На площадь выехали пять пикапов, дорогу которым расчистила толпа во время шествия к площади. В их кузовах — крупнокалиберные пулеметы, увешанные листами брони, любимое детище Чернышкова и Родригеса — тачанка по-южноамерикански. Пулеметчики поверх бронированных кабин начали обстрел окон дворца, подавляя саму мысль о том, что можно высунуться и что-то сделать. Крупнокалиберные пули ливнем хлестали по окнам, вздымая пыль, руша в залах штукатурку, вынося окна вместе с рамами. Свинцовый град разметал мешки с песком и загнал гвардейцев, тех, кому посчастливилось остаться в живых, под прикрытие стен дворца. Следом за ними пространство перед дворцом преодолели спецназовцы и начали проникать в сам дворец. Через минуту над дворцом появился вертолет, известный в народе как «Борт №1», по аналогии с американским президентским самолетом. Всем стало ясно, что Стресснер не выдержал и решил бежать, что, собственно, не входило в планы восставших. У Александра появилась мысль о том, что вертолет можно сбить с диктатором на борту, но, здраво рассудив, что случайности никому не нужны, он дал пулеметчикам команду сбить его прямо сейчас. Что и было сделано с первой очереди. Пронзенная длинным огненным снопом машина, вращаясь вокруг своей оси, упала за дворцом, похоронив под собой какое-то административное здание. На площади же творился хаос. Люди, раненые и просто прячущиеся от пуль, щелкавших по мостовой, кричали, пытались отползти в сторону или под прикрытие ограды. Вжимались в землю, прятались друг за друга. Но были и другие, те, которых расстрел собственного народа подвиг на решительные действия. Они, вооруженные чем попало, примкнули к спецназовцам и ринулись на штурм, и потери этих смельчаков были куда меньше, чем потери тех, кто просто пытался выжить.

Через пару минут из подвала на первый этаж, в тыл гвардейцам, вышли диверсанты Маккормика и начали зачистку. Гвардейцы оказались между двух огней, многие попытались, сложив оружие, сдаться в плен, но в горячке боя никто не заботился о сохранении их жизни. Охрана, из тех, кого не зажали на первом этаже, переместилась на второй и начала организовывать оборону на лестничных пролетах. Вниз полетели гранаты, но им в ответ ударили ручные гранатометы, выбив всякое желание сопротивляться. По людям на улице уже никто не стрелял, и Чернышков отдал приказ вывести на площадь машины «Скорой помощи». Постепенно бой затих, и спецназ начал зачистку помещений на третьем этаже. Тело Стресснера вытащили, словно охотничий трофей, и бросили на ступенях дворца. Радостные спецназовцы-парагвайцы еще долго стреляли в воздух.

Семейку Стресснера Маккормик вывел по тоннелю, где ее приветливо встретили «кто надо» и, посадив в машину, бережно увезли «куда надо». Интересно ведь, в каких банках и на каких счетах лежат денежки, уворованные у парагвайского народа.

Весть о победе революции и о свержении ненавистного диктатора мгновенно разнеслась по столице, стране и по всему миру. Первыми на это отреагировали США, объявив революцию незаконной, недемократичной и заявив, что они ни при каких обстоятельствах не признают итоги выборов, которые обещают социалисты. В ответ толпа, гораздо большая, чем была на площади Свободы, пошла громить американское посольство, и теперь-то полиция показала, на что она способна. Шутить с посольством сверхдержавы никому не позволено. Тогда «революционеры» разгромили посольство Великобритании, распугав персонал и похитив совершенно секретные документы. Профессионализм погромщиков поразил видавших виды дипломатов, ведь даже позолоченные индийские статуэтки не унесли, зачем кому-то нужны архивы разведслужбы. Ответ на этот вопрос мог бы дать Бонд, Джон Бонд, но он куда-то запропастился. Одновременно громили усадьбы и особняки богатеев, мяли их мягких курочек, возили тачками и таскали охапками шмотки и утварь. Но как только погромщики сунулись на заводы, принадлежащие Родригесу, им довольно внятно объяснили, что это имущество ни при каких обстоятельствах не может быть повреждено и даже осмотрено на предмет наличия там контрреволюционеров. Что характерно, до всех дошло, и не было случая, чтобы кто-то чего-то не понял. Из тюрем выпустили всех политзаключенных. Уголовникам, которые хотели выдать себя за таковых, так дали по башке, что мало не показалось. Всем преступникам внятно объяснили, что революция вводит свою, революционную законность. Участие в бандах, а, тем более в мафии — преступление не только перед народом, но и перед Революцией. Поэтому за уголовные преступления не только никого прощать не будут, но и наказывать станут очень сильно, до смерти.

