Мы оказались в огромной кладовой. По левую сторону от меня выстроились контейнеры для овощей с несколькими сортами картофеля, мелкими кривыми луковицами – я решила, что это лук-шалот, – морковью всех цветов радуги в пучках. В углу размещались запасы макаронных изделий и крупы, а по правую сторону на полках из грубых досок выстроились сотни банок с консервами. Освещение здесь было приглушенным, а воздух прохладным – как я поняла, ради сохранности продуктов. Бетонная лестница посередине комнаты вела, должно быть, в винный погреб, а в противоположной стене виднелась дверь, ведущая на кухню, и из-под нее просачивался свет, позволявший разглядеть все помещение.

– Это я не ради того, чтобы напугать вас, – поспешила успокоить меня Ева, – просто уединиться можно только тут и еще в паре комнат.

– Мне тут очень нравится, – промолвила я: после залитых светом просторов Дворца, где ты все время находился словно на огромной сцене, я была рада очутиться в подобном чудесном закутке. – От Приемной… совсем другое ощущение.

– Ненавижу это место, жду не дождусь, чтобы уехать отсюда. – Ева вздрогнула и охватила себе тонкими руками. – Это все какой-то бесконечный кошмар.

– Я даже не буду вас уверять, что представляю, каково это.

– Не знаю, как у Вальтера хватает сил что-то делать. Он и так переживал из-за финансирования, а ведь он занимается очень важным проектом. Вы слышали о нем?

– М-м-м… что-то связанное с регенерацией кожи, так?

Она кивнула.

– Его технология изменит жизни многих людей: детей, которые родились с деформацией лица, обгоревших людей, пациентов с раком кожи. Мне кажется, люди не понимают, что Вальтер изменит весь мир. И моей обязанностью является позаботиться, чтобы вокруг него все работало как часы. Но сейчас… сейчас везде царит бардак.

В ее голосе я отчетливо слышала преданность своему делу, ощущала ее энтузиазм. Она явно была великолепной помощницей – но только ли помощницей? Конечно же, личная помощница, которая влюбляется в своего босса – это ужасное клише. Но как любое клише, оно появилось не на пустом месте.

– Так что вы знаете о судмедэкспертах из Мэна? – Должно быть, на моем лице отразилась такая озадаченность, что Ева снова улыбнулась, прежде чем продолжить: – Очевидно, столько же, сколько и я. Не волнуйтесь, я просто подумала, вдруг вам в какой-то момент приходилось иметь с ними дело. Возможно, когда ваша начальница была еще сенатором. Хотя, подозреваю, это было довольно давно, а вы были слишком молоды, чтобы работать на нее, верно?

Она решила, что я – еще одна помощница Дороти, и я не могла разубедить ее по двум причинам: во-первых, соглашение о неразглашении запрещало мне сообщать кому бы то ни было суть моих обязанностей; во-вторых, если Ева продолжала бы считать нас коллегами, я получила бы куда больше шансов раздобыть какие угодно сведения. Внезапно я поняла, что помещение, где мы находились, представляет собой прекрасную декорацию к нашему разговору – две служанки из простонародья шушукаются в буфетной, обсуждая своих великосветских хозяев.

– Я поступила к ней на работу совсем недавно, – пояснила я. – А вы?

– Я здесь уже десять месяцев. Вернее, не здесь, слава богу, у меня жилье в Портленде, там находится офис Вальтера.

– А вы сами родились в Мэне?

Она красноречиво посмотрела на меня – Мэн не может похвастать особым расовым разнообразием, и на фоне белого населения темнокожая Ева бросалась в глаза.

– Я выросла в Мичигане, но учиться приехала в колледж Боудин. На Вальтера я начала работать еще на четвертом курсе.

Таким образом, ей исполнилось двадцать два или около того. Я понимала, что она молода – но не настолько.

– Вообще-то мне очень нравится в Портленде. – Ева оглядела кладовку. – И честно говоря, жду не дождусь, когда туда вернусь. Наверное, это очень красивый дом, но в нем нет души.

– Понимаю, что вы хотите сказать, – согласилась я. – Так а что за история с судмедэкспертами? Это с одним из них вы сейчас говорили?

Она кивнула.

– Его зовут Натан Ислингтон, он доктор медицины, но в данном случае вернее сказать «доктор мудак». Он приехал и забрал тело в… – Она осеклась. – Если не хотите, я не буду рассказывать. Это нудная и мерзкая история.

