собраться, но это было нелегко. Предполагалось, что она будет скрываться от посторонних глаз, тихо жить в Париже, но не прошло и недели, как она оказалась в полицейском участке.
Саттон молилась, чтобы не раскрыли ее истинную личность. Паспорт она с собой не взяла, он остался в квартире, но полиция наверняка проведет обыск и найдет его.
Ты Жюстин Холлидей из Голливуда, штат Флорида. Просто помни об этом.
Текли минуты, и паника все нарастала.
Конечно, они специально так себя вели. Зная, что она напугана и одинока, оставили ее посреди ночи размышлять и потеть в металлическом ящике, с ультраяркими флуоресцентными лампами над головой. Такое кого угодно собьет с толку. Они даже не представляли, насколько Саттон боится оказаться ложно обвиненной крысой в клетке. Она уже бывала в таком положении. Результат ей не понравился.
Дыши, Жюстин. Успокойся. Тебя не могут заставить ждать вечно. Им придется сказать, почему тебя задержали. Сначала дождись и выясни, что они задумали.
Она была права. Через два часа вошла полицейская, а за ней юный флик. Она говорила на отличном английском, хотя и с сильным акцентом.
– Bonsoir, mademoiselle. Я инспектор Амели Бадо. Прошу прощения за задержку визита. Я была уже дома, отдыхала. Последние сутки для нас были очень непростыми.
– Что ж, сочувствую, но мне хотелось бы знать, почему я здесь. Никто не потрудился мне объяснить.
Саттон многозначительно посмотрела на молодого флика, а тот ответил ей бесстрастным взглядом.
– Вот как? – Бадо посмотрела через плечо на коллегу. – Прошу прощения за неразбериху. Если я правильно поняла, вас задержали на Йенском мосту, когда вы пытались выбросить в Сену нож, которым, как мы полагаем, вчера ночью совершено двойное убийство. Пока я сюда ехала, в лаборатории осмотрели нож и обнаружили на нем следы крови, которые по данным предварительного анализа могут принадлежать жертвам в Сакре-Кёр, – группы на лезвии и взятых с места преступления образцах совпадают. Придется подождать несколько дней, чтобы завершить анализ ДНК, но мне кажется, вы пытались избавиться от орудия убийства.
Такого просто не может быть! Не может быть!
– Я понятия не имею, о чем вы говорите. И ничего не знаю об убийстве.
Но, конечно, Саттон знала. Все только об этом и говорили, пока она наслаждалась прогулками по Парижу. В памяти всплыли обрывки разговоров, которые она подслушала днем:
«На холме убили двух американцев, вы слышали?..»
«После ужасных статей в прессе в последний год еще и это…»
«Девушке почти отрезали голову…»
«Их положили в такой позе, будто они занимаются сексом…»
«Только представь, эти идиоты-туристы…»
«На ступенях церкви, какое святотатство…»
«Я так напугана, надеюсь, преступника найдут…»
– Так вы не слышали? Как жаль. Двух молодых людей лишили жизни. Вашим ножом, мадемуазель.
– Я этого не делала. А нож я нашла.
– Oui? D’accord, вполне возможно. У нас вся ночь впереди, чтобы вы рассказали о ноже. Почему бы вам не устроиться поудобнее, давайте начнем с того, что привело вас в Париж. Как я понимаю, вы прибыли недавно и сняли квартиру. Вы получили рабочую визу. Планируете остаться на год?
Саттон не собиралась перескакивать на другую тему.
– Я не имею никакого отношения к тем двум убийствам. Эти дети, Лили и Рик… Я не знаю, кто их убил. И мне нужен адвокат.
Женщина добродушно улыбнулась:
– Я не называла вам имена жертв. Значит, вы знаете об убийствах, верно, мадемуазель?
Саттон на миг прикрыла глаза. Хватит вести себя как дура.
Бадо продолжила тем же дружелюбным, обеспокоенным тоном:
– Вы не в Америке, мадемуазель Холлидей. Здесь вы не можете требовать того же, что дома. – Она удобнее устроилась в кресле, словно готовясь к долгой и приятной беседе. – А теперь скажите, что привело вас в Париж?
Саттон плотно сжала губы и покачала головой. Она не собиралась произносить больше ни слова. Все и так плохо, очень плохо, и она не должна еще больше испортить себе жизнь. Она знала, что в конце концов найдет адвоката, но что делать теперь – звонить в посольство и просить о помощи? У нее поддельный паспорт, поддельная личность. Она находится здесь под чужой личиной, а это незаконно. Вряд ли сотрудники посольства будут помогать нарушителям закона.
Она покачала головой, и Бадо понимающе улыбнулась.
Бадо жестом велела своему коллеге уйти, а когда дверь захлопнулась, наклонилась к Саттон и сказала:
– Лучше расскажите нам все. Мы знаем, что вы сделали. И мы знаем, кто вы. У нас есть видеозапись, где вы у Сакре-Кёр, пришли полюбоваться своей работой, а позже возлагаете цветы, создавая впечатление, будто вы просто очередной скорбящий турист. Орудие убийства находилось в вашей квартире. Сейчас мы тщательно обыскиваем ее в поисках новых улик. Не нужно быть гением, чтобы связать все нити воедино. А теперь, – сказала она, любезно улыбаясь, – пришло время рассказать правду о вашей причастности к убийствам.
Саттон едва сдерживала слезы. О господи! Она в полной заднице.
– Мне нужен адвокат.
– Пфф! – Бадо повела плечами. – Если не хотите говорить об убийстве, может, поговорим об истинной причине вашего пребывания в Париже?
– Адвокат.
Бадо покачала головой и тяжело вздохнула:
– В ваших интересах сотрудничать с нами, мадемуазель. Я лишь хочу докопаться до истины, понять, что произошло на самом деле.
