«Какое отношение это имеет к Элизе?»

«Вами правят БЕЗУМЦЫ, псевдошвед».

«Ну, разве они не всеми правят?»

Я уже приготовился прервать беседу. Винтхер продемонстрировал более чем достаточно мизогинии и неадекватной агрессии. И тут он заявил нечто такое, что заставило меня предположить у него некую способность к саморефлексии.

«Интернет заполонили психопаты и не приспособленные к жизни люди. Я думаю, слабым индивидам требуется навешивать на других негативные ярлыки, чтобы компенсировать свои комплексы неполноценности».

Но тут он резко перевел стрелки:

«Вы, возможно, знаете, что в этом деле замешан сговор мексиканской мафии и Коза ностры. Как минимум несколько человек из руководства и охраны отеля к ним принадлежали».

«В смерти Элизы замешана мексиканская мафия?»

«Да. Она раскрыла их наркотрафик — они оставили ключ в замке подвальной двери, и Элиза их увидела. Они заправляли секретным туннелем, по которому транспортировали в отель деньги, наркотики и людей. Но однажды забыли ключ в двери… и там оказалась Элиза. На меня напали из-за того, что я влез в это дело».

«Да уж, звучит серьезно», — написал я, вспомнив многочисленные слухи о том, что банды и картели приспособили Cecil для своей деятельности, — и, конечно же, об отмывании денег в «модном районе» в паре кварталов от отеля. Кто знает, может, Винтхер был не так уж далек от правды.

«В этой игре нельзя бояться убивать или быть убитым — носи с собой ружье и научись стрелять».

После этого он снова взъярился на меня и заблокировал.

У меня уже ум за разум заходил от сетевых конспирологов, и я готов был бросить форумы окончательно, но тут увидел комментарии от человека, который утверждал, что общался с родителями Элизы. Выражался он сдержанно, и создавалось впечатление, что он проделал большую работу. Я написал ему сообщение и спросил, не согласится ли он побеседовать по телефону. Он прислал свой номер.

— Так вы говорили с родителями? — спросил я. — Похоже, вам первому это удалось.

— Знаю. Пришлось постараться, но я верил, что они должны знать правду. О том, что их дочь убили.

— Почему вы думаете, что ее убили?

— Я взглянул на дело под другим углом, Джейк. Я вернулся к истокам, к самой первой улике — записи с камеры.

«О’кей, заинтриговал», — подумал я. В записи сбоили тайм-коды, и она определенно была отредактирована.

— И что в записи привело вас к выводу, что ее убили? — спросил я.

— Убийцы прямо там, Джейк.

Я помолчал.

— В смысле в коридоре?

— Нет, в лифте с Элизой. Надо приноровить зрение, чтобы разглядеть их и понять, что происходит.

«О господи, нет, — подумал я. — Это он. Это Марк». Я забыл его имя, и теперь снова говорил с человеком, который считал, что в лифте Элиза уже мертва и участники сатанистского шабаша управляют ей, словно марионеткой.

— Ох, мы же с вами уже беседовали, — слабым голосом пробормотал я.

— Да, да, и я вам рассказал, как они использовали ремни и зажимы, которые можно увидеть только при помощи специального веб-инструмента…

Увы, я не выдумываю, так он и сказал. Я убрал телефон от уха, предоставив Марку продолжать свой монолог, но кое-что я все-таки хотел выяснить.

— Вы действительно говорили с ее родителями?

Я молился про себя, чтобы это оказалось его фантазией. Мне дурно становилось от мысли, что он явился к родителям Элизы вот с этой теорией. Именно из-за таких, как он, сетевые расследователи и приобрели имидж вредителей, полоумных провокаторов, людей, которым нельзя доверять.

— Мне удалось поговорить с их представительницей, — ответил Марк. — Она сказала, что семья удовлетворена результатами расследования и не желает проводить дальнейшие изыскания.

Слава богу, он не смог выйти на родителей напрямую.