– Да вы шутите? Я сгорю со стыда, если признаюсь, сколько свободного времени потратила, залипая во всякие криминальные сводки. А нудными и мерзкими историями я зарабатываю себе на жизнь.

– Что ж, тогда дело было так: он приехал днем во вторник, забрал тело Вивиан, и поскольку смерть наступила не от естественных причин, требовалось произвести вскрытие, которое он и сделал утром в пятницу.

– То есть вчера, – внесла я ясность.

– Вчера, – подтвердила Ева. – Она утонула. Отключилась после огромной дозы снотворного и соскользнула в воду.

– Даже так? – удивилась я, смакуя подробности. – Я была не в курсе.

Ева снова кивнула.

– Когда ее нашел Вальтер, она лежала на дне, но мы-то все знаем, что ее убили таблетки, поэтому я стараюсь убедить его сделать токсикологическую экспертизу как можно быстрее. Я… в интернете говорят всякие гадости, и я пытаюсь уладить все так, чтобы Вальтера не дергали лишний раз. Ему и так приходится несладко.

Я кивнула, но не могла не задуматься, хочет ли Ева, чтобы смерть Вивиан как можно скорее осталась в прошлом, ради благополучия своего босса или ради самой себя.

– Вы знаете, токсикологическая экспертиза занимает куда больше времени, чем показывают в «CSI» или «Законе и порядке», – заметила я.

– Я вот как раз осознаю это. И как назло именно сейчас морги переполнены наркоманами, скончавшимися от передозировки. – Она поморщилась. – Так что у них там аврал.

– Как вам вообще удалось с ним связаться?

– В этом как раз вся загвоздка, – ответила Ева. – Вальтер знаком с доктором Ислингтоном и отправил запрос, чтобы именно он провел экспертизу. Но теперь ситуация поворачивается против нас, потому что сейчас по телефону он разговаривал со мной, как полный козел, а я, видимо, не могу даже жалобу теперь на него подать.

– И сколько, по его словам, займет экспертиза?

– До двух месяцев.

Я сочувственно покачала головой: несомненно, это был возмутительно долгий срок. Мы нынче привыкли к тому, что многие вещи выполняются благословенно быстро, даже мгновенно, но для составления отчета судмедэксперта требуется привести в движение многие шестеренки. Я проверяла информацию, это занимает минимум месяц.

Ева смущенно взглянула на меня чуть исподлобья.

– И я надеялась, что сенатор Гибсон поможет подтолкнуть процесс.

– Вы можете называть ее Дороти, – подсказала я, – все так делают.

– Знаете, я ведь голосовала за нее, – призналась Ева. – Очень жаль, что она проиграла.

Я не дала разговору принять душещипательный оборот.

– Я спрошу ее, – предложила я, – но особо рассчитывать на удачу не стала бы.

– Спасибо вам огромное. – Ева испустила длинный вздох. – И вот надо было подобному случиться именно сейчас. Понимаю, звучит ужасно, зато честно.

– А вам не нравилась Вивиан, так?

– С чего вы это взяли? – резко спросила она.

Я пожала плечами. Если отвечать честно, то временами мне нравилось заваривать кашу. Как и у всех младших детей в семье, глубоко в душе у меня таилась склонность подначивать, дразнить, захватывать врасплох.

– Просто возникло ощущение, – ответила я. – Знаете, мы ведь виделись однажды – она натолкнулась на нас с Дороти. Она мне показалась… непростым человеком.

– Можно сказать и так, – осторожно проговорила Ева.

– Не хочу говорить плохо о покойных, но… вы удивились, когда это случилось?

– Вы имеете в виду то, что она покончила с собой?

Я кивнула. Ева помедлила с ответом, но я терпеливо ждала – проще всего заставить человека что-то рассказать, если тянуть и тянуть неловкую паузу, и тогда любого сразу подмывает заполнить возникшую в беседе тишину.

Ева вздохнула – и сдалась.

– Я редко встречала настолько эгоистичных людей, как Вивиан, и была откровенно шокирована при известии, что она покончила с собой. Я бы скорее подумала, что… – Она снова запнулась. Я промолчала. – Я пытаюсь сказать: куда осмысленнее было бы предположить, что ее убили. В том числе и поэтому я хочу, чтобы причину смерти зарегистрировали официально, на бумаге. А может, это главная причина. Потому что пока отчет медэкспертизы не подтвердит, что это было самоубийство, слухам и предположениям не будет конца.