– Может, она не деньги имела в виду.

– Люди всегда имеют в виду деньги. Отдают они себе в этом отчет или нет. – Оливер покачал головой. – Она все тыкала в меня пальцем, поливала матом. В конце концов распоясалась по-настоящему. Да еще эта собака, запертая в прихожей, все лаяла и скреблась в дверь. А потом она замахнулась и ударила меня. В полную силу, прямо в грудь. Вот, погляди.

Он развязал галстук и вытянул его из-под воротника, а затем расстегнул рубашку, чтобы продемонстрировать правую сторону груди. Синяк формой и размером – зубчатый круг диаметром сантиметров семь – напоминал плоского морского ежа, которых Селия коллекционировала в детстве.

– Она все напирала на меня, пыталась схватить за горло и расцарапать лицо. Ну вот я и… вышел из себя. Буквально на долю секунды. Я всего лишь оттолкнул ее. Только и хотел, что убрать ее от себя.

– Оливер…

– Она ударилась о журнальный столик. Как нарочно. Или ненароком. Да какая разница. Мой первый порыв был помочь ей. Но тогда дороги назад уже не осталось бы. Поэтому я подождал, пока она не… затихнет.

Мужчина закрыл глаза. Снова принялся поглаживать шрам.

– Открывать дверь той еще задачкой было – я опасался, что собака нападет на меня. Но пес устремился прямо к ней. Должно быть, увиденное ему не понравилось, потому что, когда я вышел из дома, он пронесся мимо меня, и потом его сбил этот пьяный идиот. И вместо того чтобы просто поехать себе дальше, ему надо было вылезти…

– И увидеть тебя.

– И увидеть меня. Когда он наконец-то убрался, я загнал пса в дом, чтобы он еще больше шуму не наделал. К тому же…

– Что?

– Мне вправду не хотелось оставлять ее одну.

Голос у него дрогнул. Оливер немного помолчал, затем прочистил горло, очищая себя от слабости, сбившей его с предначертанной цели.

– А когда обвинили Кристофера, тебе хоть раз приходило в голову остановить это?

– С какой стати? – Мужчина искренне удивился вопросу. – В этом-то и состоял смысл задачи. Но я позаботился, чтобы на него давили несильно. Совсем несильно.

Он встретился с женой взглядом.

– Селия, мне пришлось всю жизнь нести на себе бремя позора отца. И я не мог взвалить такое же бремя и на тебя. Ни на кого из вас. Если бы дело было только во мне…

– А Патрик?

– Этот человек заявился в наш дом, – будничным тоном ответил Оливер.

– Но зачем Джек вообще тебе позвонил? Да ей никто бы не поверил!

– Потому что он всегда мне звонит.

«Всегда, – подумала Селия. – Ну конечно. Это было не в первый раз. И не во второй».

– Так и что теперь? – спросила она.

– Теперь ничего, Селия. Мы продолжаем жить дальше.

Послышались шаги. Джек спускался вниз. Оливер застегнул рубашку. И когда их сын появился на кухне, Оливер и Селия уже приняли свой обычный вид. Джек едва ли на них взглянул.

– Привет, – бросил он, распахивая холодильник. – Что на ужин?

– Ничего, – ответила Селия.

Парень уставился на нее. Оливер тоже не сводил с нее внимательного взгляда.

– Мы уезжаем.

Муж выбрал стейк-хаус, с владельцем которого был знаком. Они заняли угловой столик, чтобы их никто не узнал. Впрочем, они никого и не интересовали. Сейчас с произошедшей драмой ассоциировались лица Иден и Кристофера. Жертвы и убийцы. Невинности и виновности. Добра и зла. Мир разделился по своим привычным линиям, и Пэрриши собирались поужинать.

Оливер и Джек заказали по стейку, Селия – салат. В ожидании подачи блюд женщина наблюдала за мужем. И размышляла о самодисциплине, потребовавшейся, чтобы выдержать тот вторник и последующие дни. О том, как он контролировал ситуацию. Предвидя проблемы, пряча концы в воду. Делая все это ради семьи.

Принесли заказ, и мужчины набросились на еду. Заработали их мощные челюсти, задвигались мышцы и сухожилия. Взгляд расфокусировался, дыхание чуть участилось. Если бы не глаза и губы, они действительно выглядели бы точными копиями друг друга.

Оливер взглянул на нее.

– Что-то не так с твоим салатом?

