Алина поправила шляпу: повторила мои попытки изобразить Майкла Джексона. У неё неплохо получился этот жест: не как у короля поп-музыки, но мило и изящно. Волкова улыбалась. Будто не замечала недовольство поклонниц ансамбля. Она смотрела в зал и словно о чём-то мечтала. Рокотов завершил отсчёт, махнул рукой. Я торопливо ушёл со сцены, встал у подножья лестницы рядом с сидевшей на ступенях Изабеллой Корж. Вдохнул запах духов Беллы — около сцены он почти не смешивался с прочими витавшими в зале ароматами (не только парфюмерными). Гул в зале стих, когда из динамиков прозвучала музыка. Рокотов уверенно отыграл вступление — я смотрел, как Волкова едва заметно пританцовывала под аккомпанемент гитарного соло. Отметил, что двигалась Алина красиво и уверенно. Вспомнил: Лена Кукушкина говорила, что «Алиночка в детстве занималась танцами».

Изабелла обернулась. Кивнула в сторону сцены. Вздохнула.

— Она красивая, — сказала Корж.

Покачала головой и снова заявила:

— Тебе повезло с подружкой, Котёнок.

— Знаю, — ответил я.

Поправил очки, улыбнулся.

Белла попыталась что-то добавить. Но умолкла на полуслове, будто вдруг передумала; поспешно повернулась лицом к сцене. Потому что из динамиков в зал полились звуки Алининого голоса.

— Ты возьми моё сердце на память, — пропела Волкова. — Пусть согреет оно твои руки…

Она не закрепила микрофон на стойке — держала его в руке. Не стояла на месте, как во время генеральной репетиции. Я смотрел на Алинино лицо и не находил сил отвести взгляд. Видел, как шевелились напомаженные губы и как блестели похожие на драгоценные камни глаза. Чувствовал, что снова почти не дышу. Отметил, что даже сердце в моей груди притихло, затаилось. Видел: Волкова неторопливо прохаживалась вдоль края сцены. Смотрела на собравшихся в зале людей… которые притихли, не шумели и почти не двигались, будто парализованные звучавшим из динамиков пением. Лица слушателей медленно и синхронно поворачивались — сотни пар глаз следили за передвижением юной певицы по сцене. На меня Алина тоже посмотрела. Наши взгляды на миг встретились. Моё сердце пропустило удар. Волкова улыбнулась. Я улыбнулся ей в ответ.

— … Я кричу: «Не уходи!» Сердце рвётся из груди…

Рокотов ринулся к лежавшей на столешнице пачке сигарет, едва переступил порог репетиционного зала. Следом за ним к столу устремились музыканты. Белла ухмыльнулась и не спеша переступила порог. Я пропустил Алину вперёд и только тогда с сумочкой в руке вошёл сам, прикрыл дверь. Музыканты окружили стол, задымили. Корж заняла своё место за спиной Сергея, положила тому руки на плечи. Рокотов погладил пальцы подружки, выпустил в потолок струю дыма. Волкова уселась на стул около стены. Я присел рядом с ней на табурет, распрямил уставшие ноги. Веник отработанными движениями расставил стаканы, с ловкостью фокусника достал из сумки бутылку с портвейном. Рокотов предложил сигарету Алине, но та покачала головой. Отказалась Волкова и от спиртного. Музыканты подняли стаканы — выпили за удачное окончание концерта. Рокотов вытер ладонью губы.

— А я вам говорил, парни! — сказал он. — Как только они услышат её пение, так сразу и успокоятся. Меня тоже за эту неделю достали с расспросами. И Беллу тоже.

Стоявшая за его спиной Корж кивнула.

— На меня все подружки обиделись, — сообщила она.

Посмотрела на Алину.

— Ёлы-палы, понадобилась всего одна песня! — сказал Сергей. — И вуаля! Все вопросы о нашем выборе солистки для ансамбля отпали. Выдели? После «Сердца» они все заткнулись. Все!

Он выдохнул в сторону окна табачный дым.

— Я бы и сам заткнулся, если бы не слышал Алинку раньше, — продолжил Рокот. — Они думали: в петрозаводском жюри дураки сидели. И первое место нам отдали за красивые глаза!

Изабелла взглянула на Алину.

— Глаза у неё тоже красивые, — сказала она.

Мне почудилось, что в голосе Корж прозвучали нотки ревности.

Рокот махнул рукой — уронил на столешницу сигаретный пепел.

— На её глаза вон пусть Котёнок любуется, — сказал он. — Нам с парнями её глаза без надобности. Хотя они нормальные, с этим я не спорю. Без обид. Но нам нужен её голос!

