Они жили здесь вот уже двадцать пять лет, отпраздновав новоселье перед самым рождением Дрю. Интересно, подумала Селия, каково здесь будет, когда останутся только они вдвоем. Она представила их в новом патио летним воскресным утром, как они расхаживают босиком по прохладной плитке, потягивают кофе, обмениваясь разделами «Таймс». Или развлекаются вечером под бдительными электрическими мухобойками, поджаривающими посягнувших на их отдых комаров. «Но так ли все и будет? Или два стареющих человека просто будут болтаться по дому, слишком громадному для них?»

И снова ей пришлось одернуть себя. «Да откуда, черт возьми, вся эта тоска и обреченность взялись? Все у нас будет хорошо. Мы еще оторвемся. Проведем несколько месяцев в Италии, будем кутить вечерами в Бостоне, ездить на Бродвей, кататься на лыжах в Джексон-Хоуле – да будем делать что захотим! Все будет хорошо».

Джек прогрохотал вниз по лестнице и исчез за парадной дверью, бросив напоследок «пока». Вот тебе и разговор по душам. Отбойный молоток возобновил свою зубодробительную проповедь. Тогда-то Селия и решила связаться с Элис. За ланчем с ней можно будет обсудить сыновнюю ночевку. Выработать тактику, сформировать единый фронт. Она уже давно не виделась со своей сумасшедшей подругой. Так давно, что даже чувствовала себя виноватой, хотя последние несколько раз, когда она пыталась устроить встречу, именно Элис отговаривалась извинениями. На этот раз, однако, Селия будет настаивать.

А потом она только и делала, что пыталась укрыться от ужасного шума и не думать о выражении лица сына. Наконец, когда ее уже начали одолевать мысли, что встречаться и незачем, мобильник вспыхнул сообщением.

– «Папильон»? – предложила Элис.

– Было бы чудесно, – отстучала Селия.

Таблетка «Золпидема» и бокал шабли на сон грядущий оказались ошибкой. И убеждать себя в обратном было бессмысленно. Она приняла коктейль из снотворного и вина около полуночи, услышав, что Ханна вернулась домой, и благодаря ему проспала как убитая четыре часа. По пробуждении сразу же проверила телефон, хотя прекрасно знала, что он ни за что не отправит ей сообщение посреди ночи. Господи, да он днем-то этого не делал. Элис спихнула ногами спутанное одеяло и отправилась вниз промочить глотку, по которой словно прошлись пескоструем. Из-под двери в кабинет Джеффа просачивался свет. Его рабочий график все более и более смещался в ночь – не без помощи, ясное дело, раздобытых у дружков ноотропов, позволяющих поддерживать бодрость и концентрацию и настолько новых, что даже наименований пока еще не имели. Ночные бдения Джеффа эволюционировали из исключений в правило. Против чего Элис не возражала. Ее вполне устраивало вести брачную жизнь посменно. Из спальни Ханны тоже пробивался свет, однако девушка часто спала со включенной лампой: темнота занимала одну из первых позиций в длиннющем списке ее страхов.

Женщина прошла на кухню, открыла холодильник и задумалась, не побаловать ли себя еще одним бокалом шабли. Утром ей как будто никуда не надо было. Как и днем, коли на то пошло, раз уж Мишель исчез с лица земли. Но так она прикончит бутылку, и потом ей с осознанием данного факта придется иметь дело с мужем, который по части алкоголя мог превращаться в сущего сноба. Проглотишь продолговатую пилюлю, свежеспрессованную в какой-нибудь малайзийской лаборатории, – и ты исследователь сознания, пинком распахивающий двери восприятия. А выпьешь парочку стаканчиков выжатого винограда или сброженного картофеля – так у тебя проблемы. Надо бы купить литровую бутылку «Столичной» и хранить ее в ящике с нижним бельем, как делает ее мать. Крайне сомнительно, что в ближайшем будущем Джеффу вздумается копаться в ее трусиках.

Впрочем, время превращаться в собственную мать для нее, может, еще и не наступило.

Элис потянулась за одной из изящно упакованных бутылок на верхней полке. Ледниковая вода. Я вас умоляю. Как будто ешь бургер из полярного медведя. А впрочем, ладно. Раз уж миру все равно суждено растаять, почему бы не извлечь из этого пользу.

