Я только один раз видела, как папа это делает – избавляется от тела. Надеюсь, когда придет время, это окажется не слишком трудно. Я бы соврала, если бы сказала, что не волнуюсь. Возможно, дело в том, что она женщина. Или в том, что у нее дети – правда, как это свойственно детям, довольно уродливые, но все-таки дети, а значит – невинные души. Впрочем, у них у всех – гены матери: ее веснушки и кривые зубы. Без нее им будет только лучше. Она не дает им свободы. Как когда-то не давала свободы мне. Джулия-кукловод.

Джулия-подлюка, которая щипала меня за спиной у учительницы за то, что я не ответила на вопрос «Твоя лучшая подруга – это я?».

Джулия-писака, которая в начале моей Библии написала «Рианнон жирная свинья», а на первых восьми страницах моего Нового Завета накорябала «Мэри Сосет Член».

Джулия-побивательница, которая завалила экзамен по английскому и выместила свое разочарование на мне – удачно избранной молчунье с травмой головного мозга.

Джулия-поджигательница, которая прожгла дыру в моем школьном сарафане бунзеновской горелкой.

Джулия-убийца, наступившая у нашего пруда на лягушку, с которой я подружилась, – из-за того, что я не сказала: «Ты – моя лучшая подруга».

Джулия – настоятельница на своем, которая смотрела на меня злыми глазами и тыкала мне в ладонь перьевой ручкой на уроках французского, если я не помогала ей спрягать глаголы.

Джулия-отстригательница, которая потихоньку утаскивала ножницы из шкафчика в кабинете рисования и отстригала пряди моих волос.

Джулия-насильница, которая прижала меня к стене у кабинета химии и попыталась изнасиловать палкой за то, что я не сказала: «Ты – моя лучшая подруга».

Я каждую ночь молилась о ее смерти. Но каждое утро сердце мое сжималось от боли, когда на пороге зала для собраний опять, как ни в чем не бывало, появлялась здоровенная девчонка с огромными ногами, рыжими волосами, кривым пробором и запахом помойки изо рта.

Я мечтала о жизни, в которой нет Джулии, жизни, в которой можно спокойно спать по ночам и не страдать от бешеного сердцебиения, жизни, где на уроках можно сидеть с кем угодно и на переменках играть с кем захочется. О жизни, в которой я получаю хорошие отметки и мне есть чем впечатлить учителей, кроме убогой игры в качестве флангового нападающего в нетболе. О жизни без синяков. Когда она ушла, стало полегче. Успеваемость моя улучшилась, голос вернулся и окреп. Я даже на какое-то время завела себе нескольких подруг. Но ненависть у меня внутри уже была запущена и росла. Прайори-Гарденз открутили вентиль, а Джулия не дала закрутить его обратно.

На помощь ко мне так никто и не пришел. Для других детей Рианнон и Джулия были лучшими подружками, и никто не собирался нас разлучать, как бы отчаянно я у себя в голове ни заклинала их это сделать. Я была пленницей под каблуком у Джулии, и она растирала меня в труху.

Так что – да, дорогой «БаззФид», заявления «Я плохо вела себя в школе» и «Я буллила одноклассников» этому психопату не подходят. На самом деле я была образцовой ученицей – молчаливой, усидчивой, послушной. Позволяющей любой сучке ударить меня или плюнуть в лицо – просто потому, что им казалось: это будет жутко смешно.

Только вот теперь эта сучка была моей пленницей. Моей трухой.

1. Женщина, которая сидит со мной в поезде и не имеет ни малейшего представления о личном пространстве (пришлось пару раз пихнуть ее локтем), кашляет, не прикрывая рта, и только что съела сэндвич с яйцом и майонезом. Если бы у меня был пистолет, я бы выстрелила и вышибла чертов сэндвич прямо у нее из рук.

2. Свиньи, которые захватывают в вагоне все зарядки. Женщина, сидящая рядом со мной, как раз из таких.

3. Пассивно-агрессивный контролер, который фыркнул, когда вместо билета я показала ему свою бронь места, а потом долго не уходил, болтая с девятнадцатилетней блондинкой – студенткой-медсестрой, сидящей за мной.