Я вежливо закончил разговор, но Марк еще много дней отправлял мне сообщения. Он все повторял, что пришлет скриншоты в доказательство своих слов. Он практически умолял меня поверить ему.

Наконец он прислал скриншоты, и я вгляделся в бессвязную мешанину образованных пикселями форм, которые Марк увеличил. Он различал в цифровой статике закономерности и нашел способ их интерпретировать. В хаосе он видел убийц и демонов, и зрелище обнаженной машинерии зла придавало его картине мира смысл.

На одном из изображений были просто увеличенные пиксели, образовывавшие глаза Элизы, — размытые кромешно-черные кляксы. Предполагалось, что это двойник Элизы.

Здесь, в сущности, все сводится к восприятию паттернов. Конспирологические теории, синхроничность и паранормальные явления могут дать подсознательный импульс для поиска порядка в хаосе. Человеческий мозг запрограммирован на то, чтобы отыскивать в природе значимые структуры, поскольку на протяжении большей части нашей истории как вида наше выживание зависело от способности находить закономерности в окружающей среде и хранить память о тех из них, что могут принести пользу в будущем.

Одна команда ученых утверждает, что конспирологические теории представляют собой остатки эволюционного защитного механизма, который в наши дни существенно способствует возникновению психического расстройства — восприятию иллюзорных паттернов. Адепты конспирологических теорий, как предполагают ученые, испытывают подсознательную потребность искать взаимосвязи. В 2008 году похожее исследование продемонстрировало, что люди, не ощущающие контроля над своей жизнью или достаточной свободы, более склонны к восприятию иллюзорных паттернов. В ходе эксперимента подобные корреляции обнаружились у людей, находивших формы и смысл в случайных изображениях, помехах на телеэкране и т. д.

Еще одно исследование показало, что люди, чувствующие себя отверженными или изгоями, также более склонны верить конспирологическим теориям и историям о паранормальных явлениях.

Опубликованные в Social Psychological and Personality Science результаты серии исследований, проведенных в 2015 году, заставляют предположить, что существует устойчивая корреляция между конспирологическими теориями, нарциссизмом и низкой самооценкой. Подобные патологии, по мнению авторов статьи, способны подпитывать устойчивую веру в идеи, которые конспиролог считает непризнанной истиной, ясной лишь ему; конспиролог невольно персонализирует глубокую психологическую потребность в моральном или интеллектуальном превосходстве над крупной социальной группой, из которой он, возможно, подсознательно чувствует себя изгнанным.

Будучи сам большим любителем конспирологических теорий, я всегда считал их безобидным явлением: альтернативными, экспериментальными способами анализа устройства Вселенной. Однако конспирологические теории о деле Элизы Лэм безобидными не были. Они стигматизировали жертву и значительно затрудняли все попытки добыть у полиции новые сведения.

Предположение о том, что в смерти Элизы виноваты не убийцы, не демоны, а — целиком или частично — душевная болезнь, рождает в людях сильную тревогу и заставляет их искать — и выдумывать — ответы. Ведь что, если главная тайна этой трагедии таится в непознанных глубинах человеческого сознания как такового? Что, если в самом знаменитом преступлении века нет состава преступления? Значит, мы выслеживаем убийцу совершенно новой формации.

Прошло две недели, и Марк снова написал мне:

«Привет. Я больше не намерен участвовать в этой затее. Со мной связался сотрудник полиции и словесно оскорбил меня, и из-за этого я чувствую нависшую надо мной угрозу. У меня нет права рисковать безопасностью моей жены и внука, поэтому ради их блага я вынужден прекратить помогать семьям».

Он упоминал, что занимался и другими делами. Подозреваю, что он контактировал с семьями жертв и потчевал их своими несусветными теориями. Думаю, какой-то детектив узнал об этом и приструнил Марка. А может быть, он сам вышел на детектива со своими «уликами».

В любом случае глава Websleuths Триша Гриффит считает подобное полной противоположностью сетевого расследования и старается всячески ограждать детективов-энтузиастов от контактов с родственниками жертв и полицейскими.