Да, эти странные офицеры говорили именно о магии, на чем Лена старалась не акцентировать внимание, чтобы не впасть в еще большую растерянность, чем она чувствовала сейчас. Она ощущала себя слепым новорождённым котенком, который ничего не понимал и абсолютно не знал, что ему делать. Но как котенок инстинктивно ищет маму, чтобы насытить свой крошечный желудок, так и Лена инстинктивно поняла, что ей пока нужно помалкивать и осматриваться.

Поскольку Лена «не смогла вспомнить» своё имя, где живет и есть ли у неё родители, не могла ничего написать, а документы сгорели в доме (так удачно решили офицеры), ее до выяснения личности и нахождения возможных родственников распределили в приют для несовершеннолетних пустышек, находящийся под патронажем сестёр милосердия.

"Приют для пустышек" — очень странное и непонятное название, но опять девушка не стала ничего спрашивать, даже жестами или мимикой, чтобы не вызывать лишнее подозрение.

Капитан Диннар Роннигус итак все время с большим подозрением смотрел на нее. Лене казалось, что его темные холодные глаза заглядывают ей в самую душу, видят насквозь и знают, что она вовсе не родственница Арианы Радеус, жены его друга, а наглая самозванка.

Огромный грозный полицейский из столицы провинции, к которой относилась деревня Зарес, вызывал у девушки необъяснимое чувство ужаса и паники, поэтому когда ей сообщили, что отправляют в приют, она почти обрадовалась — да хоть куда, только подальше от жуткого типа — Диннара Роннигуса, а там она разберется, куда и к кому попала.

Приют находился в столице провинции Сандрия домена Литвин, к которой относилась деревня Зарес. И именно туда отправили девушку в сопровождении полицейского на автомобиле какой-то загадочной марки.

Лена так и не поняла, как молоденький полицейский завел автомобиль и как управлял им, если постоянно поворачивался к ней, сидящей на заднем сиденье, и что- то рассказывал.

То, что полицейские обозвали приютом, тоже повергло Лену в ступор, когда она увидела его.

Это у них приют? У неё в городе был городской приют, она даже была в нём несколько раз с мамой, которая там подрабатывала, чтобы заработать для них с Карлом лишнюю рейхсмарку, поэтому девушка примерно представляла себе, как должен выглядеть приют. Этот же приют просто поразил её воображение.

Да куда она попала в конце концов?! Все это нелепый розыгрыш? Очередной эксперимент врачей? Но для чего и зачем? Чего хотел добиться доктор Крауф, забросив ее в это место? Какие испытать человеческие возможности? Выяснить, сможет ли она сохранить душевное равновесие, попав в ситуацию, где каждое последующее событие вызывает изумление?

Но Лена уже устала удивляться и "держать" лицо. Она — обычная испуганная девчонка, а не совершенный человек.

На территорию приюта они въехали через огромные кованые роскошные ворота с… горгульями? Лена проводила недоверчивым взглядом тех, кого видела только в книжках библиотек. Ещё ей показалось, что страшные горгульи повернули каменные головы вслед их автомобилю. Девушка резко отвернулась, а затем снова осторожно повернулась. Горгульи больше не следили за ней. У неё начинаются галлюцинации?

Автомобиль проехал по широкой ухоженной ровной дороге, вдоль которой росли одинаковые большие, ветвистые и очень красивые деревья с необыкновенными огромными резными листьями, которых Лена никогда раньше не видела и с интересом рассматривала. Листья на деревьях были сине-зеленые? Даже больше синие? Серьезно? Или у неё что-то с глазами? Она пригляделась. Такой оттенок листьев она видела только у редких домашних растений, таких как колеус синий или пуансетия голубая, но у огромных деревьев?

Она постаралась внимательней рассмотреть их, но не успела — дорога была не очень длинной и быстро привела их к огромному, светлому, красивому трехэтажному дому, построенному буквой пэ и больше похожему на дворец графини или герцогини, а не на приют для бездомных пустышек.

