Динамик умолк — так же внезапно, как и ожил.

А вот заметавшееся в моей груди сердце не успокоилось.

Я опустил взгляд. Не заметил радости в глазах школьников. Не увидел её и на лицах солдат.

— Что теперь будет? — пролепетала Лидочка Сергеева.

— Очкастый! — прокричал Белый. — Эй ты, Котёнок! Подойди к нам!

Я шагнул за порог и тут же зажмурил глаза. В школьном коридоре ярко светили лампы. Свет проникал сюда и через окна, за которыми вьюга кружила сыпавшиеся с неба крупные снежинки. Я замер с поднятыми руками — за моей спиной щёлкнул дверной замок. Я поморщил губы: в спину между лопаток словно ткнули раскаленным прутом. «Не прутом, а дулом автомата, — подумал я. — Этот урод второй раз тычет в одну и ту же точку!» Повертел головой. Детей не заметил. Рядом с лестницей увидел милиционеров: не бойцов в касках и в бронежилетах — обычных сотрудников в шинелях и в зимних шапках. Они смотрели на меня растеряно, словно не понимали кто я: преступник или жертва преступления. Я поправил очки. Милиционеры нерешительно махнули мне рукой.

По коридору я шагал словно не на своих ногах, а на протезах. «Ещё бы, — промелькнула мысль. — Почти час на кортах просидел». Милиционеры махали руками: поторапливали. Но не ринулись мне навстречу. Словно я шёл по минному полю или в зоне вражеского обстрела. Лишь около лестницы они вцепились в мои руки; не особенно церемонясь, потащили вниз по ступеням. Я подумал: «Ещё бы руки за спину заломили и надели наручники!» Не озвучил свои мысли: пристальный взгляд автоматного дула меньше чем за час приучил меня к молчанию. Я дважды споткнулся, едва не улетел носом вперёд. Но держали меня крепко, не позволили умчаться ни вперёд, ни назад. Лишь больно вывернули мне суставы.

Очки чудом не ударились о ступени, застыли на кончике носа. Сквозь запотевшие линзы я увидел, что на первом этаже многолюдно. Отметил, что школьный вестибюль походил сейчас на помещение перед входом во внутреннюю часть военного или милицейского учреждения. У главного входа я рассмотрел пост охраны — дежурили милиционеры. Около стендов с расписаниями уроков заметил группу пограничников. Рядом с гардеробом увидел свою классную руководительницу и физрука. Василий Петрович и Снежка беседовали. Галина Николаевна то и дело утирала платком со своих щёк слёзы. Она увидела меня — ринулась мне навстречу. Шагавший справа от меня милиционер жестом велел ей не приближаться. Мне почудилось, что Снежная едва не бросилась на него с кулаками.

— Ваня, как вы там⁈ — крикнула она.

— Все живы, здоровы, Галина Николаевна, — сказал я.

При моём появлении разговоры в вестибюле прекратились. Военные и учителя поворачивали головы, провожали меня взглядами. Я привык к свету, прекратил щуриться. Самостоятельно переставлял ноги, но не высвободил руки. Мазнул взглядом по раскрасневшемуся лицу классной руководительницы десятого «А». Мельком взглянул на своё отражение в настенном зеркале (подивился тому, как отчаянно и испугано блестели под линзами очков мои глаза). Заметил группу военнослужащих с автоматами около окон в коридоре первого этажа. Подумал, что они похожи на тех солдат, что удерживали в заложниках моих одноклассников — прежде чем милиционеры меня развернули и едва ли не поволокли в направлении директорского кабинета.

Мои сопровождающие доложили обо мне дежурившему в коридоре человеку (наряженному в штатский костюм). Тот без стука юркнул в кабинет директора; и уже через пару секунд повелел милиционерам завести туда меня (словно добровольно бы я не вошёл). «Под руки меня к директору ещё не водили», — подумал я. Переступил порог и замер, зажатый с двух сторон крепкими мужскими плечами. На моих сползших к кончику носа очках скрестились взгляды расположившихся в небольшой комнатушке мужчин. Из троих хмурых людей в гражданской одежде я узнал только Михаила Андреевича Снежного. Двух других мужчин видел впервые. А вот в широкоплечем полковнике погранвойск опознал Кравцова (Наташиного отца): встречал его раньше.

