Он с готовностью приступил к речи, что отрепетировал по пути в участок. На Сентр рассказ звучал убедительно, однако здесь, под двумя скептическими взглядами, история внушала уже меньше доверия. Гораздо меньше. Выражение лица Гейтс оставалось вежливым, но вот Прокопио даже не думал скрывать недовольства.

– Можете описать эту личность более подробно? – поинтересовалась женщина по завершении рассказа.

– Это все, что я видел.

– Но вы уверены, что там кто-то был, – уточнил Прокопио, словно бы не веря собственным ушам.

– Уверен.

– И все же не сочли необходимым вызвать наряд?

Вопрос был не таким уж неуместным. Тем не менее что-то в тоне полицейского воскресило в памяти Патрика образы из прошлого. Габи, пепельно-бледная и дрожащая, испуганно съежившаяся. Коп, глухой к уговорам Патрика.

Он повернулся к Гейтс:

– Нельзя ли дать ему отвод?

– Отвод? – удивилась та.

– В его присутствии мне не по себе. Он несправедливо обошелся с моей дочерью.

– Несправедливо, – эхом отозвался Прокопио.

– Да! – рявкнул Патрик, буравя копа взглядом.

Гейтс внимательно посмотрела на одного мужчину, затем на другого.

– Детектив Прокопио, не могли бы вы оставить нас? – наконец приняла решение она.

В глазах полицейского вспыхнул гнев, но в следующее мгновение он захлопнул блокнот и молча покинул комнату.

– Спасибо, – произнес Патрик.

– Итак, давайте разберемся, – продолжила Гейтс, игнорируя его благодарность. – Вы сказали, что сбитая вами собака была черным лабрадором.

– Да, из этой породы.

– И насколько большая она была?

– Я бы сказал, среднекрупная. Примерно такая.

Он поднял ладонь над полом на полметра с небольшим.

– И насчет времени ошибки быть не может? Начало четвертого?

– Я помню, что обратил на это внимание.

– Мне вот интересно, как вы можете быть уверены, что там кто-то был, если толком никого не разглядели?

– Хм, да. Я понимаю, что звучит странно.

– Необязательно. Просто пытаюсь выстроить картину.

– Я просто знал, что там кто-то есть, и все.

– Вы можете допустить, что этот человек вам попросту привиделся?

Благоразумным ответом было бы «да». Естественно, этот «кто-то» мог быть плодом его воображения. И одним из множества, в его нынешнем-то состоянии.

– Нет, – ответил Патрик.

Пристально посмотрев на него, женщина осведомилась:

– Вы пили прошлым вечером? Неважно сколько.

– Не очень много.

– Не совсем понимаю, что это означает.

– В пределах дозволенного.

– Вы принимаете какие-либо препараты, мистер Нун? По рецепту или для развлечения?

– Нет. Если только от повышенного давления. Мочегонное. Но ничего такого, что вызывает галлюцинации.

– Понятно. А теперь давайте вернемся к причине, по которой вы бодрствовали в столь поздний час.

Тон детектива оставался мягким, но появилось в нем и нечто новое – резкое и холодное.

– Что вы имеете в виду?

– Для мужчины вроде вас несколько странно бесцельно колесить по городу посреди ночи.

– Езда помогает мне заснуть.

– У вас проблемы со сном?

– Иногда.

– И вы ничего не принимаете, чтобы засыпать?

– Никаких препаратов. Как я уже сказал.

– Вы знакомы с Биллом и Бетси Бондурант?

– Кажется, встречался с Биллом раз. У себя в конторе.

– В их доме бывали когда-нибудь?

– Что мне там делать?

Ответа не последовало. Патрик начал подозревать, что обращение в полицию было ошибкой.

– Мне пора возвращаться на работу…

– Еще один вопрос. Вы знакомы с девушкой по имени Иден Перри?

– Нет.

– Ей двадцать, вполне симпатичная, рыжеватые волосы. Среднего роста.

– Я знаю, кто она такая. Девушка, которую убили. Прочел в интернете. Поэтому-то я и пришел к вам.

Гейтс продолжала смотреть на него, и на какое-то мгновение ласковость и свет исчезли из ее глаз. Она ожидала ответа на вопрос.

– Нет, я не знаю ее.

– И прошлой ночью вы ее не видели?

– Нет. Только собаку.

