– Угу, совершенно согласна.
– Вот Вальтер заявляет, что у них с Вивиан был открытый брак, а потом ее сестра сообщает, что понятия об этом не имела. – Я пригубила мартини – он был раз в пять крепче того, что мы пили во Дворце, и похож на жидкий огонь. Я отставила бокал с твердым намерением больше его не трогать. – Потом еще: доктор Шах заявляет, что Вальтер мошенник, а Ева – что он гений. Ну и кто прав?
– С годами я обнаружила, что правда обычно лежит где-то посередине. Где-то посередине между крайностями. Вот, дарю крупицу обретенной мудрости. – Она пригубила собственный мартини и прикрыла глаза от удовольствия. – А какие у тебя ощущения от Вальтера Фогеля?
– Я ему не доверяю. С другой стороны, я мало кому доверяю.
– Да-а, – Дороти пристально посмотрела на меня, – я так и думала, что ты не из доверчивых.
Я, может, и набралась, но не настолько, чтобы, подобно Дороти, удариться в задушевный тон. Я бы хотела еще раз повторить, что моя способность доверять и сближаться сформировалась на основе не одного эпизода и даже не серии эпизодов в моей жизни. Каждый из нас – это загадочное сочетание опыта и бесконечного числа склонностей и привычек, этим опытом сформированных. И вряд ли в обозримом будущем я смогу заняться разрешением этой загадки с должным тщанием. А у вас все иначе? Правда?
– Дальше, – продолжала я без промедления, – Лора заявила, что между Вивиан и Полом произошла какая-то размолвка в ночь ее смерти. Чего она касалась? Может, Лора солгала, а может солгал Пол, или он просто забыл упомянуть этот эпизод.
– Угу-угу.
– Лоре я особо не доверяю. Не понимаю, почему она соврала о том, что приехала в среду, хотя на самом деле приехала во вторник.
– Согласна, это очень странно.
– Хорошо, Питер упомянул, что видел ее.
– Да, прямо мурашки по коже, когда от моего сына выходит толк, – хохотнула Дороти, как следует приложившись к мартини.
– Ну и конечно вся эта замута с Шахами.
Дороти широко распахнула глаза.
– Ты поверила им?
– Я поняла! – воскликнула я. – Нет, им я не поверила, и их ложь еще выйдет им боком. Я вот о чем: я уверена, что они не врут обо всем, что там действительно что-то происходит. Иначе зачем им выдумывать всю эту историю? Но, возможно, они решили, что Вальтер все равно ее упомянет…
– И он упомянул, – вставила Дороти.
– Именно. Так что, полагаю, они решили, что лучше опередить его. Изложить свою версию. Потому что согласно ей у каждого из них появляется мотив. Что думаешь?
– Да, у каждого из троих. – Дороти медленно кивнула. – Один бог знает, на что пойдут родители, лишь бы отдать ребенка в хороший колледж.
– Да-да, счастье в детях, – добавила я. – Но, возможно, Алекс в самом деле взбесился – мужчины неспособны смириться с отказом. Может, он вляпался в движение инцелов, их нынче много в интернете.
(На случай, если вы не в курсе: «инцел» – сокращенный перевод от involuntary celibate – «сохраняющий целибат против воли». Так называет себя прослойка мужчин, которые сбиваются в кучу онлайн и жалуются, что им не перепадает секса, который женщины им обязаны предоставлять по умолчанию. Отсюда их женоненавистничество. Веселитесь!)
– Эм, давай надеяться, что нет.
– Но представить, как Алекс выбирается из постели, пока родители спят, несложно.
– Жаль, что промежуток, когда все случилось, такой большой – целых шесть часов, и его нельзя сузить. Хотя, если Анна Шах действительно слышала какую-то возню в спальне утром четверга, получается, что убийство произошло уже засветло.
– А может она все придумала, и убийство произошло раньше, когда ее сын улизнул, чтобы повидаться с Вивиан. И не хочу ни в чем обвинять жертву, но я легко могу представить, что Вивиан дурно к нему отнеслась – дразнила, лежа в ванной, и насмехалась над его чувствами. Подростки все воспринимают чересчур остро, и его могло…
– Перемкнуть, – закончила Дороти.
