– Мы поженились в прошлые выходные, потом провели несколько ночей в Бар-Харборе и вот теперь три дня назад прилетели сюда. Невероятное место… Подожди, скоро ты попробуешь их кухню.

– Надеюсь, она роскошная, иначе я разозлюсь. Все мне только о ней и говорят.

– О нет. Надеюсь, я не переусердствовала с ее рекламой, – сказала Джилл, похоже искренне расстроившись. Она была красива, как фотомодель, – натуральные светлые волосы и узкий носик, который наверняка побывал под скальпелем пластического хирурга.

– Шутка, – сказала Эбигейл. – Поверь, меня легко впечатлить едой. Если сегодня вечер пиццы, я буду в восторге.

Ее слова, похоже, успокоили Джилл, и Эбигейл поинтересовалась у нее, откуда она. Услышав, что та из Северной Дакоты, ничуть не удивилась. И дело не только в широко раскрытых глазах и вежливости, но и в том, что Джилл так и не избавилась от местного акцента. Как оказалось, она пять лет прожила в Лос-Анджелесе, пытаясь пробиться в актрисы – «это гораздо сложнее, чем ты думаешь», – а потом встретила Алека, кинопродюсера, который снял несколько боевиков, имевших успех в зарубежном прокате. Она упомянула один фильм, а именно триллер об альпинистах, премьера которого только что прошла на «Нетфликсе», но Эбигейл о нем не слышала.

– А как тебе здесь без компьютера и мобильника? – спросила она.

– О боже… Сначала я умирала от скуки, но теперь мне лучше. Ты даже не представляешь, как часто мне хочется проверить телефон.

– А я с нетерпением этого жду. В смысле вообще пожить какое-то время без телефона.

– Нет, ты не думай, на самом деле это прекрасно. Честно говоря, у меня такое ощущение, что за последние несколько дней я прожила больше, чем за последние пару лет. Я плавала каждый день. Сегодня утром нарисовала картину. Мы с Алеком… у нас так много общего! Это потрясающе!

Джилл тараторила как из пулемета, а ее голос был неестественно высоким. Эбигейл невольно задумалась, всегда ли она говорила в такой манере, или же ей было не так весело в ее медовый месяц, как она утверждала.

– Сколько еще вы пробудете здесь?

– Еще пять дней. Хочу попробовать себя в парусном спорте, но, если честно, я немного боюсь глубокой воды. Просто мне кажется, что если я хочу преодолеть свой страх, то сейчас самое время, понимаешь, да?

– Да, – сказала Эбигейл. – Смотрю, ты не теряешь время зря… А чем занимался Алек?

– Он уже бывал здесь раньше, несколько раз, так что просто рад расслабиться. Ему нравится бродить по лесу, и еще он читает. В основном книги, которые он хотел бы экранизировать, но Алек утверждает, что это не имеет к его работе никакого отношения.

Джилл посмотрела через плечо Эбигейл, и та повернула голову. В главный корпус вошли трое мужчин и не спеша направились к бару.

– Здесь гораздо больше мужчин, чем женщин.

– Знаю, – сказала Джилл. – Большинство из них – айтишники из Калифорнии. Их отправляют сюда для тимбилдинга. Сначала мне казалось, что я провожу медовый месяц в каком-то мужском клубе, но, думаю, в этом нет ничего страшного. Честно говоря… – Она наклонилась и зашептала: – Я надеялась, что наш медовый месяц пройдет на солнечном пляже, но, думаю, мы можем отправиться в такое путешествие в любое время.

– Здесь хорошо, – сказала Эбигейл. – Но да, это не тропики.

– Это точно, – согласилась Джилл и допила шампанское. Малина покатилась по бокалу и шлепнулась ей о зубы. Она вытащила ее пальцем и съела, как раз в тот момент, когда один из сотрудников курорта – на этот раз женщина, но в тех же брюках цвета хаки и белой рубашке – вышла и встала рядом с Брюсом. Тот прервал разговор с Алеком и повернулся к ней. Она сказала, что столик готов.

Обеденный зал располагался прямо рядом с холлом; он был примерно в два раза меньше, но тоже огромный, с панорамными окнами от пола до потолка. В небе все еще оставалось немного света, достаточного, чтобы был виден пруд. Ее и Брюса провели к столику на двоих у одного из окон. Женщина, выступавшая в роли хостес, зажгла на столе свечу, после чего вручила каждому по листку бумаги с меню. Ужин состоял из четырех блюд, по два-три варианта на каждое блюдо.

– О боже, – прошептала Эбигейл.

Изучив меню, она оглядела зал. Большинство столов были накрыты на двоих, но имелся и длинный общий стол, тянувшийся через середину зала, и кое-кто из мужчин, которых она видела, пока пила коктейль, теперь сидели за ним. В самом зале было невероятно тихо, и Эбигейл про себя решила, что было бы лучше, если б на заднем плане играла музыка, пусть это и противоречит эстетике курорта.

Пришел официант с густой темной бородой и длинными, собранными в пучок волосами. На нем была та же униформа. В качестве закуски Эбигейл заказала тортеллини с лобстером и гранатовый сорбет, в качестве основного блюда жареного мэнского лосося, а на десерт – апельсиновое крем-брюле. После того как Брюс сделал заказ, официант спросил, хотят ли они, чтобы к ним вышел сомелье и предложил им бутылку вина, или же они предпочитают разные вина в бокалах к каждому блюду. Брюс посмотрел на Эбигейл. Но та лишь пожала плечами и сказала, что полагается на то вино, которое выберет официант.

– Как ты думаешь, какое здесь соотношение сотрудников и гостей? – спросила она, как только официант ушел.

– Точно не знаю.

– По моим прикидкам, по крайней мере пять к одному, верно?

– Из того, что я слышал, сегодня поздно вечером прибывает больше гостей. В иные моменты здесь никого нет, а бывают такие, когда тут проводятся выездные мероприятия целой компании или многолюдная свадьба.

– И что же делает персонал, когда никого нет?

– Все они получают годовую зарплату, и она не меняется в зависимости от количества гостей. В одни месяцы они заняты, в другие – могут взять отпуск и отправиться в путешествие. Это рассказал мне Чип. У всех у них двухлетний контракт.

– Мне немного неловко от того, что сомелье сидит там и отчаянно надеется, что кто-то наконец спросит его и он сможет кому-то что-то порекомендовать…

– Думаю, ему хватает работы. Он подбирает все вина.

– Знаю. Это я просто к слову.

Эбигейл и Брюс на миг умолкли. Теперь, когда свеча на их столе была зажжена, в окне отражались они оба.

– Не говори, если тебе неудобно отвечать на этот вопрос, но сколько стоит приехать сюда? – спросила Эбигейл после короткого колебания.

Брюс слегка нахмурился, и Эбигейл поспешила добавить:

– Нет, не говори мне. Наверное, я зря это спросила.

– Нет, нет, – сказал он. – Всё в порядке. Я заколебался, потому что простого ответа нет. Я был здесь первоначальным инвестором, так что, по сути, я совладелец, и я плачу ежегодные взносы.

– То есть ты можешь приезжать в любое время?

– В общем, да.

– Получается, ты выбрал это место для нашего медового месяца, потому что на самом деле это было дешево?

– Точно, – улыбнулся он.

Принесли первое блюдо, тортеллини Эбигейл и тартар из говядины для Брюса.

– Просто из любопытства: во сколько это обойдется тому, кто не является совладельцем?

– Не скажу, – ответил он. – Это может испортить тебе ужин.

– Тогда можешь сказать мне после ужина.

– Конечно, – улыбнулся Брюс. Эбигейл была почти уверена, что он этого не сделает.

Она отрезала небольшой кусочек от своей единственной тортеллини, посыпанной черным трюфелем, и откусила. И тотчас пришла к выводу, что ничего вкусней никогда не пробовала.

После ужина, сытые и главным образом сонные, Брюс и Эбигейл встали из-за стола и вернулись в холл. В баре было несколько мужчин.

– Стаканчик на ночь? – спросил Брюс.

– Боже мой, нет, – сказала Эбигейл. – Но ты бери, если хочешь.

– Может, я закажу в баре виски и попрошу доставить его в номер… Ты уверена, что ничего не хочешь? Например, «Бейлис»?

– Спасибо, не надо.

Эбигейл стояла в центре зала, прямо под люстрой, которая почему-то казалась более тусклой – может, свечи догорели, а может, это были не свечи, а просто сложная иллюзия… Эбигейл посмотрела на нее, но у нее не было очков для дали, и люстра казалась размытой. На нее снова нахлынуло чувство нереальности, которое она периодически испытывала с момента встречи с Брюсом, но на этот раз оно сопровождалось ощущением пустоты. Это было сочетание чрезвычайной роскоши и чувства, от которого она никак не могла избавиться, что Брюс все еще ей чужой. Но было и что-то еще – пустота этого курорта; она напомнила ей театральную сцену после окончания сезона. И отозвалась эхом.