И обнаруживает их в лице Ривера Картрайта. В его кабинете тоже тишина; Ривер только что поговорил с врачом больницы Святой Марии, куда доставили Паука Уэбба – к сожалению, несколько позже, чем положено по регламенту службы скорой помощи. Возможно, Ривер сейчас размышляет над новостями о состоянии своего бывшего друга, но наша мышь не знает, доставляют они ему огорчение или удовольствие; вполне вероятно, что Ривера сейчас обуревают совсем другие чувства: например, подозрение, что его дед неспроста с легкостью вспомнил название ЗТ-53235, которое долго хранилось в его памяти, поскольку небось именно С. Ч. подбросил советским властям убедительные доказательства деятельности иностранного шпиона в закрытом городе. Город ЗТ-53235 и тысячи его обитателей были уничтожены в 1951 году, когда Дэвиду Картрайту было примерно столько же лет, сколько сейчас его внуку, что заставляет Ривера задуматься: а смог бы он так же вести игру в балагане кривых зеркал, где к человеческим жизням на кону относятся как к сожженным спичкам? Еще он размышляет о том, как все эти соображения повлияют на его следующий приезд к деду и сможет ли он запрятать их поглубже, как и прочие шпионские секреты, чтобы относиться к С. Ч. с той же любовью, что и раньше.

Разумеется, наша мышь не в состоянии помочь ему разобраться с этой проблемой, поэтому удаляется в соседний кабинет, который занимает Луиза Гай. Здесь тоже стоит тишина, но несколько иного рода, заглушающая еле слышные звуки, такие тихие, что они даже не отдаются эхом, потому что в кабинете больше никого нет, хотя здесь есть свободный стол – свободный, незанятый, пустой. Лишний. Впрочем, придет время, когда этот стол займут, – не зря же Лэм упомянул, что в Слау-башню присылают лузеров, а в них, как известно, нет недостатка, – и, может быть, именно эта перспектива заставляет Луизу тихонько всхлипывать, а может, это из-за пустоты, ожидающей ее в квартирке, которая еще недавно казалась слишком тесной для двоих, а теперь стала слишком просторной для одной; горечь этой ситуации не умаляет даже недавнее приобретение, ныне покоящееся под коллекцией нового, но теперь не востребованного нижнего белья, – брильянт размером с ноготок и весом куда меньше пончика, но его стоимости Луиза даже не представляет. Его оценка станет еще одним шагом за черту, переступать которую Луиза Гай прежде не собиралась, так что покамест камешек лежит в укромном месте, суля лишь возможность сменить одно пустое пространство на другое, – но то же самое, похоже, сулит ей и будущее: одно пустое пространство за другим, как бесконечный ряд зеркал, уходящий в никуда.

Неудивительно, что она всхлипывает; неудивительно и то, что наша мышь тихонечко отбегает подальше от горя, которому не может посочувствовать, и поднимается еще выше, на последний этаж. Там она заглядывает в кабинет Кэтрин Стэндиш, которая не боится мышей, при условии, что они настоящие. В свое время Кэтрин довелось видеть немало призрачных мышей, неясных теней, рассеивавшихся, как только она пыталась к ним приглядеться, но эти дни давно миновали, и сейчас для нее важен только каждый сегодняшний день. Но и с ним она справится так же безмятежно, как справляется со всем остальным, – навык, отточенный ежедневным общением с невыносимым Джексоном Лэмом, который сейчас сидит в своем кабинете за плотно закрытой дверью, что, впрочем, не является непреодолимым препятствием для нашей отважной мышки-путешественницы, равно как и груда телефонных справочников. Наша мышь покоряет эту вершину и замирает, нервно подрагивая усиками и поводя носом. Глаза Джексона Лэма закрыты, ноги покоятся на столе. На коленях у него лежит газета, раскрытая на статейке о локальном подземном толчке в Котсуолдс. Да, представьте себе, в Котсуолдс. От легкого сотрясения тектонической плиты обрушилась средневековая церковь; к счастью, погиб только один человек. Вот так, думает Лэм, призрак Александра Попова в лице Николая Катинского наконец-то исчезает в деревеньке, у которой нет ничего общего с его родным городом, если не считать способа, каким он, Катинский, намеревался ее уничтожить. А что касается цикад – этих созданий, спящих под землей глубоким сном, таким глубоким, что их поддельное существование превратилось в настоящее, – то их никто будить не собирается, ни грубо, ни ласково, ведь соседи по коридору придерживаются мнения, что не стоит будить спящих шпионов. В конце концов, спать шпионы умеют столь же хорошо, как и лгать.

