Я на Олд-роуд, в одном из трех дорожных карманов, том, который ближе всех к Коппертон-лейн. Именно здесь произошло первое изнасилование. Я выключила двигатель и делаю вид, что изучаю карту. Сейчас ровно 22:23. Я здесь уже почти полчаса, но сдаваться пока не собираюсь. Сегодня они точно приедут, я в этом не сомневаюсь. Причем на этот раз они приедут за мной. Я готова к встрече с ними как никогда. С ними обоими.
Кажется, за десять минут мимо не проехало вообще ни одной машины.
По радио включили песню «Размытые строчки» [768] – стыдно признаться, но я знаю каждое слово.
22:47. Теперь я в кармане рядом со старым зданием школьного актового зала, которое находится на пересечении с Лонг-лейн. По-прежнему никого. Окна все время запотевают, и это бесит.
Возможно, времени с прошлого нападения прошло слишком мало, и они пока не станут снова нападать. Но вдруг все-таки нападут – всегда остается эта томительная надежда. Без надежды никак. Я тут. Приезжайте же за мной, ищите меня. И найдите.
Ножи разложены на переднем пассажирском сиденье. Лезвия леденющие. Так и просятся, чтобы к ним прикоснулись.
23:07 – я в третьем кармане. Тут рядом вообще никаких ориентиров. Крейг прислал сообщение – спросил, где новый выпуск «Радио Таймс» (я сказала ему, что сегодня останусь у Пидж на ночевку в честь ее дня рождения). Отмазка так себе, но такой вариант празднования был бы вполне в духе Пидж, так что технически я даже не соврала. За исключением того, что день рождения у нее в декабре. Какие-то машины проезжают, но никто не останавливается, а карманом если и пользуются, то только для того, чтобы развернуться. Фургонов тоже несколько штук проехало, но ни один не был синим. На дороге лужи – и это примерно все, что тут есть интересного и заслуживающего упоминания. Начинаю клевать носом. Пожалуй, подожду еще десять минут, и всё – еду домой. Ну, точнее в бывший дом мамы и папы.
С тех пор как я это написала, прошло двадцать пять минут. По-прежнему никого. Только сова, кажется, опять ухнула. Я попыталась загуглить ее крик. Но сюда сигнал не добивает. Еще пять минут – и точно уезжаю. Может быть.
ОХРЕНЕТЬ, БЛИН! ПОХОЖЕ, НАЧИНАЕТСЯ! НАПИШУ ПОЗЖЕ.
В общем, все пошло не по плану. Господи боже мой! Я уже в доме родителей, и руки только вот недавно перестали трястись, так что можно наконец все записать, но, ТВОЮ Ж МАТЬ, как я нехреново стрессанула! Лезешь из кожи вон, чтобы помочь несчастным и обездоленным, а тебе за это одна только БОЛЬ!
Короче, Насильники на Синем Фургоне оба мертвы, насчет этого можете не беспокоиться; хотя бы с этим проблем вообще никаких не возникло. Но сегодня я ТАК наследила, понаоставляла хвостов и ТАК зла на себя саму, потому что сегодня случилось непредвиденное: меня увидели.
Короче, еду я обратно по Олд-роуд и думаю, что вот-вот плюну на все и отправлюсь домой, и тут вижу: Карман Номер Один, то самое место, где дорога резко сворачивает, рядом с Коппертон-лейн. Я чуть не проехала мимо и тут краем глаза заметила какую-то вспышку – лимонно-желтую. Шарфик. Женский шарфик, на шее у бабенки, которую заталкивают в кузов темно-синего грузового фургона. Номерной знак: WD64 что-то там, что-то там… Кажется, BTY? Ну что ж, посмотрим, подумала я.
