И совершенно неожиданно вдруг она поняла, что подоспела помощь. Та, что обещал Диннар.

Маги. Сильные. Опытные. Много. Несколько десятков.

Она узнала их. Герцог Аверин. Граф Террич. Барон Дарни и ещё много других.

Огромный вздох облегчения. Теперь все будет хорошо.

Поздно. И в то же время вовремя. Так тоже бывает.

С новыми силами Мадлен бросилась на очередного врага.

Диннар Роннигус изумленно и радостно подобрал с земли фоннор, который шумно вибрировал. Он нажал на кнопку и поднёс к уху аппарат, и сразу же широкая грудь мужчины высоко поднялась и опустилась в шумном вздохе облегчения. Он оторвал фоннор от уха и громко, еле сдерживаясь, проговорил в переговорное устройство, связывающее его с лидерами групп.

— Открывайте купол… Безопасно.

Напряженные и безумно уставшие парни и девушки, которые совсем недавно по приказу командира Роннигуса заняли свои места в ожидании чуда, выполнили нужные манипуляции — прокрутили рукоятки на окровавленных кинжалах — артефактах защиты приюта, опуская защитную завесу. До этого они дружно, вместе с оставшимися в живых полицейскими, собирали кинжалы на поле битвы, вытаскивая их из «невидимок» и вервольфов.

По аллее шли сильно потрепанные фурии, ставшие от этого ещё страшней, и несколько десятков мужчин, по внешнему виду которых тоже было явно заметно, что они не просто мимо проходили, а успели поучаствовать в кровавом сражении.

— Отец! — первым недоверчиво хрипло выдохнул Рональд и быстрым широким шагом направился навстречу идущим. Затем побежал, уже не стесняясь.

— Рон! Мальчик мой! — воскликнул высокий крепкий мужчина, на которого Рон был очень похож, и тоже чуть ли не бегом двинулся навстречу Рону. — Хвала богам! Живой!

Мужчины обнялись. Взрослый и еще мальчишка. Отец и сын. Оба потрепанные и окровавленные, израненные и уставшие, но безумно счастливые. Их обьятия были такими крепкими, душевными и тёплыми, что напряжённые лица вокруг стали понемного оттаивать. А потом и другие дети кинулись к родителям. Марк, Алек.

Как потом выяснилось на помощь приюту бросились многие родители, чьи дети находились на воспитании сестры Мадлен. Герцог Аверин собрал хорошую боевую группу — он знал, чьи дети, подобно Рону, воспитывались у Мадлен, и как только обо всем узнал от Диннара Роннигуса, оповестил всех об опасности, нависшей над детьми.

Таким образом, совсем этого не ожидающие, «невидимки» за стенами приюта были сначала атакованы яростными фуриями, а затем взбешёнными магами, на чьих детей они собрались напасть. У них практически не осталось шансов победить.

Гораздо труднее было тем, кто сражался внутри приюта.

Дети, маги, полицейские, фурии радостно обнимались, ещё не до конца веря, что они справились, что все позади.

Диннар и Мадлен недоверчиво осматривали друг друга — они живы и все получилось? Никто из детей сильно не пострадал, и даже приют стоит на месте целый и невредимый.

И только невысокая худенькая фигурка стояла одиноко в стороне под деревом со странными синими листьями, которые практически скрыли ее от окружающих.

Лена устало и немного удивленно смотрела на всех вокруг.

«Что за ужасный мир… Настоящие фурии, оборотни… Куда я попала?.. Уж лучше бы осталась в лаборатории доктора фон Дока. Там, по крайней мере, все понятно».

Она повернулась и на ватных ногах поплелась в дом, пока ее никто не остановил. Очень хотелось пить и поменять одежду, пропитавшуюся чужой кровью, от специфического запаха которой начинало тошнить.

Лене было плохо и больно. Да, она спасала жизни детей и полицейских. Но она убивала. Собственноручно отнимала жизни. Много жизней. Она все- таки стала убийцей. Такой, какой хотел видеть ее доктор Крауф. Хладнокровной. Совершенной. Идеальной. На ней не было ни одной раны, ни одной серьезной царапины, когда она… стольких убила. Осознание этого вызывало шок. Боль. И тошноту. Нет ничего хуже, чем отнять чью- то жизнь, пусть и заслуженно. Это серьезный грех. Когда началась мировая война, мама все время об этом говорила и переживала за отца, который ушёл на фронт.

