Айви улыбнулась:

– Она купила мне кофе. Шел проливной дождь – из тех, под которыми промокаешь до костей. Я забежала с парковки в «Старбакс» и уже внутри поняла, что оставила кошелек в машине. Я села за столик, чтобы переждать дождь, и рядом оказалась Саттон. Она спросила меня, в чем проблема, купила мне латте, и мы поболтали. Я удивилась, когда она сказала, что ей тридцать пять. Она выглядела гораздо моложе. Я думала, она моя ровесница. А потом в ее жизни начался ад, и все стало разваливаться. Хотя кто будет ее винить.

– Филлис Вудсон, похоже, считает Саттон необыкновенно сильной и уверенной в себе.

Айви насмешливо хмыкнула:

– Филли и хомяк показался бы сильным и уверенным в себе. Я никогда не встречала настолько бесхребетного человека.

– Ого! Вы же подруги.

Айви зажмурилась и прикрыла губы рукой. Когда она снова заговорила, ее тон был извиняющимся.

– Понимаю, ужасно прозвучало. Да, мы все подруги. Вы же знаете, как это бывает в женском коллективе. Не все друг друга обожают. Мы терпим Филли, потому что Саттон, кажется, по-настоящему к ней привязана. Филли не семи пядей во лбу. Я никогда не понимала, почему Саттон за нее держится. Нет, не так. Все дело в ребенке. Но после смерти Дэшила у них больше не осталось ничего общего. У других нет маленьких детей – хотя Рейчел и ее партнер пытаются забеременеть, но Саттон они об этом не говорят. Зачем причинять ей боль? Дети Эллен старше, учатся в колледже. Только у Филли были пошаговые инструкции. Эта женщина – ходячая энциклопедия «Чего ждать, когда ждешь ребенка». – Она едва заметно поежилась. – Их разговоры сразу отбивали охоту пить кофе. Простите. У вас есть дети?

– Нет. Расскажите о ребенке.

Айви снова закрыла глаза, будто вспоминая:

– Он был таким милым. Конечно, они обвиняли друг друга. Был поставлен диагноз «синдром внезапной детской смерти». Но что это значит? Ребенок перестал дышать по неизвестной причине. Насколько мне известно, когда они его нашли, он лежал на животе.

– Они? То есть они вдвоем?

– Нет. Саттон… Его нашла Саттон. А Итан обвинял ее. Она не должна была класть ребенка на живот.

– Ребенок ведь уже мог перевернуться сам?

– Думаю, да. Я точно не знаю, в каком возрасте это происходит. В общем, Саттон его уложила, а через несколько часов он умер. Итан не переставал ее обвинять. Хотя это и был несчастный случай.

– Вы же не думаете, что это было намеренно?

Глаза Айви превратились в ясные кусочки голубого льда.

– Итан вам не рассказал? О том, как она забеременела?

– Нет. Были какие-то сложности?

– Можно и так сказать. Саттон не хотела детей. Совсем. Считала, что материнство не для нее.

– Это произошло случайно?

– Некоторым образом. Итан подменил ее противозачаточные таблетки. И ничего ей не сказал, пока она не родила. Саттон возненавидела его за это.

– Серьезно?

– Да. Она чувствовала себя так, будто над ней надругались. Знаете, сначала она хотела сделать аборт, но я ее отговорила.

– Почему?

Айви вздохнула:

– Она не хотела быть матерью. Не хотела ребенка. Все ее в этом поддерживали, кроме меня. Одна я считала, что она должна оставить ребенка. Остальные советовали от него избавиться. Но я знала, что это скрепит их брак, раз и навсегда. Итан и Саттон принадлежали друг другу. Дополняли друг друга. Просто не всегда это понимали.

– Но при этом ругались?

– О да. Ругались. Вы же из полиции, разве вы не видели, сколько раз за прошлый год к ним вызывали полицию?

– Видела. Но Саттон так и не выдвинула обвинений.

– Ну конечно не выдвинула. И никогда не стала бы. Они с Итаном такие вспыльчивые.

– Она также заявила, что не звонила в полицию.

– Да? Как такое возможно? Откуда полиция узнала, что они ссорятся?

– Я склонна с вами согласиться. Жертвы домашнего насилия часто сожалеют, что позвали на помощь, в особенности если агрессор еще поблизости.

