Вокруг того места, где все еще лежало тело, поставили загородку, – лежало предположительно, поскольку загородка закрывала обзор, однако лужа крови была видна в просвет между полом и нижним краем ширмы, снабженной маленькими металлическими ножками, напомнившими мне птичьи когти (я решила, что таков и был проектный замысел).

Из-за загородки вышла женщина в строгих брюках и практичных ботинках, с темными волосами, собранными в пучок высоко на голове, как у балерины; только пучок растрепался, и нижние пряди рассыпались у нее по шее и спине. Женщина улыбалась, даже еще не видя нас, и по этому, а также по ее суетливой походке я поняла, что у нее от природы веселый нрав. Такие люди раздражают меня меньше, чем вы могли бы подумать; я терпеть не могу фальшивой или напускной веселости, так что обычно, когда я сталкиваюсь с действительно жизнерадостными людьми, мне хочется спросить, в чем их секрет. Особенно, если они не идиоты. А в том, что эта женщина – не идиотка, я была уверена, поскольку на ее белой куртке было написано «СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКИЙ ЭКСПЕРТ И КОРОНЕР ОКРУГА КАМБЕРЛЕНД», а значит, она оказалась судмедэкспертом.

Увидев нас, она застыла, распахнув рот.

– О, боже мой. Вы Дороти Гибсон.

– Если мне не изменяет память, то да, – со смешком ответила Дороти.

– Я просто… – Судмедэксперт прижала руку к груди, хватая ртом воздух. – Глазам своим поверить не могу, – я имею в виду, я слышала, что вы имеете отношение к происходящему, знала, что вы живете где-то поблизости, это уже всем известно…

Краем глаза я заметила, как следователь Локуст отступил на шаг и скрестил руки на груди. Уверена, он ждал, что кто-нибудь обратит на него внимание (потому что такие мужчины, как он, привыкли к тому, что на них обращают внимание), что Дороти и эта молодая женщина почувствуют его недовольство и прекратят разговор, на который он не дал своего позволения. Но, к моей радости, они были так поглощены друг другом, что полностью его проигнорировали.

– Кстати, меня зовут Шейла.

– Привет, Шейла!

– Вы были – о Боже, я, кажется, сейчас расплачусь, стыд-то какой… вы вдохновляли меня с самого детства. Вплоть до выборов, которые вы проиграли. Я до сих пор не могу в это поверить, я была уверена, что вы победите.

– Что ж, благодарю вас, – отозвалась Дороти. – Это много для меня значит. Но расскажите, чем именно вы тут занимаетесь?

– Определяю время смерти! – ответила Шейла с живостью и энтузиазмом хозяйки вечеринки, сообщающей своим гостям, где можно найти закуски.

– Угу, угу. Но разве в данном случае есть какие-то сомнения?

Нос следователя Локуста начал подрагивать.

– Мы всегда это делаем. Стандартная процедура.

– Понятно, и как же происходит процесс? Мне ужасно интересно.

– Обычно измеряется температура тела и окружающей среды – воздуха вокруг, воды, в которую погружено тело, да чего угодно. Затем, основываясь на разнице температур, оцениваем, как долго тело взаимодействовало со средой. Также оценивается степень трупного окоченения. – Шейла полностью отдалась любимой теме. – Поскольку оно происходит очень быстро, важно определить его как можно скорее. Ну а все остальное фактически происходит в лаборатории.

– Угу.

Локуст откашлялся, но никто из них этого не заметил.

– В данном случае также наличествуют лужа крови и артериальные брызги, которые дополняют наше представление о произошедшем. Степень сворачивания крови – еще один отличный показатель времени, – объяснила она.

– Артериальные брызги? – переспросила Дороти.

Шейла указала вверх.

– На балконе третьего этажа. Перед падением жертве пробили правую сонную артерию – зафиксирована обширная перфорация, шея практически разорвана. Довольно неожиданно, учитывая, какой тупой инструмент был использован. – Она захлопнула рот ладонью. – Ох, простите, я иногда забываю, что могу показаться бессердечной, когда вот так вдаюсь в медицинские детали. Наверное, это потому, что я волнуюсь – это моя первая самостоятельная экспертиза, и вдруг я еще и вас встречаю…

– Да, спасибо, доктор Хасан, мы с вами попозже поболтаем о множестве причин, почему разговор, свидетелем которого я только что стал, явился возмутительно неуместным. – Следователь Локуст вздернул запястье и посмотрел на часы. – Если вы закончили трепотню, может быть, сочтете нужным вернуться к работе? Если только вы не хотите, чтобы это была ваша первая и последняя экспертиза в полевых условиях.