— Только в нашей провинции такой красивый приют для пустышек, — с удовольствием поведал парень — полицейский, совсем ещё молоденький и очень важный. — Тебе очень повезло попасть именно сюда, к сестре Мадлен. Сейчас тихо, потому что все дети и учителя на вечерних занятиях, но через часик будет шумно и весело. Тебе здесь понравится. Выходи, что ли.

Сам полицейский, которого звали Рудион, уже выбрался с водительского сиденья и открыл дверь для Лены, которая довольно нерешительно вылезла из автомобиля, откинула голову и недоверчиво ещё раз осмотрела фасад великолепного дома с узкими высоченными окнами и малюсенькими балкончиками.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Все поначалу удивляются, когда попадают в приют, — довольно улыбнулся разговорчивый Рудион, заметив реакцию девушки. — Он впечатляет.

Выдержка и безэмоциональность Лены, которым она научилась за последние несколько месяцев, когда жила в камере при лаборатории доктора фон Дока, дали сбой, и она нервно хмыкнула, почти икнула, и зажала рот рукой, чтобы не разразиться нервным смехом.

Неожиданно в одном из окон второго этажа она увидела ухмыляющегося парня лет восемнадцати, который широко улыбался, подмигивал ей и, оттопырив большой палец правой руки и приподняв его вверх, показывал, что, мол, все отлично. Лена нерешительно замерла, не зная, как реагировать, когда услышала недовольный голос Рудиона за спиной.

— Это Рональд, один из воспитанников приюта, держись от него подальше, если не хочешь неприятностей.

Лена не стала улыбаться парню в ответ и повернулась к полицейскому, вопросительно посмотрев на него: «Почему?»

— Все беды, которые у сестры Мадлен случились за последние десять лет, с тех пор как она организовала этот приют, были связаны с этим оболтусом и его дружками.

Лена обернулась и снова посмотрела на окно второго этажа, где до этого видела улыбающегося Рональда, но теперь окно было закрыто занавеской, и больше ей никто не улыбался.

Сестра Мадлен вызвала у девушки не меньшее изумление, чем здание приюта, которое внутри было ещё прекрасней, чем снаружи.

Пройдя вместе с Рудионом по великолепной центральной лестнице, а затем по коридору второго этажа, покрытому мягким шикарным ковром, в котором ноги девушки утопали по щиколотки, Лена попала в кабинет директора приюта.

Рудион передал письмо и ретировался с видимым облегчением.

Сестре Мадлен на первый взгляд было лет тридцать пять — сорок. Она была одета в строгое коричневое платье с длинными рукавами, с белоснежными манжетами и с таким же воротничком, волосы были убраны под высокий белоснежный головной убор так, что не единой волосинки не выглядывало, а строгое лицо было с идеальными будто чеканными чертами лица без единой морщинки, с высоким лбом и светлыми нахмуренными бровями. Женщина была очень красива даже в монашеской одежде, и Лена подумала, что на это прекрасное лицо можно смотреть бесконечно.

— Ну, здравствуй, потеряшка, — мягко произнесла сестра, дочитав письмо, и подняв на девушку… фиалковые глаза. Фиалковые?! — Я — сестра Мадлен, директор приюта. А ты, как я поняла из письма, не помнишь имени?

Лена кивнула, не сводя с сестры завороженного восхищенного взгляда.

— Ну, нам надо же как-нибудь тебя называть, — по-доброму улыбнулась молодая женщина, изучающе осматривая девушку. — Поэтому я буду предлагать тебе имена, а ты кивни на том, которое тебе понравится. Хорошо?

Лена согласно кивнула, удивленная таким предложением.

— Мелисса?.. Жанета?.. Мирия?.. Тания?.. Глосия?.. Еления?.. — принялась перечислять сестра. — О, Еления? — почему-то удивилась она. — Тебе нравится это имя?

Лена неуверенно кивнула.

— Хорошо. Тогда пока будешь Еления Роннигус, — снова улыбнулась сестра, и на удивленный взгляд девушки пояснила: — Потерявшим память или просто не помнящим своё имя детям я даю своё родовое имя. А я — Мадлен Роннигус.

Лена неуверенно изобразила жестами огромного офицера, которого встретила в полицейском участке, и вопросительно посмотрела на сестру Мадлен.