Его захлестнула боль. Она пронзила каждую клеточку его плоти, и он упал на колени и посмотрел в небо.
Дэвид Слейтон закричал, а затем проснулся.
Он быстро встал с постели, прогоняя знакомых демонов. Как обычно, сон снял его физическую усталость, но не более того. Был полдень.
Слейтон пошел в ванную, открыл кран у раковины и плеснул холодной водой себе в лицо. Ему особенно хотелось пить, и, не увидев никаких стаканов для питья, он опустил голову в таз, чтобы попить из-под крана. Выпрямившись, он потянулся, отметив несколько новых болячек, полученных в результате испытаний последних нескольких дней. Он снял повязки с ран на руке — одной от огнестрельного ранения, другой от ножевого. Они все еще причиняли боль, но, казалось, заживали. Затем Слейтон включил душ, подождав целых десять минут, прежде чем смириться с тем фактом, что в отеле Benton Hill Inn почти не было горячей воды, если она вообще была. Второй раз за столько дней он приготовился к холодному погружению. Ледяные осколки ударили, как электрический разряд, и последние оцепенелые завитки сна исчезли. На этот раз, имея в помощниках кусок мыла, он отмылся, чтобы удалить грязь и запахи, которые уцелели после вчерашнего купания в притоке реки Эйвон. Закончив, он был рад хотя бы найти чистое сухое полотенце. Пора было приниматься за работу.
Слейтон встал перед зеркалом над раковиной, мысленно представил себе то, что увидел, затем подошел к своему рюкзаку и отнес его в ванную. Первое, за что он взялся, была борода двухнедельной давности, которая больше не служила никакой цели. Чатем видел его таким, и если инспектор распространял фотороботы, то наверняка были версии, включающие растительность на лице. Он сбрил ее полностью, оставив консервативные бакенбарды. Затем последовала краска для волос. Это был простой процесс, завершающийся получением темно-коричневого оттенка. Что-нибудь более суровое могло бы придать неестественный вид, но как бы то ни было, волосы сохранили естественный цвет, многие оттенки были удалены с самого начала. Он оставил порцию краски про запас, рассчитав, что в конечном итоге может потребоваться одна подкраска.
Завершив смену цвета, он приступил к работе, используя ножницы и ручное зеркальце, обрезав большую часть своих волос примерно на дюйм по всей длине. Затем он воспользовался набором электрических ножниц для стрижки волос, сделав еще более короткий и равномерный срез. Затем он достал из рюкзака номер журнала «Men's Fitness», открыл страницу ближе к концу и прислонил ее к стене за раковиной. Он внимательно изучил картинку в рекламе, желая соответствовать ей как можно точнее. Качественной бритвой он начал сбривать волосы чуть выше лба. Он работал от центра, затем немного наружу и назад, все время глядя на картину. Иногда ему приходилось использовать ручное зеркальце вместе с настенным, чтобы отслеживать свой прогресс.
Процесс замедлился по мере того, как он приближался к концу, но спустя тридцать минут все было сделано. Слейтон отступил назад, чтобы получше рассмотреть себя, используя зеркало для просмотра под разными углами и сравнивая внешность с мужчиной в журнале. Это было хорошо, но нужно было сделать еще больше. Он ожидал заметной разницы в тоне кожи, так как макушка его головы видела солнца меньше, чем лоб. К счастью, из-за того, что он плавал в Атлантике, его лицо покрылось волдырями и шелушилось. Теперь эта новая кожа была относительно светлой, и бессолнечная британская зима не изменила ее состояния. Еще одной недавней покупкой, маленькой баночкой косметики, он тщательно подкрасил линии загара, маскируя и растушевывая до тех пор, пока не исчезли остатки естественных границ. Удовлетворенный, Слейтон достал из сумки очки для чтения в толстой оправе и приложил их к лицу. Наконец, он сравнил изображение в зеркале с тем, которое видел, когда начинал.
Слейтон был приятно удивлен масштабом изменений. Теперь у него сильно залысели волосы, а макушка была совершенно лысой. Короткие темные волосы по бокам еще больше выделяли этот новый образ, а очки подчеркивали черты его лица. На мгновение он задумался, узнает ли его даже Кристина, но затем Слэтон отбросил эту мысль. Конечно, она бы так и сделала. И в любом случае это не имело значения.
