В полдень она поняла, что ждать Джилл, судя по всему, бесполезно. Допила остатки коктейля, вылезла из бассейна и, оставляя босыми ногами мокрые следы, пошла в раздевалку.

За ужином в тот вечер Эбигейл все время поглядывала на дверь в обеденный зал, надеясь увидеть Джилл и Алека.

– Кого ты высматриваешь? – спросил Брюс, разрезая свою порцию кролика.

– Ой, извини, – сказала Эбигейл. – Джилл. Я не видела ее весь день.

– Собираешься отомстить ей за то, что она тебя продинамила? – улыбнулся Брюс.

– Нет… Наверное, я просто волнуюсь.

– О чем же? У нее тоже медовый месяц. Может, она просто проводит день в своем домике с Алеком…

– Да, ты прав.

Главным блюдом Эбигейл был овощной пирог, который теперь был почти полностью съеден, и она нервно соскребала вилкой его остатки.

– И ты же помнишь, что тут можно заказать ужин в номер. Наверное, так они и сделали.

– Пожалуй, – согласилась Эбигейл. – Наверное, так они и сделали…

Тут она увидела Эрика Ньюмана, евшего в одиночестве за одним из угловых столиков. Он принес с собой книгу, и было что-то жалкое в том, как он, открыв ее перед собой, сидел за столом совсем один, периодически нервно оглядывая комнату. После их встречи на пляже Эбигейл почувствовала себя капельку лучше и даже надеялась, что он перестанет ей докучать. Он явно не был готов к тому, что его назовут настоящим именем или будут расспрашивать о его жене. Может, он и вправду просто жалкий сумасброд, вбивший себе в голову, что нашел свою вторую половинку… Может, дерзко поведя себя с ним, она разрушила некоторые из его иллюзий о ней…

– Я сегодня устала, – сказала Эбигейл, когда они ели десерт. Она не хотела задерживаться в зале после ужина, хотя все еще надеялась увидеть Джилл и узнать, что заставило ее пропустить их встречу в бассейне.

– Я тоже. Сразу после еды в домик?

– Было бы здорово.

Вечерний воздух был прохладным. Держа в руках фальшивые фонари, они спускались по покатой лужайке к своему домику, и когда были около двери, в ближайшем кусте что-то зашуршало. Эбигейл вздрогнула.

– Что это? – удивилась она.

– Наверное, енот или лиса, – сказал Брюс. Он шагнул к кусту, и они услышали, как что-то ускользнуло прочь.

– Странно думать, что на этом острове есть животные, – сказала Эбигейл, входя в домик.

– Почему?

– Потому что они застряли бы здесь. То есть как они вообще сюда попали? Птицы – это понятно, потому что они могут летать, но откуда взялись лисы?

– Они взялись от других лис. Тебе нужно, чтобы я это объяснил?

Внутри домика горел огонь в камине. Эбигейл подошла к скрытому холодильнику и достала бутылку размером с винную, которая оказалась местным пивом под названием «Кинг Титус».

– Выпьем на двоих? – спросила она.

– Конечно, – сказал Брюс, и они, потягивая темное пиво, стали играть в нарды, устроившись на диване у огня. Для Эбигейл это было самое близкое к нормальному состоянию с тех пор, как Эрик Ньюман подошел к ней в главном корпусе в ее первый вечер здесь. Сыграв четыре партии и выиграв по две каждый, они согласились лечь спать, хотя было еще рано.

Брюс уснул первым, свернувшись в позе эмбриона и глубоко дыша. Эбигейл лежала голая под одеялом, не в силах уснуть, думая обо всем, что произошло за последние несколько дней. Огонь угасал, но все еще отбрасывал мягкие мерцающие блики на стены и потолок и изредка потрескивал, нарушая гнетущую тишину домика. Эбигейл закрыла глаза, но обнаружила, что не устала. У нее был особый трюк, когда ей не спалось. Она не пересчитывала овец, но мысленно называла все постановки, которые могла вспомнить из истории театра «Боксгроув». Это почти всегда срабатывало. Пьесой, которая обычно первой приходила ей на ум, была «Смертельная ловушка». Затем она пробегала по оставшейся части сезона: «Венецианский купец», «Блаженный дух», «Убеждение», ранняя пьеса Ив Энслер и еще одна, которую Эбигейл не могла вспомнить. Она знала, что это точно не еще один Шекспир – они ставили только одного Шекспира за лето, – но затем вспомнила: на самом деле они ставили мюзикл «В лес». Это была редкая и неудачная попытка попробовать себя в музыкальной постановке – или, по крайней мере, к такому выводу пришли ее родители.