4. Мужчина в шортах из лайкры, протолкнувшийся мимо меня к последнему свободному сидению.

5. Все, кто живет или работает в Лондоне.

Видела свой обычный сон про папу. Проснулась и никак не могла унять дрожь. Крейгу сказала, что просто замерзла. Теперь сижу в поезде, еду в Лондон, там у меня завтра интервью в утреннем шоу «Ни свет ни заря». Журнал «ОК!», который я купила на вокзале, – это просто парад звезд реалити-шоу с фальшивыми сиськами, и все женщины там слишком толстые или слишком худые – в зависимости от моды, так что я его забросила. Теперь развлекаю себя тем, что смотрю на людей, которые заходят в поезд на каждой станции. Мне нравится, как, выбирая себе место в вагоне, они оглядываются по сторонам, оценивая обстановку.

Хм-м, с кем тут безопаснее всего будет сесть? – думают они.

С компанией молодых людей за столиком, уставленным пустыми пивными бутылками в 9:29 утра? Определенно нет.

С прогорклым стариканом, который держит на коленях пакет и выглядит как Робин Уильямс в фильме «Фото за час»? Нет, с ним тоже ни за что.

А как насчет четверых рыжих ребятишек с включенными на полную громкость планшетами? Или двух без умолку болтающих престарелых тетушек: одна – вылитая Хелен Миррен, а вторая – менее удачливая темноволосая сестра Хелен Миррен, которая работает в супермаркете низких цен?

Нет. Все вновь вошедшие, конечно же, прямиком устремляются ко мне. Потому что я – женщина, которая едет одна. Симпатичная и неопасная. С дружелюбным лицом. Тихая.

Крейг посоветовал мне недорогую гостиницу в нескольких кварталах от телестудии, он однажды останавливался там, когда они со Стюартом ездили смотреть игру «Куинз Парк Рейнджерс» против «Мидлсбро» и их обратный поезд отменили. Сказал, что завтрак там просто «за пределами запределья».

От Паддингтона ехала на метро, и об меня потерся какой-то мужик. Лет, наверное, тридцати. На голове что-то вроде кока, туфли высочайшей степени начищенности, в одной руке стиснут айфон, в другой – латте, член – прижат к моей заднице. Поезд был не настолько плотно набит. Он мог бы отодвинуться, но предпочел этого не делать. И это был не тот случай, когда ты просто протискиваешься мимо кого-то – дело не в том, что я такая вся из себя недотрога, ах, не подходите ко мне. Он меня, что называется, трахал всухую. У меня было хорошее настроение, поэтому я разрулила ситуацию настолько спокойно, насколько это вообще было возможно. Повернулась к нему лицом (теперь у нас была классическая позиция) и сказала оооооочень тихо, так, чтобы услышал только он один:

– Продолжишь так делать, и я тебе на хрен горло перережу.

И слегка блеснула ему из кармана лезвием ножа. И все сразу исправилось. В ту же секунду. А на следующей станции, едва открылись двери поезда, он вышел.

Скоро я тоже вышла и немного пошаталась по Ковент-гарден, чтобы убить время до регистрации в отеле. Сняла еще немного денег со счета Джулии и купила теплого печенья в маленькой французской пекарне в одном из здешних переулков. Нашла магазин кухонной утвари с невероятным ассортиментом ножей Сабатье в витрине: там была целая композиция в виде космической вспышки сверкающих клинков. Я на них чуть ли не час таращилась, прикидывая, какая из рукоятей выгоднее смотрелась бы у меня в руке. Впрочем, они все были лучше, чем мой дерьмовенький ножик для стейков. Может, вернусь сюда завтра. Тем более, что нам нужна новая открывалка для консервов. Нашу стянула миссис Уиттэкер.

Я не смогла бы жить в Лондоне, но мне нравится иногда приезжать, чтобы им ширнуться. Тут довольно мило, когда не идет дождь и не бомбят.

Залогинилась опять – специально, чтобы написать, что гостиница оказалась страшной дырой и матрас у меня весь в пятнах от ссанья. Спать буду на полотенце.