Позже, пока она спала, я перевернула дом вверх дном и насобирала сорок фунтов. Когда мама проснулась, я протянула ей деньги.

– Если он придет, не впускай его в дом. – Я помахала перед ней десятифунтовыми купюрами. Мама следила за ними, как под гипнозом. – Я достану тебе дурь, главное – не впускай его.

Маме был просто необходим героин. Теперь я это поняла. Во время обеда я сходила в библиотеку и прочитала все, что могла найти о наркотической зависимости. Мне стало ясно, что мы с мамой бессильны перед коричневой дурью. Я не смогу заставить ее бросить.

Я подумывала спросить у Кевина, нашего соседа, где он брал траву. Но к тому времени я уже знала, что между героином и марихуаной мало общего и их употребляют два совершенно разных типа людей. Хотя я читала, что траву называют «стартовым наркотиком», и, возможно, в один прекрасный день Кевин подсядет на мамину дурь. В итоге я не стала просить помощи у соседа, а вместо этого около полуночи решила наведаться в неблагополучный район Биллингем-роуд.

Я надела зимнее твидовое пальто и черную шерстяную шапку и обмотала нижнюю часть лица маминым шарфом. Идя по ночному городу, я размышляла о том, как выгляжу со стороны. Бросается ли в глаза моя инородность? К счастью, никто из истощенных, беззубых наркоманов не обращал на меня ни малейшего внимания. А может быть, дело в том, что я идеально вписывалась в эту атмосферу? От этой мысли по спине пробежал холодок.

Малолетние дилеры меня не интересовали, потому что я знала, что они торгуют травкой или таблетками. Вместо этого я подошла к группке мужчин.

– Есть хмурый? – спросила я у них.

Трое торговцев мгновенно скрылись в ночи. Единственный, кто остался, оглядел меня с ног до головы.

– Тебе? – бросил он.

Я тщетно пыталась уловить в интонации дилера удивление. На самом деле он просто меня проверял: вдруг я не покупатель, а приманка?

– Мне, – кивнула я.

– Что у тебя?

Достав из кармана тридцать фунтов, я увидела, что торговца это не сильно впечатлило. Тогда я вытащила последнюю десятку. Он выхватил ее, потер купюры между пальцами, а затем, к моему изумлению, протянул мне четыре пакетика, завернутые в фольгу. После этого дилер, как и предыдущие трое, внезапно растворился в ночи.

Я положила конвертики из фольги в карман. Я не могла поверить, что достала целых четыре дозы. Видимо, героин не такая дорогая привычка, как убеждал маму Карл.

Я поспешила покинуть страшный район Биллингем-роуд и побрела домой. На противоположной стороне дороги я заметила трех нарядно и изящно одетых людей, натянула капюшон и уставилась на них. Пожилые супруги шли по обе стороны от молодой девушки. Я с завистью смотрела на нее: красивое платье с пышной юбкой и короткая белая шубка, длинные роскошные волосы и аккуратный макияж. Девушка шла, цокая каблучками по тротуару. Я застыла, затаив дыхание.

Это же Ребекка Лавери! Девочка из моей школы, которую забрали из дома и отправили в любящую семью. А рядом ее приемные родители?

Я грызла ногти, разглядывая счастливое семейство, и смутно гадала, почему они гуляют в такое позднее время. Наверное, ходили в какой-нибудь шикарный ресторан. Я прислонилась к стене, рисуя в голове ужин из трех блюд, белоснежные скатерти и хрустальные бокалы.

Семья остановилась, чтобы перейти дорогу, и Ребекка повернулась в мою сторону. Взгляд девушки скользнул по мне без малейшего намека на узнавание. Я же не могла отвести от нее глаз. Ребекка была прекрасна, но в глазах и на всем миловидном чистом личике отражались все те же чувства, что и в школе: грусть, тревога, боль.

Я решила поздороваться и неуверенно подняла руку. Ребекка моргнула, приоткрыла рот, но уже через мгновение отвернулась.

Поплотнее запахнув пальто, я отправилась к дому. Может быть, она все еще не оправилась после пережитых потрясений и поэтому выглядит такой печальной? Стиснув зубы и сжав кулаки, я пыталась убедить себя, что рада за Ребекку, но это был самообман.

Мама, как всегда, лежала на диване, завернувшись в халат и укутавшись одеялом. Ее била крупная дрожь.