Эбигейл прошлась по нескольким другим сезонам и уже начала уставать; и в тот момент, когда она стала проваливаться в сон, до ее слуха донеслось нечто похожее на царапанье ветки по окну. Звук прекратился, и Эбигейл решила, что, наверное, ей просто почудилось; но как только она собралась снова заснуть, он возобновился.

Она выскользнула из кровати, натянула ночную рубашку, которая валялась скомканной на полу, и стянула со спинки стула халат. Огонь в очаге полностью погас, в домике было холодно и темно. Эбигейл подошла к окну, выходящему на открытую лужайку перед главным корпусом, и выглянула наружу. Ничего не увидев, подумала было, что это и впрямь раскачивалась на ветру ветка, но вдруг заметила фигуру, скорчившуюся среди низких кустарников, окружавших домик. Мельком увидев светлые волосы и бледную кожу, поняла: это Джилл. Она сидела на корточках. Луна на небе была почти полной, и Эбигейл разглядела на лице Джилл страх, о чем свидетельствовали широко раскрытые глаза и стиснутые зубы. Эбигейл помахала ей, но затем поняла: Джилл не сможет увидеть ее через окно. Поэтому она подошла к входной двери и осторожно, как можно тише, открыла ее. На улице было ветрено. Эбигейл ступила на порог. Полы ее халата поднял ветер.

– Джилл? – прошептала она и шагнула к кусту, в котором та пряталась. – Джилл, это Эбигейл.

Джилл встала и сделала шаг назад. На ней была длинная атласная ночная рубашка, то ли белая, то ли желтая. Справа, под мышкой, на рубашке темнело пятно; в лунном свете оно казалось черным.

– Ты поранилась? – спросила Эбигейл, и Джилл сделала еще один шаг назад, как будто не понимая, кто перед ней. Подняла руку; внутренняя ее часть также была покрыта чем-то темным – это явно была кровь.

– Кто ты? – спросила Джилл.

– Я Эбигейл. Джилл, что случилось? – Она быстро шагнула к ней, но Джилл развернулась и побежала через лужайку к линии деревьев, которая граничила с концом ряда домиков.

Эбигейл на мгновение замерла и запахнула халат, потрясенная произошедшим. Луна была яркой, и Джилл двигалась быстро. Ее светлая ночная рубашка развевалась вокруг нее. Эбигейл не знала, может, стоит броситься обратно в домик и разбудить Брюса, но в таком случае Джилл точно убежит. Она помчалась следом за ней по лужайке, босыми ногами по мокрой траве.

Пока Эбигейл бежала, луна, похоже, скрылась за облаком, потому что внезапно потемнело. Тем не менее ей было видно, что Джилл добежала до линии деревьев. Еще миг, и она исчезла в лесу.

Эбигейл замедлила бег, часто дыша и вглядываясь в темноту.

– Джилл! – крикнула она. Подошла к самому краю леса и встала, вглядываясь в подлесок. Однако ничего не увидела и не услышала, кроме ветра, хлеставшего по верхушкам деревьев. В чаще леса царила кромешная тьма. Тем не менее Эбигейл, дрожа от холода, сделала несколько шагов вперед. Она чувствовала, как опавшие сосновые иголки прилипают к подошвам ног, ощущала запах сырой почвы и гниющей растительности.

– Джилл! – снова крикнула она, хотя знала: той там уже нет.

Внезапно объятая страхом, Эбигейл повернулась и бросилась бегом через лужайку обратно к домику. В главном корпусе в нескольких окнах горел свет, и пока она бежала, эти огоньки плясали у нее перед глазами. Эбигейл хотела пойти прямо туда, но решила, что будет лучше, если рядом с ней будет Брюс.

Открыв дверь, она шагнула в домик и, подойдя прямо к кровати, потрясла мужа за плечо. Он проснулся, как всегда, вялый, глядя на Эбигейл так, словно не понимал, кто она и что ей нужно.

– Брюс, просыпайся, – сказала Эбигейл, все еще тряся его за плечо.

– Что? Что случилось?

– Джилл. Я только что видела снаружи Джилл. Она истекала кровью, и я побежала за ней в лес.