Хранители не мешали Ей жить, как хотелось, в тех границах, которые сами установили. Пока ей было интересно; пусть думают, что Она совершенно бессильна перед их магической преградой…
Всё-таки они странные… забавные… Забывают, что она древнее их… намного.
* * *
Он смотрел в потолок, с каким-то безразличием понимая, что снова проснулся задолго до часа пробуждения. С привычным равнодушием принимая то, что больше не уснёт. Бессонница будет снова властвовать, как многие последние месяцы. Или уже годы?.. Хотя… не всё ли равно?
Сколько он сегодня проспал? От силы два-три часа?
Никаких мыслей, эмоций. В голове пусто.
В темноте создавалось впечатление, что он смотрит в никуда, в бездну или в свою душу… Она у него тоже такая же чёрная.
Когда-то он хорошо видел в темноте. Магия помогала в этом. Эта способность считалась обычной, ничем не примечательной.
Теперь он пуст. Магию отобрали. Выжгли. Соответственно магического зрения больше нет. Теперь в темноте он похож на слепого котёнка.
Глаза начали болеть от напряжения. Зачем он вглядывался в потолок? Что хотел там найти? Осознав бессмысленность действия, он расслабился.
Сколько прошло времени?.. Много? Наверное, часа два.
Раньше бессонница бесила его, теперь — нет. Привык. За месяцы… годы… столетия?..
Впрочем, неважно.
Он давно уже изучил этот потолок вдоль и поперёк, вплоть до каждой крапинки, трещинки. Днём, конечно. За столько-то лет как не изучить? Поэтому ночью отчётливо представлял, где эти самые крапинки, трещинки, переходы, балки… и просто представлял их себе.
Для чего? Потому что о чём-то же нужно думать и что-то представлять. Безопасное. Бестолковое.
Глупо.
Бессмысленно.
Впрочем, как и вся его жизнь. Глупая и бессмысленная. Была и есть. Сейчас он это понимает.
Здесь время проходило странно: то слишком быстро бежало, то очень медленно тянулось. Поэтому он давно не следил за ним и понятия не имел, сколько лет уже находится здесь.
Ведь ему давно всё равно. Все равно же? Или все же нет?..
Прислушался к себе. Замер на несколько мгновений.
Внутри только пустота, выжженная пустыня. Вырезанное сердце, растоптанная душа. Никаких чувств и эмоций.
После смерти Оксии он совсем очерствел.
Он ничего не почувствовал, даже облегчения. Или спокойствия. Только безразличие.
— Командир, ты чего опять не спишь? — в темноте совсем рядом прозвучал еле слышный сонный голос. — Завтра идём к Озеру смерти — надо спать, чтоб силы были. Сдохнуть там можно в два счёта.
— Заглохни.
Одного слова хватило, чтобы чужой раздражающий голос затих, а его обладатель вжался в кровать и замер.
Он закрыл глаза. Пусть никто не видит, как они блестят в темноте, не знает, что он бодрствует. Его людям нужно выспаться. Сон — это сильное здоровое тело, хорошая реакция и способность думать. Завтра, или уже сегодня, всё это понадобится, чтобы остаться в живых у Озера смерти, хотя он до сих пор не понимал, зачем смертники цеплялись за свою бестолковую жизнь?
Он не цеплялся. Но смерть не хотела с ним встречаться, упрямо избегала его.
Игнорировала.
Многие называли его здесь Счастливчиком. Потому что столько, сколько прожил он, в Тюрьме Пустоши не живут.
Было двое таких долгожителей. Он и его враг из прошлой жизнь. Тюрьма примирила их.
А остальные… Глупцы. Они не знали, как сильно он хотел умереть, как упрямо искал смерти, считали, что он безбашенный, бесстрашный, сумасшедший.
Но коварная шлюха по имени смерть только обещала встретиться с ним… Одних соблазняла, играя, завлекая, других забирала, кого-то сразу, кого-то через мучения, а его только мучала, но не более…
Иногда в лазарете она подходила так близко… Он слышал её холодное, еле слышное дыхание, замирал в недоверии… Неужели?..