И тут спохватилась: не, ну вот же дерьмо. Ведь это нападение предназначалось мне. Мне и в голову не приходило, что я застану их с кем-то еще. Чертова баба забрала себе мои лавры! В общем, я припарковалась на грязной проселочной дороге ярдах в двухстах от них, сгребла все, что было на переднем сиденье, и побежала обратно к карману, в котором был припаркован фургон: с выключенным двигателем – ни огней, ни звука. Только это все-таки он, тот самый фургон, – и на второй половине номера у него в самом деле буквы BTY.
И я знаю, что они – там, внутри.
И знаю, что она – тоже там.
Крадучись обхожу фургон кругом – и понятия не имею, что делать. Действую вслепую, а я такое терпеть не могу, но понятно, что второго шанса не будет, поэтому приходится идти ко дну с тем, что есть в наличии. И вот я достаю из рюкзака два самых больших ножа, натягиваю на лицо шарф и стою позади грузовика: жду и собираюсь с духом, чтобы постучать.
И тут – плямм! – в голове рождается блестящая мысль, и я убираю ножи. К этому моменту насильников уже слышно: они там внутри чем-то громыхают. Спорят. Только вот от бабенки что-то ни звука – интересно, не заткнули ли ей рот кляпом.
Тут громыхание прекращается, и до меня доносится, как один из них спрашивает: «Ты ничего не слышал?»
В общем, сердце у меня колотится как сумасшедшее, пот катится градом, дышу еле-еле, вся вот эта херня, и тут в голове мелькает, что вообще-то надо гнать обратно к машине и звонить в полицию, но мысль быстро улетучивается, к тому же я вся на взводе, так что ничего не поделаешь, пусть все идет как идет.
Вытаскиваю из рюкзака альпинистскую веревку Джулии, продеваю ее через ручку двери и обхожу с ней вокруг фургона – обматываю в два оборота, со стороны может показаться, что это у меня такой танец вокруг долбаного майского столба, и завязываю. Суперпрочно. Теперь они у меня в ловушке, все трое. Насильники и насилуемая.
– Че за херня? – раздается изнутри, на этот раз голос другой, погромче первого. Баба вопит, очень похоже на Джулию. То есть она все-таки без кляпа. Вот тут-то я замечаю открытое водительское окно и ключ в замке зажигания. Забираюсь в кабину, поворачиваю ключ и выезжаю из кармана раньше, чем вменяемая половина мозга спохватится и успеет заорать: «КАКОГО ХЕРА ТЫ ТВОРИШЬ?»
Нет, серьезно, что это было? Я до сих пор не знаю. Я в тот момент не имела ни малейшего представления о том, куда еду и как закончится этот вечер. Единственное, что я отчетливо понимала, это то, что в кузове у меня три человека и я их куда-то везу в темноте. Куда – я не знала, и зачем – тоже. Знала только, что надо хоть что-нибудь делать.
И да, оглядываясь на это теперь, на рассвете, я понимаю, что ехать-то мне следовало прямиком в полицейский участок. Следовало позвонить в полицию, повести себя как нормальный человек и выйти из этой истории настоящим героем. Реальной, мать вашу, Женщиной Долбаного Века.
Но эта мысль мне как-то в голову не пришла. Потому что нормального мозга у меня нет, вы что, до сих пор этого НЕ ПОНЯЛИ? Я думаю не так, как нормальные люди. Я думаю, как я. Поэтому фургон я пригнала к единственному месту, которое в этот момент – момент мрака и отчаяния – пришло мне в голову: к карьеру.
Бабенка опять орет – судя по голосу, она не очень молодая. И довольно шикарная. Я вдавливаю ногу в педаль газа, слышу, как что-то ударяется о стену фургона. Видимо, кто-то у них там завалился.
Другой орет:
– Да они, на хрен, фургон угоняют!
А баба все вопит. Я прибавляю газу.
Один на нее прикрикивает:
– Заткнись, сука!
Кстати, распространенная реплика у насильников. Думаю, он дает ей по морде, потому что опять слышится удар о стену. У него акцент – лондонский, с южного берега. Или с северного, никак не могу запомнить. В общем, похоже на Рэя Уинстона [769].
