Как только он выезжает на Сервисную дорогу A, толпы людей, идущих к полю на другой стороне парка, остаются позади. Он паркует фургон, берёт свою сумку с вещами и с помощью «кода сантехников» открывает дверь. Быстро проходит через вестибюль и заходит на площадку – нужно убедиться, что его пленники на месте. Видя, что всё в порядке, он немного расслабляется.

В сумке у него достаточно клейкой ленты, но в штрафной уже нет места для следующей ожидаемой «гостьи», поэтому придётся привязать её к скамейке. Если она, конечно, будет сговорчивой. В идеале он хотел бы убить всех четверых сразу – всех пятерых, включая себя – но если Маккей поднимет шум, её придётся убрать немедленно. Если он ясно даст это понять, может статься, что её инстинкт самосохранения сыграет ему на руку. Он дотрагивается до Тауруса в кармане своего пиджака – просто чтобы убедиться, что пистолет всё ещё там.

На другом конце города Джон Акерли стоит у входа в бар «Хэппи» – в аккуратном пиджаке и брюках. Джером подъезжает к обочине, и Джон садится в машину.

– Волнительные времена, брат, – говорит Джон, и Джером здоровается с ним, стукнувшись кулаками.

С одобрения менеджера Кейт садится в Uber, который подъехал к служебному выходу гостиницы «Гарден-Сити-Плаза». Её водитель тоже застрял в пробке у Дингли-парка – машина ползёт вперёд рывками, а телефон Кейт, кажется, мчится вперёд: уже 17:05, потом 17:10, затем 17:15. Если она не успеет добраться до заброшенного хоккейного комплекса до половины шестого, сдержит ли Стюарт своё обещание убить Корри? Кейт считает, что это более чем вероятно. Слишком вероятно.

– Вы не можете объехать этих людей? – спрашивает Кейт, подаваясь вперёд.

Водитель пожимает плечами и разводит руками в галльском жесте, который явно означает: «Вы же сами всё видите».

У Кейт в руке телефон, сумка уже висит на плече. Когда время на экране сменяется с 17:15 на 17:16, она суёт руку в сумку, достаёт три десятки и бросает их на переднее сиденье. Выходит из машины, прорывается через толпу на тротуар и открывает карту на телефоне.

До нужного места – двадцать минут пешком. Значит, идти она не будет.

Она побежит.

17:17.

Холли снова высовывается в коридор – табличка «НЕ БЕСПОКОИТЬ» всё ещё висит на дверной ручке номера Кейт. Это немного тревожит. Но, пожалуй, ещё тревожнее то, что по-прежнему не видно Корри, которая, как и сама Холли, отличается патологической пунктуальностью.

Прежде чем она успевает решить, использовать ли имеющиеся у неё карточки-ключи, звонит телефон. Это Пит. Холли подумывает не брать, но всё же отвечает.

– Я ведь точно помнил, что где-то слышал про этих «слонов». Цирк семьи Кэллоуэй приезжал в город. Пару лет назад это было. Такая халтура, не то что большой «Братья Ринглинг», – один манеж, и тот чуть ли не в сарае. Пролетел как фанера над Парижем, больше его нет. Так вот, у них были три слона: Мама, Папа и Малыш. Знаешь, как в сказке про Златовласку? Только не медвежья семья, а слоновья. Абсурд, конечно, но разве идея про медвежий дом с кроватями и плитой не такая же бредовая? Уверен, у них ещё и грёбанный телевизор был. Пардон за мой французский.

«Ближе к делу», – Холли еле сдерживается, чтобы не сказать это вслух. Она снова выглядывает в коридор в надежде, что табличка с двери Кейт исчезла – но нет. И по-прежнему никаких признаков Корри, идущей по коридору от лифта с пакетами покупок.

– Так вот, – продолжает Пит (после ещё одного короткого приступа кашля), – цирк Кэллоуэев в каждом городе устраивал бесплатную «рекламу»: приглашали всех школьников в какое-нибудь место в городе, чтобы те могли посмотреть часть представления и даже потрогать за хобот Малыша. В Бакай-Сити они выступали на Минго. Я вспомнил фотографию Малыша на сцене в соломенной шляпке, – говорит Пит.

