Старуха картинно передернула плечами и удалилась к себе, чтобы приступить к ежевечернему раунду коктейльных звонков. Сама Селия, однако, не стала бы выражать радость по поводу прибытия детектива Прокопио в нужное время. Воспоминание о выражении лица Патрика Нуна уж точно ей радости не доставляло. По крайней мере, ее сознание заблокировало воспоминания о самой пальбе, равно как и предшествующих нескольких мгновениях.

Логичнее было бы предположить, что сотрутся события, последовавшие непосредственно за кровавой развязкой. Но нет, эти-то как раз живо стояли у нее перед глазами. Звон в ушах и вонь тысячи зажженных спичек. Джек, сидящий привалившись спиной к двери шкафа, – глаза закрыты, кулаки сжаты, прямо как у новорожденного. Верещащий радиоприемник. И Патрик, лежащий на спине, глаза устремлены за миллионы километров за потолок, а выражение его лица Селия только и могла бы описать что удивленным.

Но вот мгновения перед этим в памяти отсутствовали совершенно. Последнее, что она помнила, это голоса на кухне. А потом она заботилась о сыне. Ей хотелось немедленно увезти его к матери, однако полиция должна была взять у него показания.

Перед самым рассветом примчались Дрю и Скотти. Оба мертвенно-бледные. Никто ничего не понимал. Вторжение Мишеля Махуна, пожалуй, еще можно было бы объяснить, хотя, конечно же, менее ужасным оно от этого и не стало бы. Но отец Габи? Он всегда казался таким мягким. Даже когда с его бедной дочкой произошел тот жуткий случай у них в доме, он улаживал проблему спокойно и с достоинством.

Выполнив свои обязанности на месте происшествия, они уехали к Катарине. Собравшись впервые после Рождества, Пэрриши сидели в гостиной матери Селии и выслушивали отчет Оливера.

В последнее время поведение Патрика, увенчавшееся нападением на Джека, отличалось эксцентричностью. Без всяких сомнений, это именно он ошивался перед их домом в субботу вечером. А вчера утром он заявился в полицейский участок, где выложил конспирологическую теорию собственного сочинения. И произошло это буквально через час после его увольнения с работы за пьянство. Также имел место несколько сумбурный инцидент с кражей в «Хоул фудз».

– И все равно я не понимаю, чего Патрику понадобилось от Джека, – покачал головой Дрю.

– Он утверждал, будто видел Джека возле дома Бондурантов в ночь убийства Иден, – объяснил Оливер.

– А что он вообще делал на Локаст-лейн посреди ночи? – удивилась Селия.

– Просто бесцельно катался. Может, его там и вовсе не было.

– И он всерьез полагал, что видел Джека? – поинтересовался Скотти.

– Лишь после того как ознакомился с публикациями в сети, – ответил Оливер. – Якобы это освежило его память. Поэтому-то он и отправился в полицию.

– Господи, ну что ему мешало просто доставать Джека в сети, как любому другому обычному американцу? – еще больше нахмурился Дрю.

– Дальше – больше, – продолжил Оливер. – Ему, похоже, удалось убедить в своей правоте мать девушки.

– Эту страхолюдную ведьму? – услужливо уточнила Катарина.

– И она даже сопровождала Патрика в участок. Слава богу, там удалось ее образумить. Вроде как именно она и предупредила полицию, что Нун направляется к нам.

Потом Селия и Оливер совещались с глазу на глаз. Необходимо было выработать план. В итоге они решили, что Джек ежедневно будет посещать психотерапевта и в школу вернется только после того, как получит от него разрешение. Оливер предположил, что подобная помощь не помешает и Селии, однако она велела мужу прекратить нести чушь. Его собственное психологическое состояние даже не обсуждалось. Дрю и Скотти во вторник переночуют у Катарины, после чего вернутся по домам.

