И неясно было, это «Ох» означало, что я ее убедила, или же это было пассивно-агрессивное «Ох» из серии «делай что хочешь».

Потом она спросила:

– Я могу чем-нибудь со своей стороны помочь?

– Нет, спасибо. Я пришлю тебе подробности, когда дом снова выставят на продажу. У них на сайте объявление должно появиться не позже чем дня через два, и я отправлю тебе по почте ссылку. Договорились?

Долгая пауза.

– Да, хорошо. Спасибо.

Ей так легко запудрить мозги. Если бы ее это по-настоящему беспокоило, она бы вскочила на ближайший самолет, прилетела бы сюда и разобралась со мной, но она, видите ли, не может этого сделать. Потому что боится. Моя родная сестра, старше меня на три года, на три года меня мудрее и в четырех тысячах миль от дома, до жути боится ко мне приближаться.

– А как насчет фирмы, которая вывозит мебель?

– С этим тоже все под контролем, – соврала я. – Ну как ты там? Как мои дорогие племянники? Эшу понравился самосвал?

Долгая пауза.

– Да, они в порядке. – Долгая пауза. – Ну ладно, слушай, дай мне знать, когда договоришься с этой риелторской фирмой, хорошо?

– Да, конечно. Пока-а-а-а! – пропела я и нажала на отбой.

Я вернулась к своей жизни, а она – к своим детям, шикарному особняку в английском стиле, бассейну, гирляндам из попкорна, батончикам «Твинкис» и дружкам-янки, которые чокаются пивными банками и смотрят «Супербоул» [751]. Для Серен сестры что есть, что их нет, особенно такие, которые «с умственными отклонениями».

Я весь день делала в фотошопе скриншот с сайта совершенно нового агентства недвижимости, чтобы послать ей. Уже ложилась спать, когда от нее пришел ответ:

«Спасибо, что все улаживаешь. Надеюсь, нам обеим недолго осталось волочь на себе этот груз.

Счастливо!

С.

x»

Этот «х», который обычно в конце письма означает поцелуй, в конце ее письма не означал почти ничего. Этим «х» она говорила лишь, что «как только дом продастся, можно будет поставить крест на наших отношениях раз и навсегда». Этим «х» она помечала сестру, которой я была для нее когда-то – до того, как «сошла с ума». Этот «х» был приклеенным крест-накрест пластырем на всех замечаниях обо мне, которые я слышала в ее разговорах с мамой, бабушкой и папой.

«Я ее ненавижу. Ненавижу. Ненавижу».

«Почему ты не можешь опять ее туда отправить?»

«Единственная раковая опухоль в этой семье – это Рианнон».

«Когда он умер, Рианнон была с ним. Что, если это она его убила?»

1. Крейг.

2. Мужчина, который стоял передо мной в кофейне и заказывал штук восемнадцать латте с разными вкусами, – кстати, у тебя задница чересчур огромная для таких шортов.

3. Сука-аптекарша в «Бутс», которая спросила, рекомендованы ли мои пищевые добавки врачом. Давно ее вообще назначили тут главным медицинским специалистом? Просто дай мне купить мои чертовы витамишки-возбудишки, ты, тупая уродина.

4. Тип, который свистит кому-то через всю парковку, когда идет на работу в шесть утра.

5. Воры: батарейки из пульта, полпачки замороженных перцев и рулончик скотча определенно переместились на территорию Уиттэкер.

Короче, пока утро складывается довольно драматично: Рон и Клавдия встречались с мэром, и Рон сказал, что Эй Джею нужно поприсутствовать на встрече (конечно, после того, как он сделает всем кофе), чтобы узнать побольше о деятельности мэра и местной политике. Через какое-то время дверь Рона вдруг распахивается, и Эй Джей вылетает оттуда буквально пулей.

Я пошла за ним на кухню. Дверь закрыта, чайник на плите кипит пронзительным «фи-и-и-и-и-и», а Эй Джей сидит в кресле, обхватив голову руками.

– Эй, ты там живой? – спросила я.

Выключила плиту и села рядом с ним на диван, позаботившись о том, чтобы не вляпаться в комок рыбного паштета «тарамасалата», который лежит там уже не первую неделю и за который никто не хочет брать на себя ответственность.

– Нет, – отозвался он со всхлипом.

– Что случилось?

– Ох, ничего. Просто совершенно обосрался перед Роном, перед мэром, вообще перед всеми.

– Расскажи, – попросила я.

Судя по всему, момент был спинопотирательный, поэтому я принялась за дело.

