Состояние было сродни тому, что она испытывала сразу после рождения Джека, когда ее охватила загадочная лихорадка. Три дня у нее стояла температура, на определенном этапе подскочившая до 39. Лихорадка неясного происхождения, как гласил диагноз. Какой-то своей частью Селия осознавала, что должна беспокоиться. Тревогу на лице Оливера и мрачные выражения туманно вырисовывающихся врачей она вполне различала.

Новорожденный сын казался особенно непонятным и далеким. Джек не брал грудь. Как, впрочем, и бутылочку. Только и делал, что голосил. Через день после всего этого он уже воспринимался чужим ребенком, а потом и вовсе не ребенком, а каким-то визжащим созданием, которое она теперь обречена таскать с собой до конца жизни. Уже поговаривали о кормлении малыша через зонд. Родильным отделением потихоньку начинала овладевать паника, в то время как Селия продолжала безмятежно пребывать в своей лихорадочной Никогдании.

Наконец, по прошествии трех дней, таинственная болезнь отступила. Она снова стала Селией Пэрриш, а Джек ее ребенком. Жизнь вошла в обычное русло. Он брал ее грудь, набирал вес. Научился стоять, улыбаться, ходить и разговаривать. Превратился в прекрасного мальчика, а потом и в ладного и умного парня, нашел себе чудесную девушку. Вот только порой, когда Селия сталкивалась с его гневом из-за сущей ерунды, когда видела его нахмуренный в раздражении лоб – и когда застала его за просмотром того ужасного видео на компьютере, и еще когда заметила выражение его лица после бегства Лекси Лириано из их дома, – ей всегда вспоминалось визжащее создание у нее на руках, наотрез отказывающееся успокаиваться. И тогда она задумывалась, а знает ли своего сына вообще.

История, выложенная им на кухне по возвращении из школы вместе с Оливером, звучала крайне тревожно – по крайней мере, поначалу. Прошлым вечером они были у Бондурантов. Находились в доме, где произошло убийство. Джек, Ханна, Кристофер и Иден, с которой Ханна познакомилась несколько месяцев назад. И они часто так делали, пользуясь отсутствием Билла и Бетси. Но скрывали свои посиделки и врали, потому что Бондурантам вечеринки юнцов приходились не по душе. Сначала они просто тусили. Но потом между Кристофером и Иден возникли трения. Парень, несомненно, мечтал, чтобы они стали парой, но у девушки планы были иные. Обстановка несколько накалилась, но к полуночи, когда Джек и Ханна покинули дом, все вроде бы улеглось. Во всяком случае, так им показалось. А на следующий день ввели режим изоляции, и они узнали о смерти Иден. Джек позвонил отцу, возвращавшемуся домой из Коннектикута.

Дальше рассказ продолжил Оливер. Он велел Джеку оставаться в школе и ни с кем не разговаривать. Прибыв днем в Эмерсон, забрал сына вместе с Ханной. Придя к заключению, что дети ни в чем не виноваты, муж отвез девушку домой, чтобы она все рассказала родителям. И только тогда они и предстали перед ней – отец и сын, готовые к встрече с полицией.

– Мог бы и позвонить, – упрекнула мужа Селия. – Я места себе не находила.

– Знаю. Тут я дал маху. Мне хотелось выяснить все подробности, прежде чем вводить тебя в курс дела, но… Я принял неверное решение.

– Так что теперь? Ты позвонил в полицию?

– Вообще-то, они сами недавно мне позвонили. И сейчас я собираюсь посоветоваться с Элейн Отто, после чего мы и дадим показания.

Элейн возглавляла в его фирме отдел защиты по уголовным делам. Селию подмывало поинтересоваться, так ли уж необходимо консультироваться у подобного специалиста, вот только без насущной надобности Оливер и не стал бы этого делать.

– Говорят, появилось некое лицо, представляющее оперативный интерес, – сказала вместо этого она.

– Это Кристофер, – отозвался Джек. – Должен быть он.

– Кристофер? Они хотят сказать, это он убил ту девушку? Но это же невозможно!

Сын промолчал, однако, судя по выражению лица, самому ему это не представлялось таким уж невозможным. У Оливера зазвонил телефон: это оказалась Элейн. Мужчина поспешил в свой кабинет для разговора.

