Он достаёт 38-й из кармана куртки и оборачивает его полотенцем – так же, как это сделал Вито Корлеоне в «Крестном отце 2», когда застрелил Дона Фануччи. Заглушит ли это выстрел в реальной жизни? Триг может только надеяться, хотя 38-й калибр всё же громче, чем его любимый Таурус 22-го калибра.

По крайней мере, по соседству нет других домов.

С короткой молитвой к своему «Богу как он его понимает» Триг выходит из ванной и идёт по короткому коридору в гостиную. Препод возвращается из кухни с двумя стаканами имбирного эля на подносе. Он улыбается Тригу и говорит:

– Ты забыл повесить полотенце…

Триг стреляет. Выстрел глухой, но всё равно громкий. В кино полотенце вспыхивало, но в реальности этого не происходит. Препод замирает, выглядя комично ошеломлённым, и Триг сперва думает, что промахнулся – крови не видно. Наверное, попал в стену или куда-то мимо. Потом поднос начинает медленно наклоняться. Стаканы с имбирным элем скользят по нему и падают на ковёр. Один разбивается. Другой нет. Препод роняет поднос. Он всё ещё смотрит на Трига с тем же выражением.

– Ты выстрелил в меня!

Господи, мне придётся стрелять снова. Как тогда – в ту женщину и того бомжа.

Препод разворачивается, и Триг наконец видит кровь. Она сочится из дырки в центре его клетчатой рубашки.

– Выстрелил в меня!

Триг снова оборачивает полотенце вокруг пистолета (не самый хороший глушитель, но хоть что-то) и поднимает его. Но выстрелить не успевает: Препод опускается на колени, потом падает лицом вниз в дверном проёме, ведущем в кухню. Одна из его ног дёргается и задевает уцелевший стакан. Тот прокатывается чуть-чуть по ковру, всё ещё проливая имбирный эль, и замирает.

Триг подходит к Преподу и нащупывает пульс на его толстой шее. Кажется, его нет. Похоже, он мёртв. Но тут один глаз, который Триг видит, открывается.

– Выстрелил в меня, – шепчет Препод, и кровь течёт из его рта. – За что?..

Триг не хочет стрелять ещё раз и решает, что это необязательно.

На концах маленького дивана лежат две подушки. На одной вышито: БУДЬ ПОПРОЩЕ. На другой: ОТПУСТИ И ДОВЕРЬСЯ БОГУ. Триг берёт вторую и кладёт её на лицо Преподу. Прижимает минуту. А может, и чуть дольше. Голос отца внутри говорит: «Сейчас было бы очень нехорошо, если бы кто-то вошёл».

Когда он убирает подушку, единственный видимый глаз Препода открыт, но словно стеклянный. Триг тычет в него пальцем – никакой защитной реакции.

Он ушёл.

– Прости, Препод, – говорит Триг.

Он шарит в заднем кармане Препода, достаёт бумажник и заглядывает внутрь. Тридцать баксов и карта Visa. Бумажник отправляется в карман Трига. Затем он снимает с Препода часы и тоже прячет их. В спальне он открывает дверцу шкафа, используя полотенце. Тянет достаточно сильно, чтобы сдвинуть её с направляющих. Стаскивает одежду – в основном джинсы и дешёвые рубашки – на пол вместе с вешалками.

Снова с помощью полотенца открывает ящик прикроватной тумбочки. Внутри – Библия – Большая книга. Двенадцать шагов и двенадцать традиций, кучка медалей трезвости AA, сорок долларов, пара, кажется, аптечных очков и фотография, на которой Препод сосёт член молодого мужчины. Кажется, Триг видел его на собраниях. Его вроде бы зовут Трой. Триг забирает деньги, а после короткой паузы – и фотографию. Ему бы не хотелось, чтобы полиция её нашла. Парень может попасть в неприятности.

На кухне он находит записную книжку. В клетке на 20-е число большими буквами написано: «ТРИГ 7 вечера». Это создаёт проблему. Украдёт ли случайный грабитель такую бесполезную вещь, как блокнот с записями? Нет. Кто-нибудь может заметить, что она исчезла. Например, уборщица, если у Препода была такая. Украдёт ли вор один-единственный лист? Определённо нет. Пролистав записи за прошедшие месяцы, Триг видит, что там аккуратно прописаны другие имена и даты – тоже, вероятно, сеансы «консультаций». Или свидания.

Что делать?

Первая мысль – нацарапать кучу случайных имён и времён, включая своё. Будто бы это сделал сам Препод, если бы люди не приходили на назначенные встречи. Он берёт ручку, лежащую рядом, чтобы начать строчить, но останавливается. Где-то могут храниться и другие блокноты за прошлые годы – на чердаке, в подвале, в гараже. Если полиция найдёт их и увидит, что ни в одном имена не зачёркнуты, это вызовет подозрения, верно? Они внимательно изучат дату сегодняшнего дня. А если смогут с помощью какой-нибудь научной приблуды – инфракрасного света или чего-то ещё – разглядеть имя под зачеркушкой...

Он фыркает, почти смеётся. Совершить четыре убийства – и споткнуться об адресную книжку? Абсурд!

«Ты идиот», – говорит голос отца. И Триг почти его видит.

– Может быть, – отвечает он. – А может, это всё твоя вина.

Собственный голос немного его успокаивает, и тут приходит идея.

Он берёт ручку и склоняется над клеткой с собственным именем. «Осторожно, – говорит себе. – Делай так, будто от этого зависит твоя жизнь, потому что, возможно, так оно и есть. Но не тормози, как начнёшь. Не дёргайся. Должно выглядеть правдоподобно».

К тому времени, как Триг выходит из дома, уже почти стемнело. Он идёт обратно к освещённым бейсбольным полям, туда, откуда доносится шум болельщиков. Его никто не замечает, и он воспринимает это как знак одобрения от отца – как миссии в целом, так и той небольшой, но важной правки, которую он внёс в блокнот Препода. Отец мёртв, но его одобрение по-прежнему важно. Не должно бы – но важно.

Триг садится в машину и уезжает, остановившись лишь затем, чтобы вытереть 38-й и выбросить его в ручей Крукед-Крик. Кошелёк и часы Препода летят туда же. Вернувшись в «Элм-Гроув», он выуживает из мусора пустую банку из-под томатного супа, кладёт в неё фотографию и поджигает. Поездка в Таппервиль была необходимым отклонением от маршрута, но теперь он может вернуться к главной задаче.

Он понимает, что даже немного ждёт этого момента. Ну и что, если это то же чувство, с каким он раньше ждал следующую дозу алкоголя?

Иззи никогда не имела дела с помощником окружного прокурора Дугом Алленом, а вот Том – да.

– Этот тип – крендель, – высказывает он мнение, пока они идут по коридору к кабинету Аллена.

Аллен – высокий, сутулый мужчина, отращивающий эспаньолку, которая совсем не идёт его худому, бледному лицу. У него нет секретаря или помощника – он сам открывает им дверь. Его стол педантично чист: на нём только компьютер да фотография жены и двух маленьких дочек в рамке. На стене – диплом и снимок, на котором Аллен обнимается с сенатором Джей Ди Вэнсом.

Том Атта берёт инициативу в свои руки: сначала показывает Аллену письмо от Билла Уилсона, затем кратко излагает ход дела на данный момент.

Когда Том пересказывает момент, в котором Толливер утверждает, что написал письмо с признанием («Адресовано вам, мистер Аллен»), по бледным щекам Аллена начинает подниматься румянец – от линии челюсти до самых висков. Иззи никогда раньше не видела, чтобы мужчина так краснел, и находит это зрелище завораживающим. Он ей кого-то напоминает, но пока она не может вспомнить, кого именно.

– Он солгал. Никакого письма не было, – говорит Аллен. – Я сказал об этом тому нелепому типу, Бакайскому Брэндону, когда он запросил комментарий. – Он наклоняется вперёд на своём кресле, руки сжаты так сильно, что побелели костяшки. – Вы только сейчас сообщаете мне об этом? После трёх убийств, связанных с делом Даффри?

– Сначала мы не связали имена, найденные у жертв, с присяжными по делу Даффри, – говорит Том. – Эти имена держались в секрете, как и в процессе Трампа, и на суде над Гислейн Максвелл.

– Но когда вы всё же связали? – Аллен качает головой с отвращением. – Господи, да что вы за детективы такие?

«А вы-то что за прокурор?» – думает Иззи.