— А мистер Далер? Или миссис Фельдман-Далер? — настаивал Мичовски.

Мужчина задумался, но в итоге сделал шаг в сторону и пригласил их войти.

Внутреннее убранство ничуть не уступало фасаду. В отделке доминировал мрамор, которым были облицованы не только пол и стены, но местами даже и потолок. Некоторое время представители следственной группы переминались с ноги на ногу в сводчатом атриуме, а затем их провели в залитую светом полуденного солнца гостиную. За прозрачной стеной неспешно катил свои волны океан, к виднеющейся полоске пляжа, на роскошную веранду и к бассейну вели несколько стеклянных дверей. Чуть поодаль на песке Тесс разглядела женщину, сидящую лицом к солнцу в одной из статичных поз йоги.

— Да, чем обязан?

Специальный агент сразу узнала Джона Далера, что было несложно, поскольку мужчина минимум раз в неделю появлялся на местных новостных каналах в качестве интервьюируемого. Тесс, никогда прежде не встречавшаяся со строительным магнатом, сейчас, к собственной досаде, вынуждена была признать, что в жизни он выглядит еще внушительнее, чем на экране. Ни намека на уязвимость! Высокий, грузный, со светло-рыжими волосами, несколько, впрочем, поредевшими на темени, с лицом, словно высеченным из розового мрамора — не человек, а роботизированный памятник. Причем настроенный поскорее выпроводить незваных гостей.

Тесс кашлянула, прочищая горло, и решительно ответила:

— Мы хотели бы встретиться с Мэттью Далером.

— Сейчас его нет, — сухо ответил хозяин. — А в чем дело?

— Нам необходимо поговорить с ним насчет его давней знакомой, которую убили.

— Это о ком же? — Далер, казалось, был искренне удивлен.

— О Мэй Лин из Чикаго.

Мужчина чуть смягчился.

— Ах да, дочка Хэнка. Какая ужасная трагедия! Но я впервые слышу, что Мэттью ее знал. Он скоро должен приехать, сейчас на работе.

— В субботу?

— Мой сын честолюбив и целеустремлен.

— А где он работает? — поинтересовался Мичовски.

— С матерью, — кисло ответил мистер Далер, обеспокоенно покосившись в окно.

Он явно нервничал, причем всё сильнее, и Тесс не терпелось выведать причину такого настроя здоровяка. Она терпеливо выжидала, и Далер ее не разочаровал.

— Как большинство богатых молодых людей, наш Мэттью после окончания школы какое-то время бил баклуши. А когда мы потребовали, чтобы он все-таки начал строить карьеру, предпочел работать с ней, а не со мной. — Исполин тихонько фыркнул, и уголки его рта опустились еще ниже. — Недвижимость его совершенно не интересует, хотя всё мое имущество однажды отойдет ему. Это разбивает мне сердце. Он мой единственный сын.

Тут одна из стеклянных дверей за ними с шипением отъехала в сторону, и в комнату вошла Эдвина Фельдман-Далер, босиком и в черном купальнике, с накинутым на плечи белым пляжным полотенцем. Почему-то женщина показалась Тесс знакомой, хотя припомнить, где и когда они могли пересечься, ей никак не удавалось. Когда же их глаза встретились, специальный агент заметила, что радужки у Эдвины поразительного оттенка синего ультрамарина. И эта деталь мигом пробудила в Тесс неприятное чувство, которое она испытала, рассматривая впервые фотографию Мэттью — страх и необъяснимое желание бежать куда глаза глядят. У матери и сына были одинаковые глаза. Того же самого цвета, с идентичным выражением. Вспоминая черты Мэттью, Тесс поняла, что Эдвина показалась ей знакомой просто из-за поразительного сходства со своим сыном. В некотором роде, она представляла собой женскую зрелую версию Мэттью. Такие же взъерошенные светлые волосы, такая же квадратная челюсть и такая же властная и горделивая осанка.

Специальный агент без единого слова показала жетон. Хоть тон Эдвины и был предельно вежливым, Тесс и Гэри тут же ощутили себя полнейшим ничтожеством:

— В чем дело?

— Это из-за бедняжки Мэй Лин, дочки Хэнка, — торопливо объяснил ей супруг. — Они хотят поговорить с Мэттью.

