В кабачке было шумно; в дымной полутьме только чудо-зрение Рангара помогло сразу отыскать свободный столик. Когда они уселись, к ним тут же подскочил парнишка чуть постарше, но такой же рыжий, и бойко зачастил, предлагая напитки и закуски.

Тангор жестом остановил его.

– Принеси нам по тарелке мясной похлебки, и чтоб горячая была, стервец! – благодушно пророкотал он, испытывая явный всплеск положительных эмоций от осознания себя свободным человеком. – Еще рыбки жареной, да тоже с пылу с жару! Ну и по кружке пива да по две стопки рн'агга.

– Я мигом! – Парнишка крутанулся на месте и исчез за перегородкой.

Ожидая еду, Рангар осмотрелся. За соседним столиком с видимым удовольствием выпивал и закусывал человек явно знатного происхождения, в дорогой одежде и перстнях. У него было располагающее лицо с высоким лбом, густыми бровями, крупным прямым носом и четко очерченным ртом и подбородком; лицо оживляли выразительные темные глаза, в которых сейчас плескалось множество разнообразных приятных чувств. Человек – бесспорно, дворянин – знал толк в еде и напитках и умел нехитрую процедуру поглощения пищи превращать в источник наслаждения. Однако тут к нему приблизился вставший из-за соседнего стола измазанный сажен оборванец и что-то сказал, наклонившись. Глаза дворянина мгновенно подернулись льдом, но более он ничем не выдал, что заметил оборванца. Тогда тот обернулся и бросил взгляд в сторону стола, где он только что сидел. Там, оседлав верхом скамью, нехорошо скалились еще шестеро таких же оборванцев. Происходящее весьма и весьма не понравилось Рангару, и он прислушался. А оборванец, получив от своих моральную поддержку, снова наклонился к дворянину.

– Так че, бла-ародный, нешто не угостишь бедняка? Ты гля, какие перстни напялил. И деньжат, знамо, видимо-невидимо… а? Так поделись, поделись с бедняком!

Продолжая глядеть перед собой в пространство ледяным взглядом, дворянин потягивал пиво, не обращая на наглеца ни малейшего внимания, будто того и вовсе не существовало. Это, видимо, и толкнуло оборванца на более решительные действия.

– А, так ты меня не замечаешь, бла-ародный выродок?! Аль и щас не заметишь?! – и он плюнул точно в бокал с пивом.

Практически не меняя позы и по-прежнему не глядя на оборванца, дворянин вдруг сделал резкое движение рукой, и бокал разлетелся вдребезги от удара о физиономию наглеца. Тот заверещал не своим голосом и с грохотом рухнул под стол. Шестеро оборванцев за соседним столом вскочили, в руках у них тускло сверкнули короткие мечи, до того спрятанные под лохмотьями.

Дворянин с ленивой грацией тоже поднялся, аккуратно отодвинул в сторону стол и обнажил клинок с фиолетовым отливом. Шум в кабачке разом стих, и жадные к зрелищам подобного рода глаза посетителей обратились к месту начинающейся схватки.

Шестеро бросились вперед, размахивая мечами, – и откатились назад, оставив в луже крови одного из своих. Невольные зрители в один голос ахнули.

Теперь оборванцы стали гораздо осторожнее и, охватив дворянина полукольцом, мелкими шажками начали приближаться. И вот засверкала сталь, и вскоре стало ясно: как ни хорошо владеет искусством фехтования дворянин, долго ему не продержаться.

Рангар начал медленно подыматься.

– Погоди, дай я разомнусь, – буркнул Тангор, извлекая из ножен свой огромный меч.

Его нападение с фланга было столь стремительным и неожиданным, что оборванцы дрогнули, смешались и панически отступили, оставив на полу кабачка еще двоих.

– Мразь! – с чувством произнес Тангор, пряча меч в ножны.

– Полностью с вами согласен, мой благородный спаситель! – сверкнув белоснежной улыбкой, дворянин учтиво поклонился. – Меня зовут Фишур Юн.

– Тангор Маас. – Тибериец не менее учтиво поклонился. – А это – мой друг Рангар Ол. Мы – вольные гладиаторы.

Фишур Юн вновь приятно улыбнулся:

– У меня есть дворянский титул, однако очень прошу вас не обращать на это внимания и называть меня просто по имени – Фишур. Я вообще считаю, что институт дворянства в нынешнем виде давно устарел и нуждается как минимум в капитальной реконструкции. Я вообще человек широких взглядов.