Холли всё это время стоит в дверном проёме. Теперь она отступает назад, будто её ударили.

Она понимает, что именно всё это время её терзало.

Что-то настолько очевидное, что она не могла этого не заметить… Только вот не заметила. Разве не так?

Телефон опускается от уха. Из динамика доносится голос Пита, отдалённый, словно сквозь вату:

– Холли? Ты там?

– Мне нужно идти, Пит, – говорит она и завершает вызов, не дав ему ответить.

Вчера вечером. Минго. Она подъезжает и видит белый фургон Транзит на стоянке для персонала.

Снаружи её ждут двое. Один в футболке с надписью «Сестра Бесси», второй – в пиджаке и галстуке.

Первый был тур-менеджером Бесси. А второй…

– Добрый вечер, мисс Гибни. Я – Дональд Гибсон».

Дональд Гибсон, программный директор Минго. Дональд Гибсон, который сидел в составе присяжных, осудивших Алана Даффри.

Этого не может быть. Просто не может… А что, если может?

Первый порыв Холли – позвонить Иззи. Палец завис над кнопкой «Избранное», но она передумывает.

И не только потому, что звонок, скорее всего, попадёт на голосовую почту – если Иззи сейчас на поле, готовится к игре, до которой осталось меньше двух часов.

Холли сказала Питу, что это дело Иззи. Но это уже не так.

Убийства «заместителей» присяжных теперь в юрисдикции полиции штата.

Следовало бы связаться с детективом из полиции штата Ральфом Ганцингером, но она этого не сделает.

Уже была одна ошибка – когда она сказала Иззи, что думает, будто Триг – это Рассел Гринстед, адвокат Алана Даффри.

Звонок Ганцингеру может оказаться второй ошибкой. Ещё более позорной.

Что ей сказать? Что, по её мнению, убийца – Дональд Гибсон, потому что однажды он, возможно, сказал что-то про слоновье дерьмо? Что, возможно, он сказал это на собрании АА, и что он может скрываться под именем Билл Уилсон – так зовут основателя Анонимных Алкоголиков? Что он называет себя не Бриггс, а Триг?

Кто-нибудь, кроме неё, проследит за этой петляющей логической цепочкой? Скажи она: я знаю, я чувствую, – разве это кого-то убедит?

Билла Ходжеса, в его последние годы – может быть. Иззи – возможно. Но остальных?

Вряд ли. А вдруг это как с тем «озарением» по поводу Гринстеда?

А вдруг она снова ошибается?

И тут в голове у Холли оживает голос матери: «Конечно ты ошибаешься, Холли. Ты ведь даже книжку из библиотеки забывала, когда с автобуса выходила».

Она смотрит на часы – 17:22. Первым делом – нужно забрать свою знаменитую работодательницу и ехать в Минго. На самом деле, им придётся поторопиться, чтобы не опоздать. Кейт – вот её работа, а не Билл Уилсон, он же Триг (и, возможно, Дональд Гибсон). Кроме того – и эта мысль приносит облегчение – она может спросить мнение Кейт. Женщины, уверенной в себе, думает Холли. Не проклятой вечной неуверенностью. Мама в её голове твердит, что она просто перекладывает ответственность, а так поступают только слабые, но Холли её не слушает. Она выходит в коридор и с помощью ключ-карты заходит в номер Кейт.

– Кейт? Ты где? Нам пора!

Ответа нет. Дверь в спальню закрыта. Там записка. Холли отрывает её от двери и читает.

17:23.

Джером и Джон Акерли паркуются у служебного входа за Минго.

– Надеюсь, ей не будет неловко ехать в гостиницу на Субару, – говорит Джером.

– Не будь идиотом, – отвечает Джон.

Джером вводит код, который дала ему сестра, и они быстро проходят через маленькую кухню.

– Её гримёрка на третьем этаже, – говорит Джером, но Сестра Бесси ждёт их в комнате отдыха, читая книгу стихов Барбары. Джерома поражает, как сильно она похожа на его тётю Гертруду. Это вызывает вторую мысль, которая вроде бы элементарна, но почему-то не приходит сразу: перед ним просто человек. Такой же пассажир на пути от колыбели до могилы. А затем – третья мысль, которую он постарается запомнить: талант – всего лишь иллюзия, пока ты им не воспользовался.