Вообще-то мне гораздо больше нравится тусить с детьми. В гостях, пока ставят чайник, я сижу в игрушечном домике, и дети приносят мне туда пластиковые тарелочки с маленькими жареными курицами, или же мы раскрашиваем картинки. У близняшек Мел – Хоуп и Молли – есть кое-какие вещи Сильванианов, которых нет у меня, так что мы играем в эти штуки или рассматриваем рекламный буклет «Сильваниан Фэмилис» и решаем, что еще нам оттуда хочется.

В этом «БаззФид» промахнулся. Я могу позволить себе сопереживать кое-каким представителям человеческой расы. Например, детям. Я не люблю, когда с детьми обращаются жестоко или несправедливо, потому что уж они-то этого точно не заслуживают. Никто из нас не заслужил того, что произошло в Прайори-Гарденз.

Это, кстати, входит в мой свод правил относительно убийств:

1. Будь подготовлена – тщательно проанализируй ситуацию и приступай к делу, только если знаешь, что победишь.

2. Заметай следы – особенно жидкие.

3. Во время процесса не забывай про Спектакль.

4. Никаких застежек-липучек: они лучший друг судмедэксперта.

5. Защищай беззащитных – детей, животных, женщин в опасности.

Вот, например, несправедливость: Дерек Скадд и две маленькие девочки. Однажды давным-давно «чрезвычайно опасный рецидивист» по имени Дерек Скадд отвел двух десятилетних школьниц к себе в квартиру познакомиться с котятами его кошки. Только никаких котят не существовало. И он заставлял девочек делать такие вещи, которые уничтожили все счастливые мысли в их головах. Конец.

Мысль о Дереке Скадде, разгуливающем на свободе, пожирает мои оставшиеся нервные клетки. Я должна увидеть, как этот человек умирает. Я должна сидеть на нем верхом, когда он будет умирать. Судью, который разбирал его дело, тоже нужно к едрене матери линчевать.

Мать одной из жертв – Мэри Толмарш – приходила сегодня в редакцию поговорить с Клавдией и Лайнусом в кабинете Рона. Я отнесла им латте и печенья со сливочной начинкой – и успела ее кое-как разглядеть. Короткая светлая стрижка. Свитер из «Джоулса». Синие джинсы. Туфли без каблука. Одежда неплохая, но лицо кричит совсем о другом: это лицо тряпичной куклы, забытой под дождем.

Я услышала короткий обрывок разговора: она упомянула Уиндуисл-корт – жилой комплекс на другой стороне парка, и название это она произнесла с такой яростью, что я подумала: возможно, там обитает Скадд. Еще я успела услышать, что он живет под вымышленным именем. От редакции до Уиндуисл-корт было минут двадцать на автомобиле, а от моей квартиры – десять минут пешком. После работы я поехала туда и стала дожидаться в машине. Но он так и не появился.

Около одиннадцати вечера вывела Дзынь на вечернюю прогулку. Крейг храпел, а мне не спалось. Я вертелась и подскакивала, изнутри меня опять что-то грызло, ноги дергались и не давали лежать спокойно. Мне просто необходимо было выйти на улицу. Я взяла обойные ножницы – так, на всякий случай, – но во всех наших обычных переулках и на тропинке вдоль канала нам не встретилось ни души. Может, и к лучшему. Состояние у меня было такое, что я бы, наверное, этого гада выпотрошила.

Так, ладно, теперь я умираю с голоду – пойду-ка погрызу чипсы и доем печенье с мармеладом. Я читала в интернете, что после полуночи калории уже не считаются. Или это только у гремлинов? [717]

Гада Скадда у Уиндуисл-корт по-прежнему не видно. Сегодня прождала его почти час. Начинаю думать, что неправильно услышала адрес. Возможно, завтра сгоняю в Уиннипег-корт. Или на Уинчестер-роуд. А еще есть Уильямсон-террас. Первая буква там железно была «У». Он где-то здесь, в этом городе, ходит по этим улицам и дышит моим воздухом.