Становился послушным… Ждал. Надеялся. Не грубил, не ругался…
Но она снова оставалась безучастной и уходила. Тогда он орал, рычал. Требовал забрать его. Проклинал. Её. Себя. Всех. Но всё оказывалось бесполезным. Она оставалась равнодушной к его мольбе. А тюремные целители после этого смотрели на него мрачными взглядами и привязывали к койке как буйного.
Поэтому теперь, даже когда она приходила и стояла рядом, молчала, замораживая своим дыханием, обездвиживая на долгое время, он никак не реагировал. Оставался безразличным. Знал, что она всё равно уйдёт и оставит его.
— Отряд Духа, подъём! — ночную тишину разрезал знакомый резкий голос.
Уже?
Сегодня время, положенное на сон, пробежало. Даже пролетело.
Вчера оно тянулось бесконечно. В конце ему даже показалось, что он с ума сходит, и утро никогда не наступит…
Вместе с остальными заключёнными-смертниками он поднялся с узкой жёсткой койки. Пятнадцать человек за считанные секунды собрались и с одинаковыми сонными лицами выстроились в ряд.
Сегодня он снова поведёт их умирать.
Ненасытная иномирная Тварь ждёт их у Озера смерти.
Его ждёт.
Может быть сегодня ему повезёт?
* * *
Повезло.
Он ранен. Снова. Понял, что смертельно. Рядом в отчаянии ругались его люди, неловко приподнимали его, на что-то укладывали. На связанные куртки?
Неважно. Он закрыл глаза, почти счастливый. Увидел вдалеке сияние… Похоже, в этот раз все получилось. Слава богам, недолго осталось…
Вдруг внутренне вздрогнул.
Она?!
Только не сейчас!
Мгновенно почувствовал безумную ярость и с каждой секундой злился всё больше.
«Уходи! Убирайся!» — гневно процедил. Мысленно. Вслух не было сил что-то сказать.
Она не уходила, стояла и смотрела на него своими огромными глазищами, в которых отражалась… демонова доброта!
Её пристальный взгляд пронизывал его, проникал до самого нутра и… нестерпимо жёг.
Сжигал сердце, которое вдруг начинало болеть, и которое он начинал чувствовать. Сжигал нервы, которые словно в агонии натягивались словно тонкие стальные канаты, накалялись от охватившего огня, и судороги овладевали конечностями.
Ему становилось больно, невыносимо, он снова чувствовал себя живым. Безразличие уходило. И счастье, что наконец-то сегодня он избавится от бремени, которое звалось жизнью, тоже.
А ярость оставалась.
«Уходи… умоляю… — заставлял он себя просить. — Зачем ты снова пришла? Уходи… Заклинаю…»
Давно она не приходила. Почему сейчас?
Голубые глаза продолжали смотреть…
Проникновенно…
С участием…
С жалостью…
Её глаза…
Он ненавидел её за доброту и жалость. Была бы его воля…
«Убирайся! Ненавижу! Будь проклята!»
Но девушка-видение с медными волосами не уходила.
«Не засыпай, — прошептала она. — Нельзя. Лучше расскажи, как ненавидишь меня».
И он рассказывал.
Цедил слова, признавался в своей ненависти, а она слушала, и губы её улыбались. И глаза тоже.
Эти губы… эти глаза… как часто они снились ему в самом начале. Помогали не сойти с ума. Потом он понял, что это они виновны в том, что он все ещё жив. Они и их обладательница — проклятая девчонка-иномирянка! Он стал настойчиво изгонять её из снов, мыслей, воспоминаний.
У него получалось. Она уходила, он дышал спокойно. Но потом снова умирал, и она вновь приходила. И так каждый раз, раз за разом, она появлялась, а он начинал цепляться за жизнь…
Девушка из воспоминаний спасала его. Он понимал это. За это её ненавидел, за это и проклинал.
«За что ты ненавидишь меня? Расскажи?» — каждый раз тихо спрашивала она, грустно улыбаясь.
Отвлекала. Он понимал. Чтобы он не отключался.
Коварная. Хитрая.
Разве она такая?
«За то, что совсем не знаю тебя. Не узнал… За то, что убивал таких, как ты».
«Ты понял, что всё было страшной ошибкой?»
Он молчал. А она ждала. Терпеливо. Со вселенской скорбью во взгляде. Всегда ждала ответ.
«Ты понял?» — взгляд голубых глаз становился строгим.