— А… понятно. Что ж, Мэттью сейчас нет. — Женщина повернулась к столу, выдвинула ящик и вручила детективу и специальному агенту по визитке. — Это наш адвокат. Свяжитесь с ним, пожалуйста, и договоритесь о встрече с Мэттью где-нибудь на следующей неделе. — В ледяных глазах Эдвины светился недюжиный ум, а выражение лица говорило о сильной воле и непреклонном стремлении защищать интересы свой семьи. Тесс поняла, что выудить из Далеров хоть какую-то информацию не получится. Разговор был окончен.

В ответ специальный агент достала свою визитку и протянула ее Эдвине:

— Передайте, пожалуйста, Мэттью, когда он вернется. Вдруг ему захочется позвонить нам пораньше. Будет весьма неплохо, если он свяжется с нами сегодня же.

Женщина неохотно, чуть ли не с брезгливостью взяла визитку и бросила ее на журнальный столик. Затем решительно указала нежеланным гостям на дверь.

Тесс повиновалась, но у порога развернулась и невинно, словно они собрались за чашечкой кофе, осведомилась:

— А почему он все еще живет с родителями?

— Мой сын… — начал Джон Далер.

— Наш адвокат с удовольствием ответит на все ваши вопросы по существу, — перебила его жена. — Договоритесь с ним.

— Несомненно, — кивнула специальный агент. — И еще кое-что. Откуда у вас шрам на нижней губе?

Стальной взгляд Эдвины на мгновение дрогнул, зрачки чуть расширились.

— Меня укусил Мэттью, когда ему было три года, — неохотно пояснила она. — Такое иногда случается с детьми определенного возраста. Надеюсь, теперь всё?

Тесс и Мичовски не стали утруждать себя ответом, и вскоре массивные двери затворились за их спинами.

Темно, ни лучика света. Тьма все изменяет. Переиначивает реальность. В темноте даже самый слабый звук обретает разрушительную мощь взрыва — он ужасает, парализует и лишает сил напуганного, беспомощного, уязвимого.

Разнообразные шумы позволяли Джули точно понять, где находится и чем занимается ее мучитель. Чуть ранее он подтянул кое-какие тросы и поправил эти ненавистные ремни, и теперь ее тело приняло более вертикальное положение. Так было лучше — если понятие «лучше» вообще может существовать в этом темнейшем уголке ада.

Она дышала часто и неглубоко, стараясь лишний раз не привлекать его внимание хоть малейшим звуком. Джули видела, как он обходит комнату — спокойно, уверенно, неторопливо. Во тьме он явно чувствовал себя как рыба в воде. Когда он уходил, девушка отчаянно пыталась возродить хотя бы крупицу надежды. Заставляла себя поверить, что ад не бесконечен. Ее, несомненно, ищут и скоро найдут. Может, через пять минут, или хотя бы через десять. «Господи, пожалуйста, не оставляй меня…»

Она не молилась уже много лет, с похорон бабушки — да и тогда делала это только ради покойной старушки. Но когда она оказалась в лапах мучителя, слова молитвы пришли сами собой, а вера стала единственной альтернативой горчайшему отчаянию. Теперь Джули молилась, стараясь не думать о том, что уже произошло, или том, что вот-вот случится снова. Ей во что бы то ни стало нужно было поверить, что скоро она окажется в безопасности. Окажется в мире, где боли не существует.

Горло саднило от криков, которые никто не слышал, а опухшие глаза не различали в темноте даже тех мелочей, что она могла разглядеть поначалу. Она практически лишилась сил. Еще сильнее обостряла страх постоянная нехватка сна. А самое худшее заключалось в том, что каждый раз она абсолютно не была готова к его новому появлению, хотя он точно должен был вернуться. Сколько раз удушающий ужас доводил ее до отчаяния, и она пыталась вырваться! В конце концов, собрав остатки здравого смысла, Джули заставила себя больше не предпринимать таких попыток — у нее и раньше-то ничего не получалось, когда она еще была полна энергии. Она по-прежнему висела под потолком в ужасном бондаже — обнаженная и уязвимая, марионетка в руках изощренного мучителя, игрушка его желаний. Страх удерживал ее в сознании вопреки бесконечным часам перенесенных пыток, сердце стучало в бешеном ритме, измученное тело вырабатывало адреналин, не давая погрузиться в беспамятство. Но этот же самый адреналин питал и остатки ее надежды, иссякающую веру в то, что скоро ее кто-нибудь спасет. «Пожалуйста, Господи, ну пожалуйста, пусть меня найдут… Пусть меня найдут, прежде чем он…»