– Мэр упомянула свою дочь, и я пошутил, что надо бы как-нибудь отвезти ее повеселиться и напоить до состояния нестояния.

– Ой…

– Ну я же не знал, что у нее нет ног!

Я сочувственно поморщилась.

– Да. Пьяный водитель.

– Я знаю, Лайнус мне только что рассказал. Заходил сюда и сказал, что мэр может привлечь меня к ответственности за психологическое насилие.

– Да он пошутил. Просто хочет, чтобы ты попсиховал.

– Я бы ни за что не сказал такое, если бы знал. Ни за что и никогда! – выкрикнул он с очередным всхлипом. – А потом я посмеялся над какой-то ее шуткой – наверное, слишком громко, – ну, пытался загладить вину за «нестояние» и сказал, что у меня сейчас случится сердечный приступ.

– О боже.

– Ну я же не знал, что у нее муж как раз сейчас в больнице с сердцем!

– Да об этом все знают! – рассмеялась я.

– А я не знал! – ответил он, явно не в том настроении, чтобы смеяться. – Я теперь не могу туда вернуться, просто не могу. А что, если он меня уволит? Ри-и, мне деньги нужны, чтобы путешествовать!

Я снова потираю его по спине, проглаживаю вниз по всем бугоркам позвоночника.

– Все будет хорошо. Клавдия ведь знает, что ты бы не стал нарочно говорить такие обидные вещи. Она тебя прикроет.

– А как же мэр? Я ее расстроил прямо сильно.

– Ну, во-первых, она сумасшедшая.

– Ты бы видела лицо Рона! Он меня теперь ненавидит. Считает, что я его опозорил. И тетушка Клавдия смотрела на меня точь-в-точь, как смотрела няня, когда я навалил кучу на ковер. – Я нахмурилась. – Мне было три года.

– Ладно. Тогда, наверное, простительно.

Я переместила руку с его спины на предплечье и на этот раз потерла там, глядя ему в глаза. Почувствовала мурашки у него на коже.

– Ну ладно, давай-ка иди в туалет, поправь тушь на ресницах, а я приготовлю им кофе, и встретимся с тобой внизу. Эй Джей, честное слово, это ерунда. Поверь мне. Договорились?

– Ладно. Давай, бро.

– Слушай, а я ведь в обед купила в магазине приколов конфетки-пердушки. Растворимые.

Он расплылся в улыбке, хотя в глазах по-прежнему блестели слезы.

– Мисс Льюис, к чему мне эта информация?

– Ну, я полагаю, что мистер Сиксгилл скоро попросит свой ежедневный капучино? Конфеты у меня в столе.

На старой дороге между городом и карьером было совершено еще одно изнасилование. Опять двое мужчин на блестящем черном или, возможно, синем автофургоне «форд». На этот раз жертва нападения – женщина за пятьдесят, которая снабдила полицейских довольно подробными описаниями, и теперь те «практически на сто процентов уверены, что три последних преступления были совершены одними и теми же людьми», и «пока ведется следствие, полицейские усилят свое присутствие на улицах города». Я начинаю подумывать, не пора ли и мне усилить свое присутствие на улицах.

Позже Эй Джей рассказал мне, как помирился с Роном и мэром. Прогнулся профессионально. Ну, я не удивилась. У него есть такая, знаете, улыбка, которая даже самое каменное сердце растопит. На него невозможно долго сердиться. Да еще эта его задница, господи боже ж мой. Невозможно сердиться на такую задницу.

ОМГ ОМГ ОМГ, вернулась с обеда с новостью: Крейг объявил, что хочет ребенка.

ОТКУДА У НЕГО ТАКИЕ МЫСЛИ?!

Вот уж к чему я сегодня совсем не была готова. Видимо, это он таким образом пытается построить мост над глубоким ущельем, которое пролегло между нами с тех пор, как он начал трахаться с Ланой. Я допустила роковую ошибку: по доброте своего холодного черного сердца отнесла ему на работу булочку с беконом и американо. Он сейчас делает ремонт в магазине на Хай-стрит. Мои новые лакированные туфли на танкетке моментально покрылись слоем белой пыли, как только я туда вошла, и пересыпанный нецензурными словами разговор тут же затих, потому что – ну конечно, ведь не при дамах! Его товарищ, плотный плотник Стив, которого Крейг нежно называет Стивуайз Гэмджи [752], на меня не оглянулся и не попытался изобразить нечто вроде приветствия – слишком уж страстно был увлечен своей задачей: строгал деревяшку.