Я наблюдала, как она размышляет над сказанным, потягивая мартини мелкими глоточками, и, не успев сообразить, что творю, взяла собственный бокал и отпила из него. Хм-м, оказалось все не так уж и плохо. Это был сигнал, что я пьянею все сильнее, но я проигнорировала его и, покачав напиток, отпила хороший глоток.
– Честно говоря, у каждого из них был мотив, – сказала я. – За исключением, возможно, Пола. Хотя… тебя бы бесило, если бы пришлось зарабатывать деньги, будучи домашней прислугой в доме друга? Прости, но он мне показался слишком уж жизнерадостным. И дерганым. Что-то там нечисто.
– Согласна, – кивнула Дороти. – Особенно если поверить в то, что ему не платили. Хотя мне это кажется маловероятным.
– Самый очевидный подозреваемый – Вальтер, как самый мотивированный.
– Да, супруги по всему миру каждый день мечтают прибить друг друга, – сухо заметила Дороти.
– И прибивают, – добавила я. – Его мотив, я так думаю, должен быть связан с Евой. Что-то мне подсказывает, что она далеко не так спокойно относилась к этой теме с открытыми отношениями. Возможно, она хотела убрать Вивиан с дороги.
– Такое возможно.
– Но ты сказала, что она вне подозрений…
– Ну да, я ее обманула.
– Хорошо-хорошо, тем более она точно так же могла нас водить за нос, да?
– Ага. Токсикологическая экспертиза в любом случае была бы сделана, но пытаясь ускорить этот процесс, Ева создавала видимость своей невиновности. Очень ловко, если она как-то замешана в преступлении.
– Классический двойной блеф. – Я отпила еще. – Кстати, а ты разглядела, как они с Вальтером целовались на кухне?
– Вообще нет, но было очевидно, что между ними что-то происходило.
– И когда ты спросила Вальтера про его роман…
– Кинула удочку наугад.
– И поймала.
Мы стукнулись бокалами.
– С Шахами мы уже разобрались, – продолжала я выкладывать свои домыслы, – там у нас сочетание страсти и ненависти, хотя можно поспорить, что убийство ради сохранения репутации имеет больше отношения к материальной выгоде, а потому мотивом, очевидно, становится нажива.
– Смотрю, кто-то изучал творчество Ф.Д. Джеймс[569], – заметила Дороти.
Я кивнула.
– Четыре причины преступления: любовь, страсть, ненависть и жадность. И в этом деле наличествуют все четыре.
– Однозначно.
– Интересно, что, собственно, жадность, как мотив, можно приписать только Лоре, хотя богатство там не ахти какое. Но фамильные ценности явно много значили для нее, и все равно в подобных случаях глубинным мотивом является некая неутоленная жажда.
– Аминь.
– Как ты думаешь, она неровно дышит к мужу жены?
– К Вальтеру?
– Все возможно, – ответила Дороти. – Я стараюсь напоминать себе об этом как можно чаще.
– Может, это объясняет, почему она так расстроилась, услышав о романе Вальтера? Я понимаю, рассердиться за дурное отношение к сестре, но тебе не кажется, что когда она так на нас сорвалась, это было уже слишком?
– Кажется, – подтвердила Дороти. – Знаешь, не могу отделаться от мысли, что если мы поймем мотив, то и дело раскроем. Потому что – и это весьма примечательно – возможность совершить преступление была у всех.
– Любой из них мог это сделать, – согласилась я.
– Угу. Но тут в каждом углу по мотиву, как мы уже обсуждали. И некоторые серьезнее других.
– Таким образом, вперед вырывается Вальтер Фогель и Шахи, так? – осмелилась высказаться я.
– Полагаю, что так, – с сомнением в голосе отозвалась Дороти. – Я просто не могу отделаться от ощущения, что что-то упускаю. Что-то, лежащее у меня прямо под носом. – Она всплеснула руками, умудрившись не пролить оставшуюся в бокале жидкость. – По правде говоря, у меня весь день складывалось впечатление, что я брожу на ощупь в темноте. И как ни грустно признавать, мне это чувство очень знакомо. – Она запрокинула голову, допивая остатки, а когда заговорила снова, ее голос звучал тише, характерные металлические нотки смягчились. – Знаешь, все, чего я всегда хотела – это помогать людям. Обернуть во благо трагическую гибель мужа. Приносить пользу. Понимаю, никто мне не верит, когда я так говорю…