– И что нам делать? – спросила затем она.

– Что делать? – мрачно отозвался муж, словно бы не веря, что ему приходится объяснять. – Выставим эту бабу во всей ее красе.

Едва лишь Элис покинула стоянку, Мишель перезвонил Кантору. Кристофер предстанет перед судом в два часа дня. Перед слушаниями полиция проведет пресс-конференцию, на которой и объявит об аресте. Едва ли что-то соображая от потрясения, Мишель осведомился, следует ли ему появиться перед журналистами. Адвокат ответил, что это плохая идея, лучше продолжать избегать внимания публики.

Значит, снова таиться. Отсиживаться в заточении в собственном доме, с отключенным телефоном, закрытым рестораном. Предпринимать вылазки лишь для тайных встреч с одним-единственным человеком – с которым и показаться-то на людях нельзя. С каждым часом мир его все сжимался и сжимался – если так и будет продолжаться, то вскорости он попросту перестанет существовать.

Пока Мишель в одиночестве сидел в машине, все еще ощущая на себе руки Элис, вдыхая оставшийся после нее аромат, у него закралось ужасное подозрение. Во всем виноват его роман! Из-за него все беды. Посмотрим правде в глаза. Кристофер начал тайно посещать дом Бондурантов примерно тогда же, когда он, его отец, и познакомился с Элис. Убийство было совершено через несколько дней после ее предложения развестись. И вот теперь новость об аресте сына поступила, когда он в буквальном смысле отдавался ее объятьям. Во всем виноват его роман. Следовательно, он должен прекратить встречаться с ней. Иначе наказание никогда не прекратится.

Но так он останется без своего лучшего союзника. За последние два дня Элис стала для него тем, кем и стремилась стать все это время и чему он отчаянно сопротивлялся. Его партнером. Эта женщина верит ему безоговорочно. И служит залогом его с сыном спасения. Ее посты в «Твиттере» сегодня утром – лишь начало. Элис – его шпион, ловкий и хитрый, беспрепятственно перемещающийся по вражескому стану. Она лжет и мошенничает, потому что того требует правда. Их любовь с самого начала на обмане и основывалась. Настало время использовать ложь ради собственного спасения.

Суд был назначен в городке к западу от Эмерсона, где дома были поменьше, а маркировка в милях на спидометрах и счетчиках пробега машин выдавала факт их американского производства. Мишель встретился в Кантором в кофейне неподалеку от здания суда.

– Как Кристофер? – спросил он, стоило адвокату устроиться напротив.

– Он крепкий паренек.

– Правда? – и не подумал скрыть сомнение Мишель.

– Итак, – перешел к делу Кантор. – Сегодня ему официально предъявляют обвинение. Мы заявляем о своей невиновности, и затем судья выносит решение о залоге.

– Я могу достать сотню тысяч наличными.

– Что ж, с этого и начнем.

– Думаете, запросят больше?

– Не исключено. Или же судья и вовсе не удовлетворит наше ходатайство.

– А он может это сделать?

– Он может сделать все, что ему вздумается. Не могу не отметить: плохо все-таки, что ваш сын – французский гражданин.

– Лично мне начинает казаться, что плохо то, что мы вообще переехали в Америку.

– А вот такое настроение вам лучше держать при себе.

– Я смогу с ним увидеться до суда?

– Боюсь, нет. Это громкое дело, Мишель. И потому все играют по правилам. – Адвокат какое-то время помолчал, не сводя с него внимательного взгляда. – Насчет тех постов в «Твиттере». Что вам известно об этом?

– Только то, что я прочел, – пожал плечами мужчина. – Возможно, это написала Лекси или ее мать.

– С матерью я разговаривал. Эта женщина не станет ничего постить. – Кастор подался вперед, и вовсе сверля собеседника взглядом. – Будьте осторожнее, Мишель. Подобные штучки могут выйти вам боком.