Следующую пару дней Селия внимательно наблюдала за Джеком. Парень как будто был в полном порядке, хотя психотерапевт и предупредил о возможности скрытой травмы, которая способна проявиться через недели, а то и месяцы. Вторник еле тянулся, среда и вовсе в скорости уподобилась леднику. Полиция распространила заявление, что Джек не является подозреваемым и что в таком статусе по делу никогда и не проходил. Все только и ждали что признания вины Кристофером. Отношения с Катариной продолжали ухудшаться, и в конце концов Селия решила вернуться домой, не дожидаясь воскресенья. Изначально Оливер и вовсе хотел, чтобы они оставались у тещи две недели, однако жена решительно воспротивилась. Она не желала оказаться в положении Бондурантов, изгнанных из собственного дома.

Первой ее мыслью на звонок в дверь было не отвечать. Наверняка журналисты пожаловали. Однако позвонили еще раз, а Селии совершенно не хотелось, чтобы с прессой общалась мать. Она прокралась в прихожую и посмотрела в глазок. «Да ты смеешься надо мной», – тут же мелькнуло у нее. И хотя каждая молекула здравого смысла в ней вопияла не открывать, Селия понимала, что разобраться с визитершей все же придется.

Лицо Элис было осунувшимся и бледным, с очевидными следами бессонницы.

– Откуда ты узнала, что мы здесь?

– Полагаю, не такая уж я и дура. Слушай, я знаю, что ты меня ненавидишь. Но можем мы поговорить пять минут? Я уезжаю из города навсегда, но хотела бы напоследок кое-что тебе сказать.

Селия с отвращением покачала головой и собралась закрыть дверь.

– Джек не делал этого, – быстро произнесла Элис.

Ее собеседница замерла.

– Теперь я это знаю. Я ошибалась.

– Жаль, что ты не поняла этого раньше, не натворила бы столько бед.

– Могу я войти?

Селия живо представила себе встречу матери и Элис.

– Это вряд ли.

– Всего несколько минут, и затем ты освободишься от меня навсегда.

– Тут за углом есть «Старбакс». Подожди меня там.

Она долго тянула, прежде чем выйти из дома, а на полпути в кофейню едва не повернула назад. И все же, по своему обыкновению, решила довести дело до конца. Элис заняла столик подальше от прочих посетителей. Перед ней стояла чашка с нетронутым черным кофе.

– Я много думала над твоим поступком, – заговорила Селия, усевшись напротив бывшей подруги. – Ты сделала это не из чистой злобы, я понимаю. Тобой двигала необоснованная преданность Мишелю. И даже Ханне. Но чего я не могу простить тебе, так это желания навредить Джеку.

– Я и не ожидаю прощения, – без всякого покаяния в голосе отозвалась Элис. – И моя преданность была обоснованной.

– О чем ты говоришь?

– Кристофер не убивал Иден.

– Ох, ради…

– Это сделал твой муж.

– Да ты вправду спятила. И почему я одна этого не поняла?

– Джек позвонил отцу сразу же после того, как вышел из дома Бондурантов. И Оливер тут же помчался в Эмерсон. Он собирался встретиться с Иден и заткнуть ей рот. И своей цели он добился.

– Это возмутительно!

– И после этого он дирижировал следствием.

– Довольно!

– Поначалу я считала, что он суетится ради сокрытия факта, что Джек улизнул из нашего дома. Но я ошибалась. Джек пробыл у нас всю ночь.

– И это полностью доказывает, что виновен Кристофер!

– Нет. Лишь то, что Джек невиновен. Оливер прикрывал не твоего сына. Он прикрывал себя. Потому что понимал, что, стоит копам исключить Кристофера из подозреваемых, они всерьез займутся Джеком и тогда неизбежно поймут, что это был не он, а его отец.

– Оливер все время оставался в гостинице. Вот где ты ошибаешься. Первым делом он позвонил мне. А утро провел за переговорами с немецкими бизнесменами. Или ты считаешь, что и они в этом замешаны?

– И все равно у него была возможность сделать это.

– Да ты бредишь.

– И еще Патрик Нун. Единственный человек, который видел его там, в итоге оказался застрелен.

– Патрик Нун утверждал, что видел Джека, а не Оливера!

– Обдумай это как следует.

– Я ухожу, – заявила Селия и встала. – И настоятельно рекомендую тебе даже не заикаться кому-либо о подобном бреде. Иначе дело будешь иметь с Оливером, а не со мной.

– И что он сделает? Размозжит мне голову? Устроит, чтобы меня пристрелили копы?