– Я люблю Мишеля, – ответила Элис. – А твоего отца нет.

– Но ты его обманывала.

– По-моему, именно в этом и заключается весь парадокс. Пока роман не начался, реальным он не кажется. Нельзя просто подойти к супругу и заявить: «Милый, я тут думаю замутить с другим парнем, но, возможно, это ни к чему и не приведет, так что ты держись, может, я к тебе и вернусь».

– У вас это продолжалось вроде как несколько месяцев.

– Знаю. И это было хреново. Хочешь – верь, хочешь – нет, но мы с Мишелем уже были готовы узаконить свои отношения, да тут эта история и приключилась.

– Ага, конечно.

Однако дальше Ханна разыгрывать порицание не стала. Как-никак, она была в курсе, какая обстановка царила в доме.

– Значит, теперь вы вместе?

– Нет. Мишель возвращается к своей Деве Марьям.

– К кому?

– Неважно. Нет, мы не вместе.

– А эта ветка в «Твиттере». Поступить так с Джеком и со мной – просто мерзость!

– Знаю. Могу лишь сказать, что сама я воспринимала это как «жестокость из любви», чтобы отвратить тебя от ужасной ошибки, что ты совершаешь.

– Джек не делал этого. Он пробыл со мной всю ночь.

Они помолчали, наблюдая за беспечными подростками, вовсю шушукающимися и флиртующими.

– Ханна, скажи, ты по-настоящему уверена в этом? Уверена, что он и его родители ничего не подстроили, чтобы скрыть правду? Можешь сказать мне. Со мной все кончено. В этом городе меня теперь и слушать не станут.

– Ты действительно думаешь, что я стала бы молчать, если бы считала Джека убийцей Иден? – печально отозвалась Ханна. – Я знаю, что ты держишь меня за тряпку, но так я ни за что не поступила бы. Только Джек не делал этого. Она была жива, когда мы ушли от нее. Он был со мной, когда ее убили.

– Быть может, он вовсе не собирался причинить ей вред. Только и хотел, что поговорить с ней, но все пошло…

– Да ему даже не было смысла возвращаться. Его отец собирался все уладить.

Элис несколько секунд переваривала ее слова, затем спросила:

– Что ты имеешь в виду?

– Его отец сказал, что разберется, когда вернется. А нам велел держаться от нее подальше.

– Подожди, это когда было?

– Когда Джек позвонил ему.

– Да я понимаю, я имею в виду, когда он ему позвонил?

– Как только мы вышли от Иден. Набрал его номер и все рассказал. Мистер Пэрриш сказал, чтобы мы шли к нам домой и там и оставались. Еще сказал, что все уладит, как только окажется дома. А до этого чтобы мы ни с кем не разговаривали. И когда он приехал за нами в школу после отмены изоляции, то рассказал, что сделал Кристофер. Так что Джеку и не нужно было с ней говорить.

– А ушли вы из дома Бондурантов… Во сколько, перед полуночью?

– Ага.

– И Джек сразу же ему позвонил?

– Да, мы еще ехали в машине, – кивнула девушка.

– Но мистер Пэрриш вернулся в Эмерсон только на следующий день, так ведь?

– Да, его не было в городе. Мы его увидели, только когда школу открыли.

– Ты рассказывала об этом полиции? Про звонок Джека отцу?

Ханна покачала головой.

– Почему?

– Потому что он велел нам молчать об этом.

– Он объяснил причину?

– Вроде нет. Да и что это меняет?

У Элис как глаза открылись. Теперь-то картина была очевидна. Да, сначала она ничего не понимала, но в следующее мгновение все стало предельно ясным. Ханна не лжет. Разумеется, не лжет. Джек невиновен. По крайней мере, в убийстве. У Джеффа имелось доказательство, и он передал его копам. Но и Кристофер этого не делал. Потому что не мог. Он попросту неспособен на такое. Никто из них не лжет. Оба говорят правду. Все говорят правду. Ханна, Джек, Кристофер, Джефф. Все они говорят правду. Ту малую, которая им известна.

Выражение лица девушки тоже изменилось. Похоже, ей пришла в голову та же мысль. Пускай Ханна и была не от мира сего, но дурой ее назвать ни в коем случае было нельзя. Тем не менее сомнения ее дольше нескольких секунд не продержались. Во взгляде снова появилась твердость: она вернулась в мир Пэрришей.

