Сегодня писала поздравительное объявление, посвященное женщине, которой исполнилось сто пять лет. К объявлению прилагалась фотография сучковатой старушенции, прижимающей к груди открытку от королевы, а по обе стороны от нее – две медсестры из дома престарелых, которые удерживают ее в вертикальном положении чуть ли не на весу. Из моей семьи никто не дожил до седых волос. Интересно, скольких еще людей я лишу жизни за то время, что мне осталось. И как умру сама? Ведь, в конце концов, et in Аrcadia ego [770].

Лицо жжет от боли, как будто его натерли на сырной терке. Жую обезболивающие одно за другим, как мармеладки «Харибо».

1. Люди, которые ковыряются в еде: нет, серьезно, Эдмунд, слабо вынуть еще парочку овощных ингредиентов из своего сэндвича?

2. Люди, которые в каждом слове делают ошибки, не умеют пользоваться апострофами и пишут «вобщем» и «тогдалие». ИДИТЕ В ШКОЛУ, МАТЬ ВАШУ!

3. Больные люди на работе – ИДИТЕ ДОМОЙ, МАТЬ ВАШУ!

4. Больные люди в Твиттере: мне плевать на ваши хронические боли, артриты и/или депрессию, и – Экстренное Сообщение! – всем остальным подписчикам тоже на все это плевать.

5. Магазины женской одежды, в которых НИКОГДА нет ничего размера L. Все только XS или XXXL.

6. Прыгучая Ровена вчера на аэробике, которая все делала в два раза быстрее, чем остальные, и с удвоенной нагрузкой, просто чтобы понтануться, какая она охрененно накачанная. Если бы мы были в школе, я бы подтерлась ее полотенцем для лица.

Целый день все болит. Синяки расползлись по лицу фиолетовыми цветами. Крейг увидел меня до того, как я накрасилась. Пришлось сказать, что упала в лифте, и теперь он хочет наехать на домовладельца из-за ковровой плитки и дешевого клея, который тот использовал. У меня не нашлось сил ему возражать.

Делала пресс-релизы: про благотворительный праздник в местной церкви, про «уличное вязание» девочек-скаутов на Хай-стрит и еще один – про то, что в нашем округе более шести тысяч человек страдают диабетом.

ЧЕРТ ЧЕРТ ЧЕРТ ЧЕРТ ЧЕРТ ЧЕРТ ЧЕРТ!

Какая же тоскаааааааааааааааа.

Господи, как мне хочется убивать. Внутри как будто постоянно что-то зудит. Как недовершенный оргазм. Неудовлетворенный аппетит. Пункт в списке обязательных дел, который никак не удается вычеркнуть. Насильники в Синем Фургоне как-то не очень помогли. Это как чизбургер в «Макдоналдсе»: набрасываешься на него, а потом, как проглотишь, думаешь: «Тьфу, черт, надо было все-таки картошки-фри тоже взять».

Или хотя бы немножко макнаггетсов.

Мне просто не хватило. И трусы у меня не успели намокнуть, потому что я слишком нервничала и была вообще черт знает на каком расстоянии от зоны комфорта. Весь мой план улетел к едрене фене. И теперь я дергалась из-за того, как все вышло, и старалась не думать о каменоломне и бабенке с шарфиком. Я полночи моталась по грязи, переступая через коровьи лепешки. Но это меня только еще больше разозлило. К тому же лицо болит как сука, и от этого все только хуже.

Не может быть, чтобы только мне одной так жутко нравилось убивать. Ведь у нас у всех есть свой какой-нибудь безумный сдвиг, правда?

Вот, например, от Дэйзи буквально искры летели, когда после обеда она вернулась с карьера.

– Зачем ты туда ездила? – спросила я, проплывая мимо со стопкой чистых листов бумаги для лотка позади ее стола. – Вроде бы этой темой занимаются Клавдия и Пол?

– О боже, Ри, как же мне было туда не поехать. Это снова он! Мрачный Жнец! Это он убил этих двоих в карьере. На том же самом месте, где нашли Джулию Киднер!

Честно говоря, я была немного разочарована прозвищем, на котором она в итоге остановилась.

– Как-как ты его называешь? Жнец?

