– Я раскаиваюсь в своих фантазиях.

Кожа на тыльной стороне пальцев трескается. Кровь начинает стекать по облупившейся краске.

– Я выполню своё задание. Я не позволю ведьме жить.

Она тянет сильнее, и, хотя чувствует боль, одновременно испытывает умиротворение от искупления. Наконец отпускает дверь и вынимает опухшие пальцы. Они опухнут, но не сломаны – и это хорошо. Ей нужна её правая рука, которую она разделяет с братом, чтобы делать работу Господа.

Холли плохо спит, её мучают сны о большом мужчине с битой. В этих снах она не пинает стул, а просто замирает, пока большой мужчина разбивает голову Кейт. Она просыпается на рассвете – на восточном горизонте едва видна оранжево-розовая линия, снимает с зарядки iPad и пишет письмо Джерому.

Надеюсь, ты занят своей книгой, и мне не хочется просить тебя снова работать на меня, особенно после того, как ты связался с Джоном Акерли, но приходится. (К тому же, кажется, ты говорил, что ищешь какое-то отвлечение.) Я думаю, что женщина, которая преследует Кейт, – религиозный фанатик. В Спокане Кейт получила записку с надписью «Кто говорит ложь, тот погибнет» – это из книги Притчей. Когда преследовательница вывалила на багаж Кейт тушу сбитого животного, на двери написала «Исход 22». Это наудачу, Джей, но не мог бы ты поискать в интернете церкви, которые попадали в неприятности из-за протестов против абортов, прав женщин или ЛГБТ+? Начни с Баптистской Церкви Уэстборо в Топике, а дальше – по следам. Мне нужны только случаи, когда церкви привлекали за незаконное проникновение, нападение, угрозы и подобное.

Если сделаешь это для меня, не только получишь оплату, но и сможешь три раза называть меня Холлиберри. Спасибо, и если ты слишком занят – пойму.

Холли

Она отправляет письмо и ищет в контактах Джона Акерли. Пишет ему:

Дорогой Джон

Если это не нарушит твоё соглашение об анонимности, не мог бы ты навести справки – не про людей с программы по имени Бриггс, а про кого-то по имени Триг? Думаю, это настоящее имя или прозвище убийцы. Спасибо.

Холли

Сделав это, она возвращается в кровать и ей удаётся уснуть ещё на два часа. На этот раз без снов.

Иззи Джейнс и Том Атта прибывают в дом Гринстедов в четверть девятого утра в воскресенье. Тонколицая женщина в стёганом халате открывает дверь и смотрит на их значки. Она не спрашивает, зачем они пришли, а просто говорит, что её муж в беседке. Произносит это как «безедке».

– Проходите через кухню, – говорит и показывает большим пальцем, словно просит подвезти.

– Скажите, миссис Гринстед, – говорит Иззи, – у Рассела есть младший брат или сестра?

Она не спрашивает, зачем Иззи это нужно.

– Он единственный ребёнок. Воспитывали его как маленького принца, – и закатывает глаза.

Они проходят через кухню. Том тихо говорит Иззи:

– Мне кажется, в этой долине могут быть проблемы.

Иззи кивает. Миссис Гринстед показалась ей женщиной, страдающей от серьёзного отчуждения.

Через патио и на среднем по размеру заднем дворе в беседке за столом сидит лысеющий мужчина в красном халате и пижаме. Он пьёт кофе и читает газету. Увидев их, встаёт и подтягивает пояс халата. Он не требует показать значки – ему не нужно.

Обращаясь к обоим:

– Атас, копы! – Затем к Иззи: – Атту знаю по суду. Вас я ещё не подвергал перекрестному допросу.

– Изабель Джейнс, – отвечает она и слегка пожимает руку Гринстеда.

– Что вы тут делаете так рано в воскресенье? Не говорите – догадываюсь. Это связано с тем, кто убивает людей и оставляет имена присяжных по делу Даффри на руках у жертв.

– Это не вы ли? – дружелюбно спрашивает Том.

Рассел Гринстед на мгновение замирает, потом смеётся.

– Хорошая шутка! Чем могу помочь этому скромному эсквайру?

Иззи и Том не отвечают. Гринстед смотрит то на одного, то на другого.

– Вы не шутите.