Его новая внешность требовала некоторого ухода. Ему приходилось каждое утро брить макушку, правильно наносить макияж и, возможно, освежать оттенок один раз в выходные на всякий случай. Но в целом Слейтон был уверен. Уверен, что его новый имидж предоставит свободу, в которой он нуждался.
Кидон небрежно прогуливался по Гринвичскому парку. Деловой костюм был дорогого пошива, но сидел довольно плохо, поскольку он купил его в магазине подержанных вещей. Владелец предложил внести изменения, однако процесс занял бы три дня. Слейтон любезно отказался, прежде чем заплатить мужчине наличными.
День выдался на редкость солнечным, температура приближалась к пятидесяти градусам. Тем не менее, он нес пальто, перекинутое через руку, — частый гость из-за границы, чей прошлый опыт вселял уверенность в метеорологических несоответствиях Англии. В другой руке он держал тонкий кожаный портфель, в котором лежал сегодняшний выпуск Financial Times и подборка туристических брошюр о местных достопримечательностях.
Автором огромного пространства Гринвичского парка был Ле Нотр, знаменитый ландшафтный архитектор Людовика XIV. По заказу Карла II Ле Нотр превратил безликий прибрежный участок в огромную королевскую игровую площадку. Акр за акром зеленой травы был разделен и окаймлен широкими, обсаженными деревьями пешеходными дорожками. С годами Парк возмужал и постепенно был окружен стоически урбанизированным городом Грин-уич. Его характер, однако, остался нетронутым, и когда монархи уступили место парку, он вернулся в более общественное достояние, предоставив массам возможность прогуливаться, как короли.
Вековые буковые, дубовые и каштановые деревья нависали над Слэтоном, когда он бродил по тропинкам. В этот день людей было больше, чем обычно. Толпы туристов направлялись к Королевской военно-морской обсерватории на вершине холма, а несколько местных жителей прогуливались и выгуливали своих собак на поросших травой полянах. В центре западного холма рабочие были заняты строительством сцены, которая через три дня станет центром внимания всего мира. Сегодня это было центром внимания Слейтона.
Он, вероятно, прошел пятнадцать миль с тех пор, как прибыл сюда ранним вечером. Начав с Гринвичского вокзала, Слейтон объехал огромный парк, запоминая окружающие дороги и здания. Он знал расположение каждой остановки метро, автобуса и парома в радиусе двух миль, и Слейтон уже приобрел неограниченный дневной абонемент для каждой системы. Если ему нужно было срочно уйти, он не хотел бросаться за мелочью или колотить кулаком по сломанному торговому автомату.
Последний час он провел в самом парке, наблюдая издалека, рассматривая различные ракурсы и высоты. Сцена была достаточно простой конструкцией. Большие деревянные доски образовывали основание, примерно в четырех футах над уровнем земли. За сценой находился высокий фанерный задник, и вся конструкция, без сомнения, вскоре будет украшена всеми атрибутами и регалиями, которые всегда требуются на подобных шоу — постановках — флагами, занавесами, лентами и, вероятно, большим баннером с изображением двух дружески сложенных рук, возможно, оливковой ветви наверху. Все это было очень предсказуемо, что значительно облегчало работу Слейтона.
Усиленной охраны пока не было, возможно, бобби было на несколько человек больше, чем обычно. Слейтон предположил, что инспектор Чатем еще не разгадал его намерений. Это может измениться в любой момент, и, в любом случае, в ближайшие дни ситуация станет намного жестче. Слейтон и раньше был на другом конце провода, организуя безопасность именно для мероприятий такого рода. Он знал, как это тяжело. Оставалось три дня, были сделаны приготовления, назначены детали. Каждый день будут приниматься все более суровые меры, и в конце концов на крышах появятся наблюдатели с биноклями и снайперы, вертолеты будут кружить на почтительном расстоянии, а бродячие типы в штатском будут случайным образом проверять удостоверения личности в толпе. Воскресенье действительно было бы совсем другим. Но к тому времени было бы слишком поздно.