– И человека.

– И человека.

– Я дам вам свой телефон, – подытожила Гейтс, вновь само обаяние. – Если вдруг вспомните какие-нибудь детали, прошу тотчас мне позвонить.

Она вручила ему визитку и проводила в фойе, где дожидался еще один визитер – женщина с черными как смоль волосами. Ее кисти и шею покрывали татуировки, предполагая еще большее количество под стандартным деловым костюмом. Нервно поджатые губы не смягчала даже ярко-красная помада, обильно нанесенная на ресницы тушь скомкалась и кое-где размазалась. В женщине угадывалась красота, однако она словно была одержима идеей ее замаскировать. Взгляд посетительницы подобно лазерному лучу впился в Патрика.

– Госпожа Перри, – произнесла Гейтс с печальной ноткой в голосе.

Патрик не стал останавливаться. Перри… Мать девушки. Он быстро оглянулся через плечо, но женщина уже что-то торопливо и гневно выговаривала детективу. Его охватило искушение замедлиться и подслушать, и все же он, не сбавляя хода, покинул участок и пробился через толпу репортеров, которых как будто стало еще даже больше. Посыпавшиеся вопросы мужчина снова проигнорировал.

Словно в трансе, он прошел обратно по Сентр. Затем сел в машину и поехал. Повороты налево и направо, лежачие полицейские и знаки остановки. Визит в полицию был идиотским решением, в особенности с учетом истории его отношений с правоохранителями. Мог бы и догадаться, чем дело кончится. Недоверие, сменившееся подозрением. Надо было воспользоваться услугами адвоката. Но он действительно кого-то видел. Мужчину. Мужчину, который не хотел, чтобы его видели.

Въезд на Локаст-лейн был заблокирован машиной полиции штата. Патрик остановился на обочине. Дом Бондурантов почти целиком скрывали деревья во дворе, однако из-за ветвей проглядывали полицейские машины и фургоны. Рощица, где он заметил человека, располагалась непосредственно за их участком – вчера ночью он ехал в противоположном направлении. Сейчас, в лучах яркого апрельского солнца, темный лесок выглядел всего лишь скоплением деревьев размером с теннисный корт. И тем не менее. Кто-то там стоял. Терпеливый, бесстрастный, в чем-то виноватый. Патрик был в этом уверен.

Едва прознав об аресте, она тут же ринулась в участок. Возможно, стоило сперва позвонить, но по телефону проще было от нее отмахнуться. А потакать полиции она была совершенно не настроена. Внутри нее наконец-то вскипела ярость. Как-никак, ей обещали уведомить в случае подвижек. Что ж, арест личности, убившей твоего ребенка, определенно можно трактовать как подвижку. А она узнала об этом от посторонних.

С этими копами ухо придется держать востро. Это и дураку ясно. Она поняла это в тот самый момент, когда они поинтересовались ее местонахождением прошлой ночью. Да, разумеется, подобные вещи необходимо выяснять для протокола. Вот только вопрос прозвучал отнюдь не как простая формальность. Детективы по-настоящему верили, будто она была способна причинить вред Иден.

А после звонка Прокопио стало еще хуже. Даниэль была дома, куда ее привез из отделения нервный молоденький полицейский. Возвращение домой, однако, оказалось ошибкой, что выяснилось, стоило ей лишь переступить порог. Ее вдруг начало трясти, как при наступлении лихорадки. Она прошла на кухню и подумала: «И какого хрена я делаю на кухне?» Женщина перебралась в спальню, где сняла рабочую одежду. Подыскать черное для траура проблемы не составляло. У нее оставалась уйма шмоток со времен татуировочного и еще черт знает какого периода тусовок с байкерами. Одежда по-прежнему подходила, хотя жизнь и стала совершенно другой.

Потом Даниэль оказалась перед дверью в спальню Иден. Скотчем к ней был приклеен вырезанный из журнала заголовок. «Угроза Иден». Что бы это ни значило. Она взялась за ручку, но тут же отдернула руку. Детективы велели ей не трогать вещи дочери – возможно, им придется просмотреть их. Да и все равно ей не хотелось заходить внутрь. Вместо этого она уткнулась лбом в полоску выцветшей помятой бумаги и второй раз за день зарыдала, удваивая общее количество плачей за двадцать лет. Прошла минута, и ее отпустило.