– Совсем нет, – говорит Том.

Гринстед поворачивается, поднимает чашку с кофе и допивает её. Он говорит не своим гостям в это тёплое и приятное весеннее утро, а пустой чашке, словно в микрофон:

– Два городских детектива приходят ко мне домой в воскресенье утром, когда у меня ещё глаза полусонные, и спрашивают, не я ли убиваю людей из-за покойного и, кстати, мной оплакиваемого – Алана Даффри. Кого я защищал до последнего. И они при этом не шутят.

Он поворачивается к ним, уже не смеясь, а улыбаясь. Том позже расскажет Иззи, что помнит эту улыбку – ту самую, что Гринстед показывал, когда допрашивал его. Опыт был неприятный.

– И что же заставило вас прийти к такой поразительной мысли, офицеры?

– Почему бы вам не позволить нам задать вопросы, а потом мы дадим вам вернуться к вашему воскресному утру, – говорит Иззи. – Если ответы будут удовлетворительными, разумеется. Если нет, вам придётся с нами поехать в участок.

– Невероятно. Просто невыносимо невероятно. Ладно, спрашивайте.

– Начнём с 3-го мая, – говорит Иззи. – Это была суббота. Где вы были между, скажем, пятью и семью вечера?

– Серьёзно? – Он всё ещё улыбается, теперь с поднятыми бровями. – Вы сами-то помните, где были в субботу три недели назад?

Дверь кухни с шумом распахивается, и к ним подходит миссис Гринстед. В руках она несёт кофейник и две чашки на подносе с надписью «Девушка из Сент-Паули». Также сливки и сахар.

– Он был здесь, думаю. Мы обычно смотрим древнее роуд-шоу по субботам вечером или днём. Стриминг удобен, потому что можно смотреть в любое время. Расс обычно заказывает еду на вынос. Что ему вздумается. Меня редко спрашивают. Кофе?

– Нет, спасибо, – отвечает Том. – Хотя обычно мы ожидаем, что супруги предоставляют алиби. – Он улыбается ей своей улыбкой – намного дружелюбнее, чем акулья улыбка Гринстеда. – Просто говорю.

Иззи:

– А как насчёт следующего дня? Воскресенья, 4-го? В тот день, когда убили пьяниц.

Гринстед говорит:

– О, Боже мой. Погодите, может, я кое-что вспомню. – Он заходит в дом, подтягивая пояс халата, и снова бормочет: – Невероятно.

– Вы что-нибудь помните об этом воскресенье? – спрашивает Том миссис Гринстед.

– Было прохладно, казалось, что пойдёт дождь, не так, как сейчас. Я ходила в церковь. Хожу каждое воскресенье. Расс не ходит. Думаю, он был в своём кабинете, готовился к делу или ждал кого-то, но точно не скажу.

– У вашего мужа есть оружие, миссис Гринстед?

– О, да, у нас обоих есть пистолеты. У меня Ругер 45-го калибра, у Расса Глок 17. Они для защиты дома. Мой муж – уголовный адвокат, у него часто клиенты – нехорошие люди. Иногда он их приводит домой.

Оба пистолета имеют калибр крупнее, чем тот, из которого убили Майка Рафферти, и гораздо крупнее, чем у оружия, использованного против женщины и пьяниц. Но их всё равно придётся проверить, если Гринстед не сможет предоставить алиби, более надёжное, чем свидетельство жены, которая, похоже, не слишком им увлечена. Всё же у них почти ничего… кроме дедукции Холли Гибни, которой Иззи доверяет, и Том в какой-то мере тоже.

Гринстед возвращается со своей книгой с записями. Он размахивает ею перед ними:

– В два часа в то воскресенье к нам приходил Джимми Сайкс чинить мой настольный компьютер. Он постоянно зависал. Я надеялся, что он сможет прийти в субботу, но у него были все записи заняты. Вот.

Том смотрит. Иззи записывает имя.

– Он ваш айтишник?

– Да. Он перезагрузил компьютер или что-то в этом роде, чтобы я мог поработать над делом.

– Скорее, чтобы поиграть в онлайн-блэкджек, – говорит миссис Гринстед. Гринстед отворачивается от Иззи и Тома и смотрит на жену с тонкой улыбкой.