Он садится обратно в машину, пот сходит с лба. «Она не видела. Я в этом уверен. Почти уверен. Может, мне стоит подумать о...»

Но он отсекает эту мысль. Отсекает её, словно ампутирует конечность. Как он мог подумать о том, чтобы выстрелить в Мэйзи? Добродушную, немного полноватую, которая постоянно думает о Оземпике? Никогда!

«Никогда? Правда?»

Это мысль... или голос?

Он смотрит в зеркало заднего вида и на мгновение видит там папу – теперь уже сзади, а не на пассажирском сиденье – улыбающегося. Потом он исчезает.

Ротман, стоматолог Трига, указывает на экран монитора, где сейчас рентгеновский снимок его зубов.

– Восемнадцатый, ваш второй моляр, – говорит он как директор похоронного бюро. – Его нужно удалить. Спасти нельзя. Под ним инфекция. – Потом оживляется. – Хорошая новость: ваша страховка покроет восемьдесят процентов расходов. Можно приступать?

– У меня есть выбор?

– Нет, если вы не хотите продолжать пить антибиотики из-за хронической инфекции дёсен. И вам стоит подумать о ночной каппе. Вы скрипите зубами, и этот бедный моляр пострадал больше всех.

Триг вздыхает. «Я думал, что риск ареста – это моя единственная сегодняшняя проблема».

– Приступайте.

– Я сделаю местную анестезию, но рекомендую закись азота, чтобы процесс был максимально комфортным. – Ротман задумался. – Хотя... удаление зуба никогда не бывает приятным, но так будет удобнее.

Триг обдумывает. У него нет проблем с наркотиками, алкоголь стал его слабостью (не говоря уже о своенравной уверенности – сомнительном даре от отца), но он слышал, что под закисью люди могут быть... как это сказать? Несдержанными? Но с резиновой прикуской, которая удержит рот открытым, он сможет говорить только «ууу» и «ааа».

– Закись – обязательно, – говорит он.

После нескольких обезболивающих уколов помощник Ротмана надевает на Трига носовую маску и инструктирует дышать только носом.

– Расслабьтесь.

Триг расслабляется. Впервые после Аннет Макэлрой он расслабляется полностью. Почти не замечает, как Ротман тычет, копается, сверлит и – наконец – расшатывает плохой зуб в его лунке, уговаривая корни отпустить.

«Нужно закончить как можно скорее, – думает он, чтобы наконец-то отпустить всё». Эта мысль не нова, но теперь его разум свободен, и следующая мысль тоже – а что если я смогу быть как тот портной, который одним ударом убил семерых? Семеро – слишком много, но что если получится разобраться с несколькими сразу? Включая самого главного виновного? Есть ли способ это сделать?

Освободившись от тревог, Триг понимает, что это возможно. И если так случится, его дело станет мировым событием; стрельба в ухо Трампа покажется детской шалостью по сравнению с этим. Он не стремится к славе (так он себе говорит), но что если его поступок сможет начать полезный разговор о том, как часто невинных обвиняют в преступлениях?

На следующей неделе в город приедут одна – возможно, две – знаменитые женщины, и если бы была возможность сделать их частью искупления за смерть Алана Даффри...

– Уже заканчиваю, – говорит Ротман.

– Еиные ожны аить, – отвечает Триг.

– Что-что?

Триг лишь улыбается, насколько позволяет распорка во рту.

Невинные должны платить.

Переезд команды Сестры Бесси из старого «Самс Клаб» в «Аудиторию Минго» всё ещё в процессе. Джером попадает внутрь, просто упомянув имя своей сестры Тонсу Келли, тур-менеджеру. Он не был уверен, что это сработает, но это сработало. Тонс сидел в холле, лениво перебирая струны на бас-гитаре Fender, но вскочил на ноги, будто Джером сказал не «Барбара Робинсон», а «Сезам, откройся».

– Барб – новая лучшая подруга Бетти, – говорит Тонс. – И пашет как лошадь, а значит, друг каждому из нас. Кто бы мог подумать, что поэтесса может в одиночку перетаскивать усилители Marshall?

