Посреди ночи я проснулся. Взглянул на уснувшую в позе зародыша Волкову. Прислушался. Из соседнего купе доносились тихие голоса. Внизу громко сопела Сергеева. Похрапывал упиравшийся коленями в «третью» полку Громов. Я прикоснулся к переносице… не нашёл там очки. Вспомнил, куда их вчера положил; убедился, что с полки они не исчезли. Бесшумно зевнул. Голоса за стеной смолкли. Поезд чуть сбавил скорость, словно подъезжал к очередной затерянной в карельской тайге станции. Я уронил голову на подушку, лежал с открытыми глазами, следил за проплывавшими по стене тенями. Соображал, что именно меня разбудило. Природный будильник пока молчал: я полюбовался на шпалы перед сном. В вагоне царила относительная тишина. Пришёл к выводу, что пробудился из-за холода. Отметил, что проводница экономила уголь — иначе у меня бы не замёрзли пальцы.

Услышал шаги — приготовился к тому, что меня снова ударят по ногам. Сообразил: уже и позабыл, что не так давно (по внутреннему календарю) не чувствовал свои ноги. Подумал, что каждое касание к ним сейчас напоминало о том, что я не инвалид. Пошарил в воспоминаниях — вспомнил, когда в последний раз в прошлой жизни спал в поезде на верхней полке: за год до «той» аварии. Шаги стихли. В проходе около спящего Громова остановился человек. Без очков я не рассмотрел его лицо. Сощурился — напряг зрение. Причёска застывшего около Васи человека показалась мне знакомой и точно мужской. Мне почудилось, что мужчина замер в нерешительности, будто раздумывал: пойдёт дальше или вернётся на своё место. Но он решил иначе: свернул к столику в моём купе. Его голова приподнялась вверх, словно мужчина привстал на цыпочки и рассматривал Волкову.

Я протянул руку, похлопал человека по темени.

Мужчина пугливо отшатнулся.

— Уши откручу, — прошептал я.

— Эээ… — протянул человек голосом Лёни Свечина.

Он поднял руку, показал мне блестящий тюбик.

— Я тут… зубную пасту нашёл, — произнёс Лёня. — Не ты потерял?

В полумраке и без очков я не рассмотрел его лицо — увидел лишь расплывчатое пятно.

— На стол положи, — сказал я. — Утром разберёмся.

Свечин не ответил — резко развернулся и ретировался из купе. Я приподнялся на локте, прислушался. Различил за стеной Лёнино бормотание и чей-то тихий смех.

Покачал головой.

Прошептал:

— Малолетние идиоты.

Взял с верхней полки одеяло, разложил его на своей постели. Взглянул на скрючившуюся фигуру Волковой — взял ещё одно. Встал одной ногой на стол. Тот под моим весом жалобно застонал.

Лидочка притихла, повернулась на другой бок. Замолчал и Василий. Он снова ударил по «третьей» полке коленом.

Я накрыл свою «невесту» одеялом.

Алина пробормотала во сне:

— Котёнок…

Я приблизил глаза к её лицу — увидел, что Волкова спала, улыбалась во сне.

Усмехнулся. Нацепил очки: решил, что всё же прогуляюсь и снова посмотрю через отверстие в унитазе на снег. Когда проходил мимо Громова, заметил у Васи на лбу влажный блеск зубной пасты.

Утро в поезде началось с потасовки между Громовым и Свечиным.

На шум схватки примчалась Снежка и громогласно объявила об окончании боя.

Вася нехотя вернулся на своё место, грозно посматривал в сторону соседнего купе (где, судя по доносившимся оттуда звукам, классная руководительница боролась с кровотечением из носа Свечина). Громов то и дело проверял, не кровила ли царапина на щеке (Лёня всё же дотянулся до его лица). И утирал со лба остатки зубной пасты.

Пробудившиеся от звуков сражения ученики десятого «А» класса зашуршали газетными свёртками. Волкова угостила меня рыбными консервами («Фрикадельки из океанических рыб с овощным гарниром в томатном соусе», — прочёл я на банке). А я накормил соседей по купе бутербродами с салом (папа прислал в посылке из Первомайска).

Лидочка Сергеева принесла гитару.

Я взглянул на опухшую щёку Васи Громова, провёл пальцем по струнам.