Шейла скуксилась, бросила последний пристыженный взгляд на своего кумира и метнулась обратно за изгородку.

Дороти, конечно, не скуксилась: она прищурила глаза и сжала губы так, что в уголках рта залегли морщинки.

– Не думаю, что в этом была необходимость.

– Мне плевать, что вы считаете необходимым, – отрезал Локуст. – Не вы тут распоряжаетесь, чего бы там не возомнили себе окружающие.

Он криво усмехнулся: левая ноздря захлопнулась, правая, наоборот, раздулась как парус. Он наконец озвучил то, что, как я предполагала, давно висело у него на кончике языка:

– Вы были близки к цели, миссис Гибсон. Но вам не удалось провернуть вашу сделку.

Следователь Локуст жестом пригласил Дороти идти вперед, в Комнату отдыха, наперерез цепочке технических сотрудников, подобно муравьям снующим из одного конца Большого зала в другой. Дороти зашагала в указанном направлении своей фирменной вальяжной походкой, и я последовала за ней, пока кто-то не тронул меня за локоть.

Я обернулась.

– Вообще-то, мы идем в этот… кажется, она называется Приемной? – Детектив Брукс одарил меня глуповатой улыбкой. – Мне кажется, любую из этих комнат можно было бы назвать Приемной.

Он верно подметил, но для меня важнее оказались два чувства, в равной силой нахлынувшие на меня после его слов – облегчение и ужас: облегчение от того, что мне не придется сидеть в одной комнате со следователем Локустом сколько-то ближайших минут, и ужас от того, что это ждет Дороти. И она будет там одна.

Осознав это, я невольно взглянула на Дороти.

– Да, мы разбиваем ваш неутомимый дуэт. – Следователь Локуст, казалось, вот-вот клюнет меня своим огромным носом. – Не волнуйтесь, это ненадолго. Я думаю, вы как-нибудь переживете.

– Конечно, – холодно ответила я.

Я даже не кривила душой – с большой вероятностью мне удастся выудить у Брукса гораздо больше информации, чем Дороти – у Локуста (то есть ничего). Я поняла, что Дороти уловила мое намерение, судя по ее бойкому кивку и короткому взмаху рукой на прощание. Правда, взглядами мы с ней не встретились, потому что в этот миг я поймала взгляд Телохранителя, и в нем читалось – я, конечно, льстила себе? – что лучше бы он пошел за мной, а не за Дороти. Естественно, у него не было выбора.

Мы расположились на металлических скамейках, на которых я сидела с Шахами во время поминок по Вивиан. Поскольку в зале находились только мы двое, Приемная походила на пещеру больше, чем когда-либо. Я почувствовала детское желание крикнуть «Ку-ку!» и посмотреть, сколько раз отзовется эхо.

– Ладно, стоит просто прямо признаться. – Детектив Брукс наклонился вперед, упершись локтями в колени и подперев рукой подбородок. Сегодня на нем были плотные брюки со множеством карманов (вы вот помните, когда такие брюки были в моде? Детектив Брукс явно застал эту моду). – Мы понятия не имеем, что тут происходит.

Беседа Локуста с Дороти в Комнате отдыха почти наверняка началась иначе.

– А давайте я расскажу вам все, что нам удалось узнать? Не для протокола, – добавила я, вспомнив Пола Рестона и его проблемы с опекой. – И мы отсюда уйдем.

– Супер.

К моей радости, на этот раз детектив Брукс ничего не записывал. В любом случае, к концу моего рассказа он почти впал в прострацию от полученной информации.

– Ух ты. Просто с ума сойти. – Он выгнул спину, как кот, и несколько раз покрутил шеей. – Думаю, будет честно, если я расскажу, что узнали мы, но не знаете вы. Хотя там негусто. – Он хихикнул. – Вы показали свои карты, и я открою наши.