– Это хорошо, – сказал Рангар. – Узость и ограниченность мышления достаточно неприятны сами по себе, не говоря уже о последствиях, к которым они могут привести.

Фишур, как показалось Рангару, с удивлением взглянул на него, но промолчал.

– Видите ли, Фишур, я потерпел кораблекрушение и потерял память. Вполне возможно, что я был весьма образованным человеком.

– Вот как! Да, я понимаю вашу проблему… Но не сомневаюсь, что память вернется к вам. Вы не пробовали обращаться к магам?

– Собственно, ради этого мы с моим другом Тангором и держим путь в Валкар.

– Как интересно! – воскликнул Фишур. – Я ведь тоже туда собираюсь. Правда, по несколько иному поводу.

– В самом деле? Тогда как вы смотрите на то, чтобы составить нам компанию?

– Вполне положительно! – В голосе Фишура зазвучал неподдельный энтузиазм. – К тому же три меча не два и тем более не один. А дороги нынче неспокойны.

Тем временем в кабачке навели некое подобие порядка: убрали трупы и вытерли кровь. За стол, где уже сидели трое, подали выпивку и закуски.

…Выехали они через три тэна. Фишур, хоть и выпил больше всех, казался самым трезвым. Рангар и Тангор подремывали в седлах под мерную иноходь тархов. Лиг-Ханор давно уже скрылся за пологим лесистым холмом. Вдаль убегал Большой Срединный тракт, и была неизвестность впереди, и в какой-то момент сон напрочь отлетел от Рангара, и вновь остро защемило сердце.

Вначале была душная непроницаемая тьма. У него не было ни тела, ни чувств, ни мыслей. А микроскопический островок зародившегося в океане мрака "я" был еще слишком ничтожен, чтобы даже осознать самое себя.

Потом где-то далеко, на грани реальности и сна, появилось бледно-розовое пятно. Оно медленно приближалось из бесконечности, наливаясь светом и формируясь в овал с четко очерченными темными краями. Потом пришли звуки – плеск и лопотанье волн, явилось ощущение тела, и он почувствовал мерное покачивание.

Но прошло еще время, пока он вспомнил, кто он. Квенд Зоал, жрец серой мантии.

Ничего не понимаю, подумал он. Похоже, что я – на борту корабля, а корабль – в открытом море. Но какого демона?!.

Сделав громадное усилие, он попытался встать, тело почти не слушалось, но сесть все-таки ему удалось. И отведя глаза от иллюминатора, он осмотрелся, и едва снова не впал в беспамятство. Потому что возлежал он, одетый во все белое, на Ложе Смерти, выполненном в виде небесной ладьи, уносящей души умерших на небесный остров Таруку-Гарм… Ложе было украшено черными орайхами – цветами смерти, и впервые настоящий, первобытный ужас обуял Квенда Зоала…

К его чести, он быстро овладел собой и смог, перевалившись через край ладьи, упасть на пол. И тут же острая, как вспышка, боль в левой руке заставила его издать звериный рык. Он не потерял сознания и на этот раз и смог увидеть, как открылась дверь, и в каюту заглянул капитан Ил Сидарх. Он некоторое время безмолвно глядел на Квенда вылезшими из орбит глазами, затем заорал дурным голосом и выскочил из каюты.

К этому времени Квенд Зоал уже полностью овладел собой. Шипя от боли в руке, он все же встал на ноги и, покачиваясь, двинулся к выходу из каюты.

Все объяснилось просто, хоть и не без проблем. Забрав с Арены бездыханного, без признаков жизни Квенда Зоала, его слуги и агенты доставили мертвое, как они посчитали, тело хозяина на корабль, в порту купили стилизованный макет небесной ладьи и превратили его в роскошное, соответственно рангу Квенда, Ложе Смерти. Затем "труп" хозяина переодели в белое, уложили средь черных орайхов, и шхуна "Добрая весть" снялась с якоря. Сейчас корабль под всеми парусами шел в Венду.

Возвращение мертвеца-командира к жизни вызвало вначале панику, а затем буйную радость всей команды. Однако радость сменилась унынием, когда Квенд, с помощью Магического Кристалла вылечив сломанную руку, приказал возвращаться в Лиг-Ханор.