Запел, хрипотцой подражая голосу Владимира Высоцкого:

— Удар, удар… Ещё удар… Опять удар — и вот Борис Буткеев (Краснодар) проводит апперкот…

Москва нас встретила мелким моросящим дождём. На Ленинградском вокзале мы не задержались, организованной толпой направились к входу в метро. Ещё в Рудогорске Снежка предупредила, чтобы мы запаслись пятикопеечными монетами. Именно от неё я и узнал, что вход в Московское метро оплачивался не жетонами, как подсказывала мне память (я впервые посетил столицу в начале девяностых годов), а обычными «пятачками». Но позже сообразил, что этим летом пользовался «пятачками» и в Ленинградском метро (теперь казалось, что это случилось целую вечность назад). Я бросил монету в турникет и вспомнил, как посетил Москву уже будучи прикованным к инвалидному креслу. Тогда я, как истинный провинциал, долго разбирался в премудростях оплаты за проезд: наблюдал, как местные прикладывали к турникетам некие карты или смартфоны, вертел в руке свой кнопочный телефон «Нокиа».

Отметил, спускаясь позади Волковой на эскалаторе, что рудогорские школьники в подземном транспорте не растерялись. Они не сбились в кучу, подобно пугливым овцам, не вздрагивали от громких звуков. В Москву мои одноклассники приехали впервые (за исключением Алины), но в Ленинграде они бывали регулярно. В вагоне я не обнаружил наклеек с рекламой, не увидел дисплеев на стенах. С интересом рассматривал москвичей (они заметно отличались от гостей столицы). Изучал схему Московского метрополитена образца тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Обнаружил, что радиальные ветки на ней выглядели короткими обрубками. Серой ветки я на современной схеме вообще не обнаружил (а ведь именно по ней я в начале девяностых годов ездил в книжный магазин «Стожары»). Вспомнил, когда пересаживался на оранжевую ветку, как передвигался по этим же тоннелям, сидя в кресле-коляске.

Мы вышли из метро, отошли от здания на два десятка шагов, поставили на влажный асфальт сумки. «Выставка достижений народного хозяйства», — прочёл я наименование станции. Галина Николаевна в очередной раз нас пересчитала. И с видом знатока перечислила видневшиеся с места нашей стоянки достопримечательности. Указала на Арку Главного входа ВДНХ. Ткнула пальцем в сторону Останкинской телебашни. Рассказала, что высота телебашни пятьсот сорок метров и десять сантиметров; и что вчера исполнилось ровно четырнадцать лет с того момента, когда с башни впервые ушёл телевизионный сигнал. Показала Снежка и на монумент «Покорителям космоса». Сказала, что опять же вчера исполнилось семнадцать лет с момента его торжественного открытия. Рассказала, что десятого апреля этого года в основании монумента открыли Мемориальный музей космонавтики («куда мы с вами обязательно сходим: послезавтра»).

— А вон в том красивом двадцатипятиэтажном здании мы с вами будем жить, — заявила классная руководительница. — Не забудьте поблагодарить за эту возможность директора нашей школы.

Снежка указала на здание гостиницы «Космос».

— Эту гостиницу построили недавно, — сказала Галина Николаевна. — К началу Олимпийских игр. В ней ещё в прошлом году проживали самые известные спортсмены. Сейчас там селятся иностранные туристы и делегации.

Она улыбнулась.

— Поживём и мы с вами, — сказала она. — Поэтому ведём себя в гостинице прилично. Как и подобает советским гражданам. Свечин и Громов, вы слышали меня? И… спасибо Михаилу Андреевичу.

— Спасибо Михаилу Андреевичу! — повторили мы хором.

«А наш Полковник не так прост, каким кажется», — подумал я и поднял с земли сумку.

Дождь остался на Ленинградском вокзале. Вслед за нами он на ВДНХ не добрался. Или он здесь уже закончился (судя по мокрому асфальту). Организованной группой мы перешли под землёй дорогу. Прошли мимо стоянки автобусов, украшенных надписями «Интурист». У выхода из подземного перехода Снежка замерла в нерешительности: прикидывала, где находился вход в гостиницу. Я указал влево, сказал, что «похоже, там». Повёл за собой одноклассников. В «Космосе» я останавливался в две тысячи двадцатом году. Прожил тогда в этой гостинице десять суток. Впечатлился видом из окна и запахом цветущей белой акации, которая росла на пригостиничной территории. Удивился странной обстановке в номере: мебель в нём словно приобрели в антикварном магазине… или не меняли лет сорок. К десятому дню проживания подустал от однообразия гостиничных завтраков (от которых в первые дни пришёл восторг: нашёл на столах раздачи и свои любимые сырники, и творожную запеканку). Но общее впечатление от «Космоса» получилось скорее положительным — не в последнюю очередь из-за удобного расположения гостиницы.