– Ты украла заначку! – прошипела она, стоило мне войти в комнату. – Карл пришел, и я не смогла купить у него дозу, потому что ты забрала мои деньги!

Я села напротив мамы:

– Я же просила тебя его не впускать, помнишь? – (Она безучастно смотрела на меня, стуча зубами и то и дело облизывая пересохшие губы.) – Я сказала, что сама тебе все куплю, поэтому тебе не нужно больше открывать Карлу.

Во время разговора я выудила из кармана один из обернутых в фольгу пакетиков, и мама тут же потянулась за ним. Я хотела убрать пакетик за пределы ее досягаемости, чтобы сначала поговорить, попросить ее бросить, но не успела, и она выхватила заветную дозу у меня из рук.

Мама ринулась на кухню, обшарила ящики в поисках ложки и шприца и вытащила из кармана халата мой пояс.

– Мне нужно с тобой поговорить, – умоляла я. – Я правда стараюсь помочь, чтобы тебе стало лучше. Я не хочу с тобой жить, когда ты в таком состоянии.

Она нетерпеливо отмахнулась от меня и ушла обратно в гостиную.

– Знаю, скоро завяжу, – бросила мама, нагревая ложку зажигалкой.

Я наблюдала за процессом: жидкость в ложке стала коричневой, по комнате разнесся едкий запах. Мама даже не пыталась держать все свои принадлежности в отдельном месте. Взять, например, эту ложку. Я просто помою ее и буду пользоваться как ни в чем не бывало. Я смотрела на мамины приготовления с нарастающей злостью. Когда жидкость начала пузыриться, во мне разгорелось чувство сродни ненависти.

Я вышла из комнаты, не дожидаясь, пока она уколется.

Я не стала говорить матери про оставшиеся три пакетика героина. Орудуя столовым ножом, я сняла с туалета замок и установила его снаружи на дверь в мамину спальню.

После этого я помогла ей подняться по лестнице и уложила в постель. Аккуратно сняла с ее руки пояс и стала растирать дряблую кожу, чтобы разогнать кровь. Мама раздраженно отстранилась и зарылась под одеяло, как ребенок.

Я поставила на пол у кровати три большие бутылки с водой и ведро, а на подоконник положила две баночки йогурта, перезрелый банан и пачку печенья. Задумчиво глядя на еду, подумала, что мама вряд ли к ней притронется, но одновременно я чувствовала, что поступила правильно. Так заботливая мать позаботилась бы о больном ребенке.

Мама храпела и свистела во сне. Я тихонько вышла из комнаты и, глубоко вздохнув, закрыла дверь на замок. Дело сделано.

Сидя на полу и прислонившись к двери спиной, я ждала, что будет, когда мама проснется.

Пола перерыла сумки, обыскала карманы джинсов, пальто, бумажные пакеты с сувенирами у кровати. Открыла шкаф и перебрала всю одежду, не обойдя вниманием даже стеганый жилет и смокинг Томми.

Встав в центре каюты и уперев руки в боки, повернулась кругом. А брала ли она с собой в город телефон? Пола попыталась вспомнить, когда в последний раз пользовалась мобильником. В Ондалснесе она сегодня ничего не фотографировала. Настроение было не то.

В конце концов бросив попытки найти телефон, Пола вышла на балкон. На нее тут же обрушился завывающий ветер, и женщина, тяжело хватая ртом воздух, поспешила скрыться обратно в каюту, задвинув за собой балконную дверь.

Прозвучал корабельный гудок – значит, судно вскоре покинет порт. Через стекло Пола смотрела на ряды лавочек на берегу, от которых ее отделяла лишь узкая полоска воды. Еще совсем недавно Пола сидела там. Лайнер мягко покачивало на волнах. Она тяжело вздохнула, подумав, что могла оставить мобильник на суше.

Отвернувшись от причала, она подбежала к входной двери и, затаив дыхание, снова потянула за ручку. Дверь не поддалась. Пола разочарованно выдохнула, на глаза навернулись слезы. Она вспомнила рассказ капитана по громкоговорителю о страшном водовороте Мальстрём, поглощающем целые корабли. «Рубиновый дух» проплывет совсем рядом с ним. А если произойдет несчастный случай? Вдруг судно затянет в водоворот? Тогда она останется здесь, в каюте, и не сможет забраться в спасательную шлюпку…