– Привет, – вдруг раздалось у нее за спиной.

Она в удивлении начала разворачиваться и случайно задела рукой стеклянную банку на полке холодильника. Посуда полетела на пол и, разумеется, оглушительно разбилась вдребезги. По кафелю расползлась вязкая ярко-красная субстанция, воздух наполнился острым ароматом. Харисса. Угощение определенно не для склонного к фортелям желудка.

– Какого хрена! – шепотом выругалась Элис.

То оказалась ее падчерица, в своем репертуаре осторожного призрака.

– Боже мой, Ханна, ты напугала меня до усрачки!

Лицо у девушки огорченно вытянулось, и Элис тут же пожалела о своей резкости.

– Извини, – с несчастным видом пролепетала Ханна.

– Все в порядке?

– Да.

И внезапно она начала плакать. Затем буквально рухнула на Элис, да с такой силой, что обе едва не завалились на усыпанную осколками хариссу. От рыданий девушка сотрясалась, словно выколачиваемый коврик.

– Ханна, дорогуша, да что такое? – Теперь Элис встревожилась по-настоящему.

– Ничего, – прохныкала падчерица. Она отстранилась и чуть ли не шлепками стерла со щек слезы. – Просто я дура.

– Поцапалась с Джеком?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Не знаю. Просто… Не обращай внимания.

– Я могу тебе чем-то помочь? Я бы угостила тебя хариссой, да вот…

Шутка получилась вполне удачной, однако Ханна не рассмеялась.

– Он здесь, – прошептала она с натужностью актрисы с единственной репликой в ужастике.

– Кто? Джек?

– Он остается у меня. Ничего?

– Конечно, ничего. Если только вы не будете заниматься сексом или чем-то еще в таком роде.

У девушки округлились глаза.

– Да я шучу, – пояснила Элис и тут же мысленно велела себе оставить шуточки. – Я хочу сказать, ты же хочешь, чтобы он остался?

– Да!

– Тогда все в порядке.

– Как ты думаешь, папа возражать не будет?

– С ним я все улажу. Но меня несколько беспокоит, что ты так расстроена. Вообще-то, в подобной ситуации реакция должна быть противоположной.

– Наверно, я просто на эмоциях.

– Эмоции – это хорошо, верно? Мы любим эмоции.

Наконец-то слабая улыбка. Ханна опустила взгляд на пол, освещенный все еще распахнутым холодильником, давно уже попискивающим, словно лифт в бесконечном спуске. Из переливающейся на свету густой красной хариссы выбитыми зубами торчали осколки стекла. Выглядело словно снимок с места преступления.

– Мне надо убрать это, – произнесла девушка.

– Я займусь. А ты возвращайся к своему дружку. И давай, взбодрись. Сейчас у тебя самые славные времена, детка.

Ханна взяла из холодильника две бутылки и испарилась. Элис подмывало оставить разгром до утра, однако Джефф имел привычку расхаживать по ночам босиком, а их отношения еще не достигли той стадии, чтобы устанавливать друг другу мины-ловушки. На уборку ушла половина рулона бумажных полотенец. За возней женщина размышляла о только что узнанном. Джек остался у них ночевать. Нечто новенькое в их быту. А насчет слез, вообще-то, тревожиться не стоило. Падчерицу хлебом не корми – дай поплакать. Да она телевизионные призывы Салли Струтерс к пожертвованиям не может посмотреть, чтобы не расчувствоваться. Так что, скорее всего, у нее действительно просто вырвался наружу избыток эмоций.

С другой стороны, Элис все еще испытывала некоторые сомнения насчет Джека. Хотя сама она ни разу не становилась свидетельницей его дурного поведения, несло от него эдаким сернокислотным душком, заставлявшим держаться настороже. Эти до отвращения близко посаженные глаза парня так и полосовали взглядом, причем в привычке этой ощущалась злонамеренность. Его обычный тон и вовсе источал презрительный сарказм. Недавно Джек позволил себе более чем странное высказывание о женских потребностях, и Элис искренне надеялась, что скоро он откажется от подобных взглядов. Его пронизывающий смех неизменно приводил ее в замешательство. Из-за своего недавнего любовного приключения она отвлеклась, однако это вовсе не означало, что парень больше не вызывал у нее беспокойства.