– Именно так. Но вернемся к ребенку. В итоге Саттон слишком долго раздумывала, и решение было принято само собой. Хотя я не уверена, что она по-настоящему прикипела к Дэшилу. Итан, напротив, был вне себя от счастья. Он обожал сына.

– А она нет?

– Ну, она его любила, поймите меня правильно. Но порой возникает мысль, а не стремилась ли она подспудно к саморазрушению, была ли достаточно осторожна. Ведь все знают, что нельзя класть детей на живот. И она была пьяна, когда вернулась домой тем вечером. Итан рассказал мне об этом после.

Холли решила пока проигнорировать последнее заявление.

– Саттон часто занималась саморазрушением?

– Временами. Именно поэтому я так беспокоилась за нее.

– Так что, для протокола, вы не считаете, что Итан имеет отношение к исчезновению Саттон?

Брукс прикусила нижнюю губу:

– Пожалуй, не совсем. Может, она и сбежала, чтобы его наказать, но если и так, то лишь потому, что Итан ее подтолкнул. За его требованиями невозможно было угнаться. И он перестал писать, что сделало его совершенно невыносимым. Может, он и не спустил курок, но если Саттон мертва, то он в этом, несомненно, виноват.

– Значит, он был с ней жесток.

– Я такого не говорила. – Она посмотрела на часы и подскочила. – Боже, простите, у меня назначена встреча. Прошу меня извинить. Если я еще чем-то могу помощь, звоните без колебаний. Я безумно волнуюсь за нее. Я и правда надеюсь, что она где-нибудь спряталась, заставив нас всех покрываться холодным потом.

– Спасибо, что уделили мне время.

Холли пошла к машине, просмотрела записи и, вспомнив, добавила кое-что еще. Две женщины и два разных взгляда на то, какой была Саттон Монклер.

Пришло уведомление о новом голосовом сообщении. От Эллен Джонс. Холли включила его.

«Здравствуйте, я буду дома примерно через час. Можете заехать».

Холли посмотрела на часы. Как раз вовремя, миссис Джонс.

– У меня есть один секрет, – сказал Итан.

– Да?

Саттон налила вино в свои любимые большие бокалы без ножек. Итану они не нравились, ведь ножка служит для того, чтобы пальцы не касались бокала и тепло не мешало вину открыть свой аромат, но Саттон считала их забавными и отправила все традиционное стекло на чердак. Правда, позволила Итану оставить бокалы для виски.

– Ну так выкладывай. Что за большой секрет?

Итан сделал глоток «Бренелло». Он специально открыл именно это вино и дал ему час постоять. Вкус был божественный. Богатый, пряный, смелый. Будь смелым, Итан. Очень смелым.

– Вообще-то, это давняя история. Ты будешь смеяться, когда услышишь.

Саттон готовила куриное рагу, и деревянная ложка зависла над сковородкой. Итан заметил, как в глазах жены мелькнула тень.

– Если у тебя был роман, не хочу об этом слышать. Честно, Итан, не хочу. В прошлый раз… это чуть меня не сломило.

– Нет, Саттон, ничего подобного. Я поклялся, что никогда больше тебе не изменю, и верен своему слову. Но неважно. Забудь. Это ерунда. Я накрою на стол, и поужинаем. Выглядит восхитительно.

Саттон положила деревянную ложку на подставку. И скрестила руки на груди.

Вот черт. Ему совсем не хотелось сегодня видеть ее в обороне. Он рассчитывал провести обычный приятный вечер. Поужинать, выпить хорошего вина, может, немного поиграть в постели, пока малыша не пора будет кормить.

Итан шагнул к жене и помассировал ей шею. Погладил. И она позволила. После рождения ребенка, да и вообще всю беременность, ей нравились прикосновения, и не только во время секса. Как будто вернулась прежняя Саттон, которой она была в начале знакомства, жаждущая прикосновений.

От нее пахло молоком, ребенком и жимолостью – странное сочетание, одновременно и отталкивающее и возбуждающее.

– Попробуй вино. И скажи, что оно тебе напоминает.

Саттон закрыла глаза, понюхала и сделала глоток.

– Ужин на винодельне в Монтальчино. Вино со вкусом жидкого золота. Когда я сказала это владельцу, он надо мной посмеялся.