– Ну да! Я обсудила это с Лайнусом и Клавдией, и они сказали, что для нашей местности это вполне годится. Ну, знаешь, тут ведь столько ферм вокруг. Жнец собирает урожай…

– Да-да, я знаю, кто такой жнец, – сказала я, задвигая ящик с файлами. – Что же, и в полиции подтвердили, что это он?

– Да тут и подтверждения никакого не надо, я знаю, что это он! Грузовой автофургон, темно-синий «форд», регистрационный номер заканчивается на BTY. Внутри было два парня – придется порыться в картотеках стоматологов, чтобы их идентифицировать, но я уже и так ЗНАЮ, что это они!

– Ты имеешь в виду, что это те самые двое насильников?

– ДА!

– О боже, Дэйзи, как же это КРУТО! Получается, ты была права! Ну вообще!!

– Да-а! Господи, ну надо же, какие дела творятся! То есть, ты видишь, он нападает только на сексуальных маньяков! И это как-то… Ну я не знаю, успокаивает, что ли. Конечно, ужасно и мерзко то, как он это делает. Бригадир каменоломни говорит, что по крайней мере один из них напрочь истек кровью до того, как его запихнули в фургон. Но, блин, все равно. Ну и парень, скажи?!

– Согласна. Ну и парень.

Выражение лица у нее было такое же, как у Мишель Пфайффер в финале «Бриолина-2», когда она поднимает взгляд на призрак своего таинственного мотоциклиста.

– Ты в него, похоже, немного втрескалась?

– В Жнеца? Да ты что, совсем?! Конечно, нет!

– Втрескалась-втрескалась, – пропела я. – Прямо таешь при мысли об этом летающем супергерое – уничтожителе вредителей!

Лицо ее вдруг сделалось серьезным.

– Ну, конечно, надо еще выяснить, не изнасиловал ли он сам эту несчастную Джулию Киднер… Но если не изнасиловал и действительно делает то, что я думаю, и очищает улицы от насильников и педофилов, то да, тогда ты, наверное, права, и я в таком как бы священном восторге перед ним!

Мы похихикали и попищали, как две фанатки Джастина Бибера, и я приготовила ей «поздравительный кофе» за то, что она такая офигительно мегаматерая журналюга.

Вот только и тут не обошлось без жопы. Мы всё болтали и болтали, Дэйзи сияла, размечтавшись о предстоящих журналистских наградах и продвижениях по службе, я сидела и слушала, как ее несет, и тут она вдруг потянулась ко мне и обняла в благодарность за то, что я выслушиваю ее теории. С чего это в последнее время всем так резко понадобилось со мной обниматься? Кто я им? Мишка-обнимишка? В общем, она меня обняла, и я поморщилась. Громко.

– О господи, что такое? – спросила она, в ужасе отстраняясь.

– Извини. Я… в нетбол играла на днях и здорово навернулась. Лицо в лепешку, теперь даже дотронуться больно.

Она пристально меня осмотрела.

– Ага, поэтому на мне и косметики сегодня целая тонна.

– Ты разве играешь в нетбол?

– Да, почти каждую неделю.

– За какую команду?

Я судорожно стала прокручивать в голове спортивные новости, которые за последние месяцы набирала за Джеффа.

– Да так, собрались с местными женщинами. Играем по средам после работы.

– А, ясно. И на какой ты позиции?

– Фланговый нападающий.

У нее на лице все было ясно написано. Она складывала одно с другим, сопоставляла, анализировала и взвешивала. И привели эти ее прикидки к тому, что, хотя ложь моя была сравнительно безобидная, она мне не поверила.

Хитрая девочка, подумала я, отхлебывая латте, – точь-в-точь как подумал Боб Пек, когда увидел велоцираптора [771]. Хитрая, хитрая девочка.

В библиотеке все сотрудники были либо в подсобке – принимали припозднившуюся поставку книг, либо шатались среди стеллажей. Зато имелся довольно симпатичный парень, которого я уже видела раньше, с бейджем «СТАЖЕР», и я подумала, что неплохо было бы расположить его к себе, чтобы разжиться нужным адреском.

«Ой, здравствуйте, у меня тут дедушка где-то обронил свой читательский билет, вы его случайно не находили? Да, зовут Дерек Скадд. Можно я посмотрю, правильный ли у вас записан адрес, а то он недавно переехал…» Пауза и похлопывание ресницами.