– Как ты? – спросила Селия у Джека.

– Да типа в шоке. Но держусь.

Женщина внимательно посмотрела на него. Что-то не так. Да, озвученная история объясняла ложь сына про вчерашний вечер. Они развлекались в неположенном месте. Вот только причина его расстроенного вида утром по-прежнему оставалась неясной. Не вязалось время: только что он сказал, что узнал о смерти Иден днем.

– Джек, что на тебя нашло сегодня утром?

– Ты о чем?

– Когда ты явился домой. Ты был расстроен.

– Да просто устал.

– А мне показалось…

– Ма, я просто устал, понятно?

Вернулся Оливер, уже не такой хмурый, как по прибытии домой. Сейчас он пребывал в родной стихии, занимался разрешением проблем.

– Так, – уверенно произнес он. – Поехали.

Когда машина въехала на стоянку полицейского участка, для Селии настало время спускаться со своего облачка умиротворенности обратно на землю. Время снова становиться самой собой. Атмосфера перед зданием царила суматошная. Меж фургонами с антеннами и логотипами и расставленными яркими прожекторами сновали взбудораженные люди: пресса за работой. Перед выходом из машины Оливер объявил, что на допрос пойдут только он и Джек. Сложности им были ни к чему. Селию не обрадовало, что ее оставляют не у дел, однако она понимала, что сейчас не лучшее время для споров. Сейчас верховодил муж – не только отец Джека, но и его адвокат.

Они быстро прошли через толпу: первым Оливер, расчищая путь своим крупным телом, в кильватере за ним храбрящаяся Селия под руку с Джеком. Внутри им велели подождать. Муж принялся расхаживать по фойе, она же сидела рядом с Джеком, стараясь источать уверенность – каковой ей определенно недоставало. Наконец, появился Цорн, начальник полиции. Его сопровождала чернокожая женщина – Селия рассудила, что это детектив. Оливер обменялся с обоими рукопожатиями и после краткого и, по видимости, безрадостного разговора жестом подозвал Джека. Цорн всячески избегал взгляда Селии, хотя и неоднократно бывал у них на деловых вечеринках. Детектив, впрочем, удостоила ее вежливым кивком. А потом они все удалились.

Селия сидела совершенно неподвижно, целиком сосредоточившись на задаче не выдавать своих чувств, если кто-то из репортеров следит за ней через окно. Этому она научилась еще в детстве – превращаться в статую послушной добродетели, не привлекающую внимания отца. Просто не шевелись, наставляла мать, и ничего плохого не произойдет. То была еще одна ложь.

Входные двери раздались, впустив сначала волну взбудораженных воплей, а мгновение спустя и Элис, обнимающую за талию явственно перепуганную Ханну. Их сопровождал полицейский в форме, признаков же Джеффа не наблюдалось. Страж порядка направился к дежурному за пуленепробиваемым стеклом, а Ханна буквально рухнула на пластиковый стул рядом с телефоном-автоматом в другом конце фойе. Элис заметила подругу и устремилась к ней.

– Какого черта тут творится?

– Разве тебе не рассказали? – поразилась Селия.

– Да конечно! Просто нагрянули копы и приволокли сюда.

– Вчера вечером они все были с той девушкой, которую убили в доме Бондурантов. Джек, Ханна и Кристофер.

Зеленые глаза Элис округлились.

– Боже мой! Что за бред! То есть… Что? Да как же такое…

– Оказывается, они собирались там, когда Билл и Бетси уезжали.

– Но что произошло?

Селия покосилась на Ханну. Та закрыла лицо волосами, соорудив подобие занавески, сквозь которую могла наблюдать за женщинами. Пряталась у всех на виду.

– Похоже, это мог сделать Кристофер, – прошептала Селия. – Джек говорит, он и та девушка подрались.

У Элис в буквальном смысле слова отвисла челюсть.

– Да ты что!

– Думаю, он сейчас в полиции.

– Кристофер? Наш Кристофер?

Селия кивнула.

– А Джека и Ханны там не было, когда это произошло?

– Нет, они ушли раньше. Услышали об убийстве только сегодня днем. Никто из нас тоже ничего не знал, пока полиция не позвонила Оливеру.