К вечеру стало известно, что вождь социал-демократов, возглавляющий сейчас Народно-освободительную армию, Мануэль да Сильва вскоре прилетит из Чако в столицу и примет на себя ответственность за формирование переходного правительства. До этого времени полиции и отрядам местной самообороны приказано поддерживать революционный порядок, не допускать случаев насилия на улицах. Как. жаль, что об этом уже не смогут узнать те. кого грабили по особнякам и на ком рвали одежду подонки, примазавшиеся к восстанию. Мельком прошла информация о том, что во время перелета да Сильва потерпел катастрофу один из сопровождавших его вертолетов.

Армия выдержала паузу, а потом, устами начальника генштаба, заявила, что она поддерживает преобразования, которые начались в стране. Намек был понят, и со столичного небосклона исчезли инверсионные следы иностранных самолетов. Постепенно ситуация приходила в норму, успокаивались страсти, примерялись обновки, расставлялась новая мебель. Переставали плакать те, кто потерял близких людей и невинность. Страна осторожно переходила к новой жизни.

Вертолеты строем «пеленг» шли над джунглями. Впереди два юрких немецких вертолета-истребителя, вооруженные авиапушками и крупнокалиберными пулеметами для воздушного боя и украшенные желтыми звездами на красном фоне. За ними — милевские «четверки». Один из них — личный вертолет Родригеса, в отличие от военных, в комфортном гражданском исполнении. В нем-то и летел к вершинам власти будущий вождь парагвайского народа. Да Сильва настолько вжился в роль народного защитника, что позволял себе взбрыкивать на самого Родригеса, а ведь всего пару месяцев назад просто кормился у него с рук. Сейчас перед Хорхе стоял совсем другой да Сильва, с распрямленной спиной, с гордым видом, и даже немногие слова свои произносил через губу. Хорхе сначала покоробило подобное отношение, причем началось это еще в лагере, и Родригес решил, что это связано с демонстрацией да Сильва своей значимости перед революционными массами. Он не мог поверить, что это — истинное лицо «вождя». Стало быть, Фил не ошибался, характеризуя его как личность, абсолютно несовместимую с постом руководителя государства. Что ж, решил он для себя, присмотримся поближе к Мануэлю да Сильве.

Вертолеты, подняв в небо столбы красной пыли, приземлились на промежуточную площадку, которая была оборудована на только что купленной Родригесом лесопильной фабрике, расположенной на крутом берегу Рио-Верде, чуть выше одноименного городка. Охранники сразу же заняли оборону вдоль периметра, но ни у кого, кроме местных мальчишек, интереса прилетевшие вертолеты не вызвали. Пока летчики сноровисто закачивали бензин в баки вертолетов, Родригес вместе с да Сильвой и Филом прошли в двухэтажное здание заводоуправления. Там на первом этаже, в заводской столовой, пустой по случаю революции, был приготовлен плотный обед для путников.

Стол ломился от дымящегося ароматного мяса, зелени, овощей и фруктов. Родригес, на правах хозяина, проводил сопровождавших да Сильву «сподвижников» в другой зал, распорядился накормить и их, и экипажи с охраной и, попросив не беспокоить, вернулся к «вождю». Фил при этом неотлучно находился при да Сильве, и они принялись за трапезу. Да Сильва, работая могучими челюстями, рвал мясо, запивая недешевым вином, немного чавкал, но, пока не насытился, говорить не спешил. Фил, который прекрасно знал универсальное армейское правило, гласящее, что если есть возможность перекусить, это нужно сделать немедленно, ибо, когда во второй раз представится такая возможность, никому не известно, и тоже не отставал. Родригес нетерпеливо ждал, когда его гости утолят первоначальный голод, про себя думая, что путешествие на вертолете, да еще для непривычного к этому человека, может плохо закончиться из-за такого неумеренного потребления тяжелых продуктов.