– Забудь об этом, Элис. Все уже кончено.

– Да, ты права.

Глаза Ханны наполнились слезами. Элис раскинула руки, и девушка отдалась ее объятьям, как и тысячу раз прежде. Элис так и подмывало запереть машину изнутри и помчать прочь, чтобы увезти бедного ребенка из этого мерзкого места как можно дальше. И удерживать ее, пока она не поймет.

– Когда ты уезжаешь? – спросила Ханна, отстранившись.

– Сегодня попозже. Перед отъездом мне еще нужно кое-что упаковать.

В дверь позвонили, едва лишь Джек уехал на психологическую консультацию. Последние несколько дней его возила Селия, но сегодня днем он настоял на самостоятельной поездке. Терапия и без того представлялась ему лишь напрасной тратой времени, а уж в сопровождении матери и вовсе превращалась в форменное издевательство.

– Сразу же возвращайся домой, – напутствовала она сына, тревожась, что у него в планах ускользнуть в Эмерсон для встречи с Ханной.

К удивлению женщины, Джек обнял ее.

– Пора бы тебе перестать беспокоиться обо мне.

– Размечтался!

После ухода сына Селия принялась беспокойно расхаживать по большому дому. Жить здесь ей не нравилось. Приятных воспоминаний место отнюдь не навевало. И от ничегонеделания легче, разумеется, не становилось. На данный момент всем занимался Оливер – общался с полицией и прессой, а также с «Химчисткой быстрого реагирования». Ей же полагалось отдыхать, а подключиться к действу, согласно плану, предстояло по возвращении домой в воскресенье. И если шесть дней кому-то могут показаться малым сроком – что ж, пускай попробуют пожить вместе с Катариной де Визер.

Да, когда они приехали к матери на следующее после драмы утро, она была само сочувствие. Насчет нападения, конечно же, но еще и злостной клеветы, что перед этим пришлось сносить ее любимому внуку. Соцсети для Катарины были чуждой средой – у нее даже своего компьютера не имелось, а в тех редких случаях, когда старуха пользовалась подаренным дочерью айфоном, она прикасалась к экрану так, как, наверно, выковыривают из экскрементов проглоченные бриллианты. Однако она охотно слушала подруг-сплетниц, которым доставало любезности буква в букву передавать ей все гадости, что распространялись о Джеке.

Вскоре ее участие, однако, трансформировалось в нечто куда менее располагающее. Кристофер очаровал Катарину, когда ночевал в ее доме с Джеком и Ханной, однако теперь она поминала парня так, словно он был размахивающим базукой боевиком-исламистом в чалме.

При этом старуха прекрасно знала, что Кристофер – крещеный католик, уже подавший документы в Барнардский колледж, а также получивший приглашение из кулинарной школы «Лё кордон блё». Но все это уже не имело для нее значения. Арест сына Мишеля лишь укрепил ее в давнишнем мнении, которое она каким-то образом ухитрялась не высказывать. И то, что Селия позволила Джеку путаться с этой смертоносной бомбой замедленного действия, представляло собой первостатейную преступную родительскую небрежность.

– Странно даже, что никто не замечал, к чему идет дело! – заявила Катарина, после того как третий бокал дюбонне развязал ей язык. – Как хорошо, что я запираюсь в спальне!

– Я тебя прошу…

– И хоть тресни, не понимаю, с чего ты так доверилась этой бабе. – Как-то незаметно они перескочили с авиаугонщика-смертника Мухаммеда Атты на героиню «Алой буквы». – Ты не знала, что ли, что она прохиндейка?

– Я знала только, что у нее бурное прошлое. Но прохиндейку в ней не разглядела. Да и никто не разглядел.

Катарина уперла в нее суровый материнский взгляд.

– Никаких снисхождений к себе, милая.

– Об этом можешь не беспокоиться, мама.

Воцарилось наряженное молчание. Ни одна из женщин не испытывала желания затевать полномасштабную ссору в пределах слышимости Джека и ожидающегося вот-вот Оливера.

– Что ж, радуйся, что полиция появилась прежде, чем этот психопат успел что-нибудь натворить.