– Каково что? – спросила Эбигейл. Слова прозвучали громко и отчетливо, но собственный голос показался ей странным. Она почти не узнала его.

– Каково это – быть современной американкой, жить в достатке, ни в чем себе не отказывать, иметь возможность делать все, что захочешь, все, что тебе нравится, и оставаться при этом безнаказанной?

Эбигейл не проронила ни слова.

– Каково это – наконец признаться в своих прегрешениях? Вам обеим.

Чип посмотрел на Джилл. Эбигейл сделала то же самое. Женщин придвинули ближе друг к другу, но их по-прежнему разделяли примерно с десяток ярдов.

– Алек, прошу тебя, – взмолилась Джилл, ее голос был полон отчаяния.

– Джилл Гринли! – прогремел Чип. – Ты обвиняешься в неверности и распутстве. Ты принимаешь это обвинение или нет?

Эбигейл наблюдала за Джилл. Глаза ее были широко раскрыты, она растерянно вертела головой. В эти мгновения Джилл была похожа на испуганную кошку, ищущую выход из комнаты.

– Ты принимаешь обвинение? – повторил Чип, шагнув в ее сторону, и, высоко подняв руку, ткнул в нее пальцем.

«Это судилище, – подумала Эбигейл. – Мы на долбаном судилище». Она почувствовала, как в ней поднимается смех, который, как она знала, был проявлением истерики. Она попыталась подавить его, но он все равно вырвался наружу. Взгляды всех мужчин переместились на нее.

– До тебя тоже дойдет очередь, Эбигейл Лэм, – сказал Чип.

Она вновь рассмеялась.

– Закрой рот! – рявкнул Брюс.

Но Эбигейл продолжала смеяться. Ее плечи судорожно дергались. От смеха по лицу текли слезы.

– Вы – кучка долбаных трусов! – крикнула она.

Брюс наклонился и замахнулся кулаком, целясь в голову Эбигейл. Она отпрянула, и Брюс промахнулся, а поскольку он неловко согнулся, удар развернул его. Он тяжело приземлился на бок. Эрик помог ему подняться и удержал на месте.

Эбигейл вновь почувствовала, как внутри нее зарождается приступ хохота, но тут же подавила его, опасаясь, что, если она засмеется, Брюс просто прикончит ее на месте.

– Я доверял тебе, – сказал Брюс, все еще удерживаемый Эриком.

– Ты подставил меня, – ответила она. – Люди, которые доверяют друг другу, так не делают.

– Ты трахалась с другим мужчиной в выходные перед нашей свадьбой. В выходные, за которые заплатил я. – В свете костра ей было видно, как с его губ, когда он говорил, слетали капельки слюны.

– Ладно, – быстро сказала Эбигейл, чувствуя, что Чип собирается прервать ее, что это не тот сценарий, который он задумал. – Я тварь. Я виновата. Но тебе не нужно было жениться на мне. Тебе не нужно было мучить меня и делать все это.

– Не женись я на тебе, ты вышла бы замуж за другого мужчину и сделала его жизнь невыносимой.

– Какое отношение это имеет к тебе? – спросила Эбигейл.

– Значит, ты признаешь себя виновной, Эбигейл Лэм, – сказал Чип, вмешиваясь прежде, чем Брюс смог ответить. Было ясно, что в каком-то смысле Чип здесь главный. Хотя у него не было личной связи ни с Эбигейл, ни с Джилл, всем управлял именно он.

– Хорошо, Чип Рэмси, – ответила Эбигейл, копируя его тон. – Я виновна во всем, в чем меня обвиняют.

Чип протянул руку и нежно похлопал пилота по плечу. Тот надел на голову маску и, встав позади Эбигейл, положил руки ей на левое плечо. Эрик подошел и встал позади Эбигейл справа.

– А ты, Джилл Гринли, признаешь ли ты себя виновной в неверности и распутстве?

Эбигейл посмотрела на Джилл. Та тихо плакала. Она увидела, как Джилл медленно подняла голову и кивнула, и тогда Карл встал позади нее. Он тоже был в маске, закрывающей верхнюю половину его лица, оставляя видимыми усы. Маски выглядели самодельными; вероятно, они были сделаны из папье-маше, а затем покрашены в зеленый цвет. В сознании Эбигейл внезапно возникла сюрреалистическая картина того, как эти мужчины трудятся, изготавливая их. Или они просто нашли их в старой театральной кладовой лагеря, какие-то остатки от постановки «Сна в летнюю ночь»? Эбигейл повернулась к Брюсу – Эрик больше не удерживал его – и попыталась прочесть выражение его лица. Он был взволнован, его глаза блестели. А еще он покачивался взад и вперед, словно маленький мальчик, которому хочется пи́сать. Но на его лице читался и страх: челюсти стиснуты, шея напряжена.