Размышляя обо всем этом, Джексон Лэм вслепую пытается нащупать что-то на столе – наверное, сигареты, – но, когда его пальцы схватывают только пустоту, наконец-то открывает глаза. А перед ним, нервно подрагивая усиками и поводя носом, сидит наша мышь. На миг у Лэма возникает неприятное ощущение, что мышь вглядывается либо в прошлое, которое он так старается похоронить, либо в будущее, о котором ему хочется поскорее забыть. Он моргает – а мыши простыл и след. Будто ее никогда и не было.

– Кошка нам бы не помешала, – ворчит Лэм, но его никто не слышит.

© Д. В. Попов, перевод, 2025

© ООО «Издательство АЗБУКА», 2025

Издательство Иностранка®

На Локаст-лейн он сбил собаку. Выскочила невесть откуда, темное размытое пятно в свете фар. Он крутанул рулем, однако маневра оказалось недостаточно, и машина врезала краем бампера животному по задней части. Псина улетела кувырком обратно в ночь, под аккомпанемент собственного воя, сливающегося с визгом шин. Патрик остановился прямо посреди дороги, с готовым выпрыгнуть из груди сердцем и мыслью, что идея прокатиться, пожалуй, была не такой уж и удачной.

Буквально через мгновение он снова увидел сбитую тварь. Она помчалась в обратную сторону, но добралась лишь до ближайшей лужайки, где теперь и крутилась волчком, кусая себя за бок, зациклившись на тщетной погоне за болью. В конце концов собака улеглась и принялась неистово зализывать место удара. Такая здоровенная черная псина. Лабрадор, наверно, или лабрадор и что-то еще через дефис. Патрик в породах собак не разбирался.

Он окинул взглядом близлежащие дома – проверить, не вспыхивает ли в них свет, в то время как владельцы в пижамах высыпают на крыльца. Нет, стояла тишь да гладь. Часы на приборной панели показывали 3:11. Вполне возможно, для обитателей Локаст-лейн инцидент так и остался незамеченным. Здания от дороги здесь отстоят на приличное расстояние, а окна плотно закрыты. Фасады большинства домов прячутся за деревьями. События на улице происходят словно бы за тридевять земель.

Собака продолжала холить рану, хотя манера ее движений уже предвещала процесс успешного восстановления. Патрик принялся убеждать себя уехать. В произошедшем его вины не было. В Эмерсоне собакам запрещено разгуливать на свободе. Это всем известно. Будьте любезны обзавестись двухметровым поводком. Даже знаки стоят на каждом углу. Потом, не факт, что он не превысил установленного ограничения скорости. И последнее, что ему сейчас было нужно, это проходить тест на трезвость, вышагивая по белой линии под надзором какого-нибудь зевающего копа. «Езжай домой, – уговаривал себя мужчина. – Прикончи бутылку да ложись спать. Порядок тебе известен. Настанет рассвет, а с ним и еще один бессодержательный день».

Но он не мог так поступить. Он ранил живое существо. А значит, несет за него ответственность. И потому обязан помочь. Ни к чему ему еще одна позиция в перегруженной тележке вины, что он толкал перед собой по супермаркету жизни. Некогда Патрик сам себе пообещал придерживаться определенных принципов. На все остальное можно наплевать, но только не на это.