Белла склонила голову, поцеловала Рокота в макушку.

Сергей прикоснулся к руке подружки, указал на меня сигаретой и заявил:

— А ещё нам нужны для её голоса новые песни. До Нового года всё меньше времени, пора думать о концерте. Ёлы-палы, Котёнок, что там с расширением репертуара?

Я отогнал прочь подлетевшее к моему лицу облачно табачного дыма. Пожал плечами; снял очки, протёр носовым платком запотевшие линзы. Почувствовал, как на моё бедро легла Алинина рука.

Сказал:

— Работаю над этим.

Спрятал в карман платок.

— А результаты? — спросил Сергей. — Хоть какие-то результаты уже есть? Или хотя бы сроки нам обозначь. Чтобы мы с парнями не дёргались и не дёргали понапрасну тебя.

Я надел очки, кивнул и сообщил:

— Готова только одна композиция. В черновом варианте. Доработаю в ней вступление. И определюсь с ритмом припева. Но это уже работа на пару дней, было бы настроение.

Рокотов встрепенулся.

— И что за песня? — спросил он.

«Царевна», — промелькнуло в голове рабочее название композиции. Память тут же выдала образ Наташи Кравцовой (пусть её в школе называли Принцессой, а не Царевной) — я невольно скривил губы. Потому что вспомнил Принцессу стоящей около классной доски во время недавнего комсомольского собрания.

Посмотрел на Алину и сказал:

— Я назвал её… «Рисую на стенах».

Повёл плечом.

— Но это не окончательное название, — сказал я. — Мне и самому оно не очень нравится. Да и не передаёт оно дух самой песни. Посоветуюсь по этому поводу с автором текста.

Рокотов махнул рукой.

— Да фиг с ним: с названием, — сказал он. — Я не о названиях тебя спросил. Хоть цифрами их обозначай, хоть иксами и игреками — без разницы. Котёнок, ты нам песню давай!

Сергей повертел головой — Белла рванула к стоявшей у стены гитаре: будто по его мысленной просьбе. Музыканты одновременно протянули руки к пепельнице, постучали по её краям сигаретами. От порыва ветра задрожали прикрытые плотными шторами оконные стёкла. Волкова вдохнула пропитанный табачным дымом воздух, но снова покачала головой в ответ на предложение Рокотова «закурить». Привстала — поправила на моей голове шляпу. Корж принесла мне гитару — я провёл рукой по струнам: проверил настройку музыкального инструмента. Заглянул в бледно-васильковые глаза Алины; и в очередной раз за сегодняшний вечер ощутил себя обычным пылким шестнадцатилетним юношей (а не прятавшимся за юным обликом великовозрастным циником). Объявил слушателям: вступление к композиции напишу позже, потому что хотел придумать нечто необычное — под стать песне.

Ударил по струнам и пропел:

— Я рисую на стенах рожицы…

Заметил, что Волкова застыла. Точно она не ожидала, что услышит строки собственного стихотворения. Мы посмотрели друг другу в глаза. Я не почувствовал, что Волкова расстроилась или обиделась. Скорее, она удивилась моему выбору основы для песни. Не моргала и едва заметно улыбалась, словно моё пение пробудило приятные для неё воспоминания. Мне чудилось: теперь Алина едва дышала. Заметил, что музыканты позабыли о сигаретах: на стол то и дело падали комочки пепла. Веник и Бурый сжимали в руках пустые стаканы. Рокотов и Чага следили за моими руками. Белла пристально смотрела на мои губы — словно запоминала слова песни. Я впервые проговаривал вслух те строки, что давно вертелись в моей голове: раньше пел лишь прилипчивый припев. Находил, что звучали они неплохо. Хотя моё воображение подсказало: Алина споёт их лучше — я в этом нисколько не сомневался.

Завершил припев:

— … Я царевна: мне можно!

Я снова ушёл из репетиционного зала раньше всех: через час после окончания концерта. Ещё до того, как музыканты ВИА «Солнечные котята» опустошили свои запасы портвейна. Вот только теперь я вышел из Дворца культуры не один, а под руку с Алиной Волковой. Перед выходом выглянул через окно около служебного хода — осмотрел безлюдную площадь. Не обнаружил засаду школьниц; увидел, как ветер гонял по земле снежную порошу. Лишь тогда шагнул на улицу. Повёл Волкову привычным маршрутом: в обход многолюдных путей и тех мест, где могли нас поджидать поклонницы Котёнка.