«Господи, неужели они действительно собираются нас убить?» По ее телу прокатилась волна холодного отчаяния.

– Брюс, – сказала она. – Прекрати.

Выражение его лица изменилось: он нахмурился, и на миг Эбигейл подумала, что он может положить конец происходящему. Возможно, это просто спектакль, призванный напугать их, театральное представление в качестве наказания…

Затем Чип снова поднял руки и произнес:

– Мы обвиняем вас обеих как потаскух и утверждаем наше право как мужчин назначить вам обеим в качестве наказания смерть.

Джилл вскинула голову.

– Алек! Алек! – несколько раз крикнула она, и с каждым разом ее голос звучал все громче и истеричнее.

Стоявший позади нее Карл зажал ей рот. Портер бросился вперед и помог ему удержать Джилл. Одновременно пилот и Эрик схватили Эбигейл за плечи и руки, удерживая ее на месте.

– Брюс, Алек, – сказал Чип, и оба мужчины повернулись к нему. – Вы готовы исполнить наказание?

– Готовы, – сказал Брюс.

Алек ограничился кивком. Его лицо пылало. Эбигейл вдруг осознала, что на протяжении всего этого действа она не слышала от него ни слова.

Чип полез в передние карманы своего жилета и вытащил из каждого по короткому ножу. Эбигейл попыталась вырваться от Эрика и пилота, но они, еще крепче схватив ее за руки, рывком подняли ее со стула. Брюс взял у Чипа один из ножей, Алек взял другой. Эбигейл вырывалась, брыкалась ногами, но мужчины были слишком сильны. Она чувствовала горячее дыхание Эрика на своей шее; пилот больно впивался пальцами в нежную плоть ее плеча.

Посмотрев на Джилл, Эбигейл увидела, что теперь Карл и Портер держат и ее в вертикальном положении. Но она не сопротивлялась. Казалось, будто она уже умерла и повисла между ними, как тряпичная кукла.

Брюс приближался к ней. Все, что видела Эбигейл, – это нож в его руке.

«Я сейчас умру», – подумала она, и ее тело вновь оцепенело от ужаса. Ей было холодно, она чувствовала себя совершенно одинокой, как никогда в своей жизни. Подняла взгляд от ножа на лицо Брюса. Оно напоминало застывшую маску с оскаленными зубами. Эбигейл услышала стон Джилл, но не повернула головы. Брюс прижал кончик ножа к ее груди и нажал.

Она почувствовала давление на кожу, но не более того. «Это не больно, – подумала Эбигейл. – И на том спасибо».

Брюс вытащил нож, и тот издал странный механический щелчок. Она по-прежнему ничего не чувствовала. Только дурноту и холодное, жуткое осознание того, что она умирает. Засмеявшись, Брюс снова вонзил нож и обернулся на Чипа. Тот стоял в стороне, на его красном лице читался триумф. Эбигейл посмотрела вниз, на грудь: крови не было. Она по-прежнему ничего не чувствовала. Затем посмотрела на нож: его лезвие тоже было чистым.

Проследив за ее взглядом, Брюс положил палец на лезвие, надавил, и оно убралось в рукоять. Это был фальшивый нож, вроде тех, что используются в театрах. В «Боксгроуве» в отделе реквизита таких было несколько.

– Шутка, – сказал Брюс и отступил назад.

Эбигейл почувствовала, как ее тело обмякло, словно пустой мешок. Она сидела прямо лишь потому, что ее удерживал пилот. Эрик отпустил ее и отошел в сторону.

Никакого реального облегчения, лишь волна беспомощности в сочетании с яростью. Брюс повернулся к ней спиной, отвесил полупоклон, а Чип зааплодировал.

– Пошел ты, – сказала Эбигейл. Ей потребовались все силы, чтобы произнести эти слова, но мужчины не ответили.

Пилот отпустил ее, и она снова тяжело откинулась на спинку стула. Все ее тело ныло, словно его отжали, как тряпку. Все мышцы горели. Эбигейл посмотрела на Джилл. Теперь та тоже сидела на стуле. Карл снял маску и ликующе стукнул кулаком по кулаку Алека, а затем Портера. Все еще держа нож, Алек раскачивался на месте. Его лицо было каменным. Карл и Портер вернулись к Чипу, тогда как Алек продолжал стоять, нагнувшись над Джилл.