Лена не знала, куда идти, и пошла в больничную палату. Она помнила, что в ней были графин с водой, душ и кровать. Это все, что сейчас ей было нужно — она в буквальном смысле валилась с ног от усталости. Сегодня было очень сложно, потому что вервольфы с помощью темной магии высасывали из нее жизненную энергию, которая с трудом успевала восстанавливаться. К такому развитию событий ученые Третьего рейха ее не подготовили.

Палата была пуста. Интересно, куда запропастилась сестра Марисса? Она ее не видела уже несколько часов.

Лена жадно выпила два стакана воды и зашла в душевую, с облегчением скидывая грязную одежду и вставая под душ. Картинки боя продолжали мелькать перед глазами, напрягая, раздражая, не оставляя в покое, вновь возвращая в тот кошмар, когда она метала кинжалы и не могла смотреть, как они попадают в жертву.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она прицеливалась, кидала и закрывала глаза, уже зная, что оружие все равно достигнет цели. Она отстранялась от того, что ее окружало, и это помогало. Просто очередное учение, эксперимент доктора Крауфа, а не смертельный бой, от итога которого зависели сотни чужих жизней.

Тёплая вода стекала по длинным волосам, острым плечам, по стройной худой спине, длинным ногам, смывая чужую кровь и доставляя наслаждение.

Несмотря на шум воды, на то, что девушка погрузилась в себя, вновь и вновь переживая произошедшие события, она услышала, как в душевую кто-то вошёл, хотя этот кто-то и очень тихо вошёл, осторожно, словно крадясь.

Лена понимала, что стоит обнаженная и на неё смотрят, что ей должно быть стыдно, но повернуться и прогнать Рона Аверина было элементарно лень. И стыдно тоже не было. Сейчас ей было стыдно за другое — за убийства.

Девушка «услышала» и узнала его запах, ведь в последних схватках он постоянно был рядом, как и командир Роннигус. Они помогали, охраняли ее, будто два ангела-хранителя. Несколько раз Рон действительно помог и отразил удары, предназначенные ей, в результате чего его серьезно ранили в правую руку. Возможно, она и справилась бы тогда сама, а, возможно, и нет, ведь вервольфы высасывали и из нее жизненную энергию. В результате она слабела, что сказывалось и на молниеносней реакции, и на нечеловеческой ловкости.

Может Рон пришёл за медицинской помощью, ведь он был серьезно ранен? Хотя сейчас пришли бы все парни, девушки и полицейские — всем крупно досталось. Значит, нет. Вспомнив его пристальные внимательные взгляды, Лена неожиданно поняла, что он искал ее, поэтому сейчас здесь. Но осознание этого не напрягло ее, а почему-то, наоборот, успокоило.

Постепенно Лена забыла, что не одна, расслабилась и, наконец, беззвучно заплакала от облегчения, что все закончилось, и больше никого не нужно убивать. У нее было чувство, словно вскрылся болезненный гнойный нарыв.

Слезы текли из закрытых глаз и смешивались с водой. Лена обняла себя уставшими слабыми руками, пытаясь сдержать внезапную крупную дрожь, которая стала сотрясать ее — нервы давали о себе знать.

Рон, который, забыв о приличиях, заворожённо смотрел на тонкую хрупкую девичью фигурку, стоящую под водой, заметил, как она вдруг затряслась, и как стали вздрагивать худенькие плечи.

Еления плачет? Самая сильная и смелая в мире девочка плачет?

Сердце сделало кульбит и подскочило где-то к основанию горла, затрудняя дыхание, которое совсем перехватило от внезапного волнения.

Рон сделал шаг вперёд и вдруг замер в растерянности — он не мог вот так подойти к Елении. Осмотрелся, схватил огромное полотенце, видимо, приготовленное ею, и уже более решительно направился к вздрагивающей девушке.

Выключил воду, уже смывшую чужую кровь, осторожно закутал худенькую фигурку в полотенце и легко поднял на руки, бережно прижимая к груди. Боль в раненой руке выстрелила, и рана словно задергалась, но Рон никакого внимания на это не обратил. Сейчас он думал о другом. Как такое воздушное создание, которое весит не больше перышка, смогло победить несколько огромных сильнейших вервольфов и десятки «невидимок» — взрослых сильных мужчин?!