При виде меня все четверо замолчали. Но ненадолго.

— Крылов⁈ — произнёс Полковник.

— Крылов? — переспросил полковник Кравцов.

— Крылов, — сказал сидевший в директорском кресле светловолосый кареглазый мужчина в штатском.

Он положил на рычаг телефонную трубку.

Четвёртый мужчина при виде меня лишь вопросительно вскинул брови.

— Здравствуйте, товарищи, — выдохнул я.

Кашлянул — прочистил горло.

— Как там дети? — спросил Снежный.

— Как там Наташка? — поинтересовался Кравцов.

Молчавший до сих пор «четвёртый» дёрнул головой и скомандовал державшим меня за руки милиционерам:

— Свободны. Возвращайтесь на пост.

Я едва не свалился, когда исчезли подпорки.

Сказал:

— Дети целы и невредимы. Пока.

Взглянул на пограничника.

— Наташка в порядке. Пока.

С удовольствием поправил очки. Потёр запястья.

— Кто из вас капитан Райчук? — спросил я.

Посмотрел в глаза мужчине в штатском, который потеснил с законного места директора школы.

Сообщил:

— У меня для него послание от террористов.

Заметил, что при слове «террористов» у мужчины дёрнулась щека.

— Я начальник рудогорского районного отдела Комитета государственной безопасности капитан Николай Григорьевич Райчук, — представился мужчина. — Что они решили?

Николай Григорьевич нервно постучал пальцем по столешнице.

— Можно… передам вам их ответ дословно? — спросил я. — Они так велели.

И добавил:

— Простите.

Капитан нетерпеливо дёрнул рукой.

— Говори, Крылов, — велел он.

Я снова прокашлялся и чётко произнёс:

— Капитан КГБ Райчук, ты идиот…

— … И если через два часа мы не увидим в окно автобус с закрашенными в чёрный цвет окнами, — сказал я, — то расстреляем сразу двоих школьников: пацана и девку. И будем убивать по одному школьнику каждые полчаса, пока ты не выполнишь наши требования. Отсчёт времени пошёл в половину одиннадцатого.

Я замолчал, снова прижал к переносице мост оправы очков.

Сидевшие в кабинете директора мужчины посмотрели на циферблат настенных часов.

— Это всё, что они передали, — сообщил я.

— Блефуют, — сказал остававшийся пока для меня безымянным мужчина. — Никого они не убьют.

— Я тоже так считаю, — заявил Райчук. — У них есть ещё семь минут, чтобы сдаться.

— Что там с автобусом? — спросил полковник Кравцов.

Он посмотрел на представителя КГБ.

Капитан пожал плечами.

— Я распорядился, чтобы подготовили, — сказал Райчук. — На всякий случай. Под свою ответственность. Пока у меня есть только приказ тянуть время до прибытия москвичей.

— Думаешь, не сдадутся? — спросил «безымянный».

— Они убьют заложников, — сказал я.

И вновь очутился под перекрёстным огнём взглядов.

Капитан Райчук задавал мне вопросы — я отвечал на них. Николая Григорьевича не интересовали мои «домыслы», а только «реальная обстановка» внутри кабинета литературы. Он поглядывал на меня, делал на бумаге пометки.

— Всё ясно, Крылов, — сказал Райчук.

Повернулся к Полковнику.

— Михаил Андреевич, проводите юношу в медкабинет, — сказал капитан. — Пусть медсестра осмотрит его. И накапает Ивану успокоительного.

Добавил:

— Домой Крылова пока не отпускать. Он нам сегодня ещё понадобится.

— Почему ты решил, что они убьют ребят? — спросил Снежный, когда мы вышли из кабинета и на десяток шагов отдалились от дежурившего в коридоре человека в штатском. — Они не сдадутся?

Михаил Андреевич положил руку мне на плечо, словно успокаивал.

Я кивнул в сторону второго этажа.

Сказал:

— Потому что я там был. И видел этих солдат.

Посмотрел Полковнику в глаза и заверил:

— Им страшно. Но в половину двенадцатого они убьют двоих наших.

Снежный нахмурился.

— Николай Григорьевич так не считает, — сказал он.