Он отправил бы его обратно. Заказал бы ей другой или что ее душа пожелает. Все что угодно ради ее счастья. Ради счастья их всех.

– Нет-нет, – отозвалась Селия. – Выглядит чудесно.

Оливер продолжал ждать. Тогда она взяла вилку и начала есть.

Ей наконец-то отдали дочь. Как только судья утвердил признание, Иден стала им не нужна. Загадок в ее теле больше не оставалось. С точки зрения штата Массачусетс ее история была ясна.

Дальнейшее взял на себя Дермот Костелло при содействии сына. Как Даниэль и предполагала, его тоже звали Дермот. Он являл собой точную копию отца – та же осмотрительность и меланхоличность, тот же едва различимый тик, придававший ему вид, будто он постоянно собирается подмигнуть. Несмотря на подобную комичную наружность, Костелло дело свое знали и были очень внимательны. В их движениях, в их негромких голосах сквозила некая грациозность. Их манеры вправду доставляли Даниэль некоторое облегчение.

Людей на похороны явилось больше, чем она ожидала. Главными действующими лицами, конечно же, были мать, сестра и Стив с дочерями. Но пришло и куда больше друзей Иден, нежели Даниэль рассчитывала, равно как и ее друзей, соседей и просто знакомых. И были совершенно незнакомые люди. Не меньше нескольких десятков, хотя никаких объявлений она и не делала. По большей части девицы, хотя мелькали и стройные юноши с длинными прядями, в черных джинсах в обтяжку. Ребятня, связавшая свои фантазии с реальностью Иден. Они держались подальше от Даниэль, справедливо полагая, что их сомнительные мечтания благосклонности у нее не вызовут.

Присутствовали и Бондуранты, и не только потому, что оплачивали счета. Они по-настоящему полюбили Иден. Бетси особенно изводилась. Ей уже довелось пройти через подобное с Риком. Даниэль задумалась, рискнет ли она снова ввести кого-нибудь в свою жизнь, чтобы заботиться о нем. Навряд ли.

Явилась и Гейтс. Даниэль это удивило – она полагала, что полиция уже распрощалась с ней после признания Кристофера Махуна. Ну и мрачным же выдался процесс. Паренек худенький что тростиночка, отец немногим лучше. У нее поинтересовались, не считает ли она приговор слишком мягким. Даниэль только и покачала головой. Ей не доставило радости наблюдать, как Кристофера упекли. Слишком легко, слишком быстро и слишком категорично все прошло. Дурное предчувствие, изводившее ее с самого начала, так никуда и не делось, и ей уже было весьма сомнительно, что оно исчезнет когда-либо вообще.

Да еще эта загадочная женщина. Она пришла одна. Среднего роста, золотисто-каштановые волосы, одетая в черное. Зеленые глаза, что открылись, только когда она сняла большие солнцезащитные очки. Одного возраста с Даниэль, более или менее. Ладно, менее. Даниэль ее не узнала, хотя совершенной незнакомкой женщина ей и не показалась. Где-то она ее видела, даже если мельком. Появилась поздно, в церкви сидела на задних рядах, но после церемонии подошла к ней первая, с конвертом в руке.

– Прошу прощения за беспокойство, – заговорила женщина. – Я всего лишь хотела выразить свои сожаления о случившемся с вашей дочерью.

– Вы ее знали?

– Она выгуливала собаку возле моего дома. У нее была такая прекрасная улыбка.

– Этого у нее было не отнять.

Женщина вручила ей конверт. Судя по весу, его содержимое не ограничивалось лишь открыткой.

– Здесь кое-что, что вам захочется прочесть.

– Хорошо.

– Мой телефон прилагается, если возникнет желание поговорить. А таковое, думаю, у вас возникнет.

Она пристально посмотрела Даниэль в глаза, затем развернулась и поспешила к броскому «Роверу». Даниэль взглянула на конверт. «Матери Иден». Она спрятала бумагу в карман и занялась другими присутствовавшими.

На работу она вернулась на следующий день после слушаний. Все только и нянчились с ней, пока ее отношение к хлопотам не стало очевидным, и тогда коллеги отстали от нее, вновь погрузившись в продажу побрякушек молодым, ставящим на карту свое будущее. Работать ей нравилось. Помогало меньше думать о Патрике. По крайней мере, днем. Вот ночью дело было другое. Ночью мысли шли непрерывным потоком.