Закупились продуктами на неделю. Мы перенесли день продуктовой закупки на воскресенье, чтобы в промежутке только иногда что-нибудь докупать, и, по-моему, так лучше. По воскресеньям народу меньше, а значит, я буду меньше беситься. От Крейга проку было не больше, чем от люка в спасательной шлюпке. И, господи боже, как же бесят те-кому-за-семьдесят. Я согласна на какое угодно количество орущих детей, которые носятся по рядам супермаркета и врезаются носом в мою тележку, только избавьте меня от восьмидесятилетней статуи, которая застопорилась перед отделом рыбных консервов и пытается принять решение, что лучше – тунец в собственном соку или паштет из крабов, десять, сука, минут, без проблеска осознания того, что люди пытаются протиснуться к анчоусам.

И раз уж я заговорила о покупке продуктов, откуда такая дороговизна в сфере куриц на свободном выгуле? Просто дайте мне курицу, которая с кудахтаньем бегает по лесу, там же ее трахают и там же ощипывают, – и все, мне больше ничего не надо. Совсем необязательно кормить ее бриллиантами, ничего такого.

Кстати, диета закончилась. Вернувшись из супермаркета, я уговорила два круассана – просто назло своей жирной заднице. После чая пройду с Дзынь несколько миль – один из двух растрясу.

Сегодня в моем убойном списке не будет никого, потому что сегодня я всех люблю. Шутка.

1. Весь мир

В жизни moi [718], Рианнон Льюис, произошло нечто восхитительное. Утреннее телешоу «Ни свет ни заря» – ну знаете, кричаще-розовые диванчики, улыбки в пол-лица и перманентный загар – включило меня в шорт-лист конкурса «Женщины нашего века».

МЕНЯ!

Хотят в конце месяца взять у меня интервью в прямом эфире. Я встретилась с Мел и Пидж в «Коста-кофе» (у нас как раз совпало время обеденного перерыва) и сразила их этой сногсшибательной новостью. Мел чуть не взорвалась.

– ЧТО? КАК ЭТО? – она была конкретно выбита из колеи тем, что у меня будут свои пять минут славы на национальном телевидении и говорить я в эти пять минут буду не о ее свадьбе, а о чем-то другом.

Пидж бросила на двоюродную сестру осуждающий взгляд.

– Извини. Прайори-Гарденз, да?

Когда говорят о тех событиях, называют их просто Прайори-Гарденз или Происшествие в Прайори-Гарденз. Ну сделали себе очередное удобное сокращение – вроде Данблейна [719] или Колумбайна [720]. И больше ничего не надо говорить – все сразу всё понимают.

– В ближайшие недели о себе будут рассказывать десять женщин, и я одна из них. Но понятно, что я не выиграю.

Последнюю фразу я добавила просто из кокетства, потому что прекрасно знала, что обойти меня сможет разве что какая-нибудь уж совсем икона.

– Что значит, ты не выиграешь? – возмутилась Пидж. – Перестань, тут нужен позитивный настрой!

– А кто еще в финале?

Во взгляде Мел читалась отчаянная надежда, что конкурентки у меня такие сильные, что шансов на победу у меня не больше, чем у котенка в печи для пиццы.

– Ну, во-первых, женщина, которая очень долго не выходила из дома, а потом сбросила девятьсот фунтов и стала учительницей физкультуры. Еще – адвокат-правозащитница, которая спасла целую толпу сирийцев…

Улыбка у Мел начала подергиваться.

– …какая-то женщина-политик без рук и ног, которая прошла через всю Канаду. Библиотекарша-трансгендер, больная диабетом, взявшая под опеку более тысячи детей. Ну и еще две тетки, которые десять лет просидели взаперти в подвале. Кажется, это все.

Мел засмеялась. Реально.

– О боже. Похоже, жесткая будет борьба. Возможно, жюри тебя пожалеет, потому что ты тогда была ребенком.

– Вообще-то Малала [721] тоже была ребенком, когда ее подстрелили, – сказала Пидж и шумно втянула в себя флэт уайт. – И все-таки то, что тебе пришлось пережить, Ри, – это просто немыслимо. Ты обязательно должна что-нибудь выиграть. Какая у них там система – золото, серебро, бронза?