– Нас с детства учили, что усердный труд – это путь вперёд, – отвечает Джером.

– Точно. Пока не погаснут огни и не зазвучит музыка – всё это просто тяжёлая работа. Съёмочные группы, ярмарочные команды, рок-н-ролльная армия... всё одно и то же. Пот и усилия.

Аудитория освещена наполовину. Слева от сцены Джером замечает полную женщину за роялем – она, судя по всему, играет «Bring It On Home to Me». Барбара находится на полпути по основному проходу (с недавно добавленными балконами Минго вмещает 7500 человек), несёт какую-то прямоугольную штуковину от Yamaha к звукорежиссёру. Его пульт пока выглядит так, будто его только начали собирать. На Барбаре – джинсы с высокой талией, подтянутые подтяжками, футболка с туром «Steel Wheels» Rolling Stones (Джером почти уверен, что она стащила её с родительского чердака), а на гладком тёмном лбу – красная бандана. Джером думает, что она выглядит как настоящая техничка – и это неудивительно. У Барбары есть хамелеонская способность. На вечеринке в загородном клубе она с тем же успехом могла бы быть в вечернем платье и блестящем ободке с фальшивыми бриллиантами.

– Барб! – говорит он. – Я вернул твою машину.

Он протягивает ей ключи.

– Ни вмятин, ни царапин?

– Ни одной.

– Росс, это мой брат Джером. Джером, это Росс Макфарланд, наш РПР.

– Не знаю, что это значит, но рад познакомиться, – говорит Джером, пожимая руку Макфарланду.

– Распорядитель, – поясняет Макфарланд. – Хотя на этом шоу я буду микшировать прямо здесь. Программный директор не в восторге – ведь это отличные места, которые он не сможет продать...

– Программным директорам никогда ничего не нравится, – говорит Тонс. – В этом их сомнительное обаяние. Гибсон не самый худший, с кем мне приходилось работать.

Кто-то кричит:

– Три часа, народ! Перерыв!

– Сейчас иду, Эйси! – отвечает Барбара.

Женский голос произносит:

– А кто это у нас такой симпатичный молодой человек?

Джером оборачивается и видит ту самую полную женщину за пианино, которая поднимается по проходу. С удивлением он осознаёт, что это и есть Сестра Бесси, участница Зала славы рок-н-ролла, в мешковатом сарафане и раздувшихся мокасинах.

– Бетти, это мой брат Джером. Второй писатель в нашей семье.

Бетти пожимает руку как мужчина:

– У тебя талантливая сестра, Джером. И ты сам тоже ничего. Она дала мне твою книжку – я уже начала читать.

– Барбара! – раздаётся крик. – После трёх часов займись стойками и шипами!

Барбара оборачивается к Джерому:

– У нас не профсоюзная команда, но мы стараемся соблюдать профсоюзные правила. Перерыв в три – обязателен.

Затем, повышая голос:

– Я слышала тебя, Бэтти, ты что, в сарае родился?

Смех прокатывается по залу, а Бетти Брэди обнимает Барбару сбоку.

– Иди давай, и прибереги мне бублик, если в этом захолустье вообще бывает такая роскошь. А я поболтаю с этим молодым человеком.

Барбара чуть хмурится, но всё же присоединяется к Тонсу Келли и Россу Макфарланду, вероятно, направляясь на трёхчасовой перерыв. Перед уходом она оборачивается – и на секунду Джером видит в ней восьмилетнюю девочку, которая боялась, что её не примут в новой школе.

Бетти обнимает Джерома за плечи:

– Она тебя слушается?

– Иногда, – растерянно говорит Джером.

– Она рассказала тебе, что мы сочиняем песню? Её слова – моя музыка.

– Да. Она в полном восторге.

Бетти продолжает вести Джерома по проходу к ступенькам, не убирая руки с его плеч. Один из её внушительных бюстов мягко подталкивает его в бок. – А она бы тебя послушала, если бы ты предложил ей поехать с нами в остальную часть тура? Поиграть голосом?

Джером останавливается.

– Она отказалась?

Бетти смеётся: