Эллен, заведующая библиотекой в университете Вандербильта, не отвечала на звонки, и он оставил безобидное сообщение: «Привет, перезвони».
Филли (на самом деле Филлис, но она терпеть не могла, когда ее так называли) ответила по стационарному телефону после первого гудка, несомненно, полагая, что это Саттон. Даже услышав голос Итана, она поприветствовала его бодро и радостно. Когда Итан спросил, не видела ли она Саттон, Филли искренне встревожилась, но заявила, что они не разговаривали несколько дней, потому что Саттон была очень занята. Он ничего не мог с собой поделать, ее тревога и желание помочь звучали настолько искренне, что он сразу же заподозрил – она что-то знает. Но когда он надавил, Филли заверила, что Саттон, вероятно, просто вышла на пробежку, и попросила перезвонить, когда та объявится, а затем отключилась с неубедительной отговоркой, что заплакал ребенок. В общем, Филли только разбередила рану.
Айви уехала из города по делам, иначе Итан позвонил бы ей первой. Девушка дружила с ними обоими. Она была самой близкой подругой Саттон, буквально частью их жизни. Причем уже три года. Итан взглянул на часы, немного поколебался и отправил сообщение. Как биржевой брокер, она всегда держала телефон под рукой. Она перезвонит, как только сможет, как всегда.
Итан сел за стол, опустив голову на руки, и тут же подскочил от телефонного звонка. Не посмотрев, кто звонит, он выдохнул:
– Саттон?
– Это Шивон. Что стряслось?
Чтоб тебя! Кого ему точно не хотелось в это впутывать, так это тещу. Шивон и Саттон не были близки, мягко говоря, и Саттон разъярится, если узнает, что он обсуждал ее с матерью.
Надо от нее избавиться.
– Доброе утро, Шивон. Как дела?
– Что-то случилось с Саттон?
– Нет-нет. Все в порядке.
– Дай догадаюсь. Она убежала из дома и не отвечает на звонки.
– Что-то вроде того. А с тобой она не разговаривала?
– Я не виделась с ней и не разговаривала уже несколько недель. Кстати, спасибо за круиз. На Адриатике было потрясающе. Ты должен ее туда свозить как-нибудь.
Итана внезапно обуяло непреодолимое желание признаться, выдернуть эту женщину, увлеченную только собой, из привычной среды, и слова полились потоком.
– Она ушла, Шивон. Оставила записку и ушла от меня. Я за нее беспокоюсь. Она не взяла вещи – ни телефон, ни компьютер, ни бумажник.
Как будто это все объясняло.
И вообще-то объясняло, по крайней мере теща отреагировала.
– Я уже еду, – сказала она и отсоединилась.
Вот дерьмо! Не хватало только, чтобы по дому, заглядывая во все углы, раскапывая пыль и секреты, бродила Шивон в поисках ответов.
Какой же ты дурак, Итан. Зачем ты вообще ей сказал? Неужели ты в таком отчаянии?
Он налил себе новую чашку чая и огляделся. К черту уборку. Да, чистота не идеальная. Ну и плевать. Шивон все равно найдет какой-нибудь изъян. Они могут все вылизать сверху донизу, подготовить дом к съемке в журнале «Архитектурный дайджест», а Шивон найдет пятнышко на столешнице или захочет переставить вазу.
Шивон Хили («Ши-во-о-он», – громко и с удовольствием сообщала она непосвященным) гордилась тем, что она особенная. Ее друзья и кое-кто из врагов, включая Саттон, называли ее коротко – Шив. Она была полной противоположностью Саттон во всем. Невысокая и смуглая ирландка, волосы цвета черного дерева, подернутые сединой, кобальтово-синие глаза и злое лицо, туго обтянутое кожей. Дерзкая и общительная, Шивон обожала привлекать внимание, пусть даже неодобрительное. Ее речь не отличалась изысканностью, хотя говорила она без акцента. Шивон утверждала, что родилась в дублинских трущобах, и всегда была готова поделиться историей своего пути из грязи в князи.
Она приехала в Соединенные Штаты и несколько раз выходила замуж; каждый последующий муж оказывался богаче предыдущего. Ее нынешний, четвертый по счету, кроткий мужчина по имени Алан, любил плоские шутки, когда слишком много выпьет: «Эй, давай вместе займемся бизнесом, назовем нашу компанию… “Итан Алан”[587]. Ха-ха-ха, ну ты понял?»
Итан толком не понимал, как эта женщина умудрилась родить такую дочь, и часто интересовался их богатым прошлым, но и Шивон и Саттон отказывались говорить об этом или о случайном любовнике, ставшем донором спермы для зачатия. По словам Саттон, он не был мужем Шивон, а потому так и остался безымянным. Его никогда не было рядом, и Саттон никогда с ним не встречалась.
Итану это казалось ужасно печальным. Его родители были добрыми, щедрыми людьми, хотя он плохо понимал их, как и они его. Теперь их обоих не стало. Они умерли тихо и незаметно с разницей в четыре месяца, когда ему было двадцать два. Он был расстроен, но не опустошен. Родители очень рано отправили его в школу-пансион Маунт-Сент-Мэри, и он видел их только на каникулах. Итан всегда любил читать; именно школа сформировала его личность, самоуверенную и творческую. У него было хорошее детство, но для себя ему хотелось чего-то другого. Он всегда мечтал о дружной и энергичной семье: бегающие на заднем дворе дети, шумно играющие собаки, сногсшибательная и безумно влюбленная жена. Безопасность и стабильность.
Американская мечта. В конце концов, именно поэтому он и приехал в Америку.
Безопасность и стабильность. Он пытался, боже, еще как пытался.
Звякнул телефон – пришло сообщение от Айви.
«Я ее не видела и не разговаривала с ней, с тех пор как уехала. Мы болтали в четверг, и все вроде было в порядке. Мне надо вернуться? Тебе нужна помощь?»
Айви всегда готова была прийти на помощь и очень облегчала им жизнь.
«Нет, уверен, она ушла только для того, чтобы сделать нам больно», – написал в ответ Итан.
Айви послала эмодзи, которое он расшифровал как закатывание глаз. Итан не разбирался в эмодзи. И в текстовых аббревиатурах. ЛОЛ. КМК. Господи, когда вдруг стало так сложно писать нормальными словами?
Нетерпеливо затренькал дверной звонок, как будто на него много раз давили толстым пальцем – конечно, так оно и было. Итан открыл дверь теще, и та вплыла внутрь, как королева, а потом повернулась к нему.
– И чем ты на этот раз так расстроил мою дочь?
Крашеные черные волосы она засунула под выцветшую бейсболку; выглядела она неопрятно и пахла перегаром. Видимо, они с муженьком накануне вечером крепко приложились к бутылке. Они любили проводить вечеринки и тусовки в загородном клубе с другими пьянчужками, любили хорошо поесть, выпить отличного вина и посетовать на судьбу. Милая парочка.
– Я не делал ничего плохого. Проснулся утром, а ее нет. Она оставила записку.
– Покажи.
Проглотив слова, которыми хотелось ответить, Итан повел тещу на кухню и отдал ей листок. Шевеля губами, она прочитала записку трижды, а он не переставал удивляться, каким образом эта примитивная и грубая женщина произвела на свет титана – его жену.
Хотя, когда у Саттон бывали плохие времена и срывы, он видел в ней частичку Шивон.
Женщина положила записку и скрестила руки на груди:
– И куда, по-твоему, она пошла?
Ее тон был на удивление бесстрастным, лишенным привычной агрессии в сторону Итана.
Он покачал головой:
– Я надеялся, что тебе придет что-нибудь в голову. Я уже обзвонил ее подруг. Они сказали, что не разговаривали с ней.
– Ты рассказал им о записке?
– Упомянул в разговоре с Филли и Айви. У меня возникло ощущение, что Филли что-то знает, но не хочет говорить.
Шивон махнула рукой:
– Филли обожает драмы и надеется, что от Саттон что-то интересное перепадет и ей. Грустная женщина, живет только другими. Она ничего не знает, иначе уже радостно примчалась бы.
Шивон покрутила уголок записки и села за стол.
– После того, что случилось с ребенком, Саттон была в плохом состоянии, – сказал Итан почти через силу, не желая открывать эту дверь.
Но ему требовалась помощь тещи, будь она проклята.
Шивон кивнула на удивление серьезно.
– Разве можно ее в этом винить?