Однако скоро уже должны были начаться слушания. Они пересекли стоянку и подошли к заднему входу в здание суда. Охранник впустил их, последовала процедура проверки на металлодетекторе. Свет в вестибюле воспринимался очень ярким, и кругом стоял какой-то убаюкивающий гул – Мишель так и не понял, в самом здании или же у него в ушах. Кантор остановился переговорить с другим адвокатом, и Мишель едва ли что понял из их беседы, хотя отчетливо слышал их. Затем они прошли в зал заседаний, чем-то походивший на обычную аудиторию в колледжах, что он посещал с Кристофером. Адвокат отвел его на скамью в первом ряду слева. Она оказалась жесткой, прямо как в церкви.

Кантор отправился проведать Кристофера, содержавшегося в помещении рядом. Мишель вдруг осознал, что в зале находятся и другие люди. Скамейки позади него уже были заполнены. Сначала он решил, что все они явились поглазеть на его сына, однако большинство привели сюда собственные проблемы. Прямо перед ним, по другую сторону ограждения, толпились адвокаты и клерки. Мишель пожалел, что здесь нет Элис, но затем едва не рассмеялся вслух от нелепости подобной мысли.

Справа от него возникло какое-то движение. За ограждение зашли два адвоката, мужчина и женщина. У обоих были тяжелые наплечные сумки, которые они водрузили на стол напротив канторовского. Вслед за ними появилась черноволосая женщина, занявшая место непосредственно через проход от Мишеля. Мать Иден. Он узнал ее из новостей. В ней ощущалась неистовость, напомнившая ему о женщинах, которых он навидался в Бейруте. Вдовы. Бойцы. Верующие. Всего несколько дней назад их дети были… Кем? Любовниками? Друзьями? Женщина-адвокат что-то сказала через ограду матери Иден, и та хмуро кивнула, обводя взглядом обстановку. Ее внимание, едва ли не кожей ощущал Мишель, вот-вот сосредоточится на нем. Он понимал, что лучше избежать встречи глазами. Но это будет все равно что признать вину сына. И вот она уже смотрела на него своими черными глазами. Мужчина ожидал прочесть в них гнев и ненависть, однако встретил лишь неимоверное любопытство. Она словно бы задавала ему вопрос. Не отдавая себе отчета, Мишель резко покачал головой. С непроницаемым выражением женщина смотрела на него еще пару мгновений, а затем отвернулась.

Вернулся Кантор.

– Наше дело рассматривается первым, – сообщил он. – Мишель, крайне важно, чтобы вы ничего не делали и не говорили перед судьей.

Мужчина кивнул. Адвокат сел за стол перед ним и принялся извлекать папки из сумки. Из боковой двери в сопровождении двух охранников вышел Кристофер. На нем была оранжевая тюремная роба, руки спереди закованы в наручники. Он выглядел очень маленьким. Глаза опущены вниз – в попытке сделать себя невидимым, как он и поступал во время болезни матери. Мишелю отчаянно хотелось позвать сына, однако он помнил наказ адвоката. Охранники подвели парня к стулу возле Кантора. Кристофер, однако, не сел. Вместо этого он повернулся к отцу. Мишель немедленно встал, открыл объятья, и сын так и рухнул в них. От него исходил резкий запах мыла, и его слегка трясло, словно заведенную машину. Охранники что-то им сказали, и Мишель почувствовал руку на плече.

– Я вытащу тебя, – быстро произнес он.

Мужчина отпустил сына и сел. По щекам у него катились слезы, и он с яростью вытер их ладонью. Мать Иден смотрела на них, ее темные глаза так и оставались непроницаемыми.

Появился судья, высокий мужчина с редкими седыми волосами. Он заговорил с клерком, чей стол располагался под его местом. Когда они закончили, клерк поднялся и объявил, что Кристофер Поль Махун обвиняется в убийстве Иден Анджелы Перри. Кристофер тоже встал и едва слышным голосом заявил о своей невиновности. Последовало продолжительное обсуждение освобождения под залог. Кантор распространялся об общественном положении Мишеля, оценках Кристофера, его поступлении в Барнардский колледж. Обвинительница указала на его родственников в Париже и Бейруте и французский паспорт. В итоге судья в освобождении под залог отказал, но при этом ясно дал понять, что вскоре они могут подать повторное ходатайство. На этом все и закончилось. Судья ушел, охранники вывели Кристофера через боковую дверь. Парень не оглянулся.